– Странное же место вы нашли, чтобы спрятать Финни, мистер Си тон.

– Я тоже так думаю, – сказал Лайонел. – Но бедняга Финни ничего не имеет против парочки скелетов достопочтенных Лейси. Сами понимаете. И мне совершенно не хотелось, чтобы над ним измывались все окрестные констебли.

Тут суперинтендант решил задействовать тяжелую артиллерию.

– Вы раньше пользовались этим склепом как тайником? Не поэтому ли вам пришло в голову спрятать там Финни Блэка?

– Я вас не понимаю.

– Не вы ли положили окровавленную одежду Освальда Ситона в склеп, где я обнаружил ее прошлой ночью?

– Окровавленную… Черт побери!

Этот удар совершенно потряс собравшихся. Джанет схватилась рукой за горло; Роберт сложил губы трубочкой, как будто хотел присвистнуть; Мара растерянно глядела на Лайонела, и только он один, казалось, вполне владел собой.

– Так дело не пойдет, – сказал он. – Прежде всего, если бы я убил Освальда Ситона, я бы ни за что не стал прятать Финни там, где до этого спрятал одежду своей жертвы – вы что, меня за полоумного считаете, что ли? И, во-вторых, если бы я убил Освальда, я бы вообще не стал прятать Финни, во всяком случае живого. Присутствие Финни в доме было бы для меня очень опасно. Я бы столкнул его в реку – вы знаете, что он не умеет плавать? Или запер бы его в склепе, но мертвым. Сами подумайте, зачем мне все это? – Этот поразительный молодой человек хладнокровно смотрел прямо в глаза Блаунту. По-моему, – добавил он, – весь этот шум вокруг Финни вы подняли потому, что думаете, будто Финни знает, кто убил Освальда.

Тут Найджел внезапно осознал, что весь этот спектакль разыгрывается отчасти ради Мары. Девушка действительно стала как-то по-иному, другими глазами смотреть на Лайонела, будто видела его теперь в другом свете. Нужно сказать, что то же самое происходило и с суперинтендантом Блаунтом.

– Ладно, хорошо, – махнул он рукой. – С вами я еще поговорю. Сержант, введите Финни Блэка.

Как всегда, когда на сцене появлялся карлик, все происходящее стало походить на какой-то жуткий гротеск. Что же ждет нас теперь? Правление собирается побеседовать с кандидатом на высокий пост? Или намерено посоветоваться с оракулом? Нет, подумал Найджел, глядя, как эта пародия на человека взбирается на стул рядом с суперинтендантом Блаунтом и устраивается поудобнее; ноги у Финни торчат горизонтально, как у младенца, разинутый рот зияет черным провалом, на щеках жизнерадостный румянец. Ни дать ни взять – кукла перед номером чревовещателя. Иллюзия эта усиливалась тем, что голова Финни как автомат поворачивалась к Блаунту всякий раз, когда тот задавал новый вопрос, а также тем, что с губ карлика срывалось лишь невнятное кудахтанье.

– Теперь, Финни, ты должен рассказать нам правду, всю правду, понимаешь? – говорил Блаунт. – Мистер Ситон хочет, чтобы ты рассказал нам всю правду. Правильно?

– Да, Финни должен рассказать всю правду, – подтвердил Роберт Ситон.

– Я буду задавать тебе вопросы, – продолжал Блаунт. – Ты можешь кивать, когда хочешь сказать „да“, и качать головой, когда хочешь сказать „нет“. Если не знаешь, что ответить, можешь поднять руки кверху. Если не поймешь вопроса, подними одну руку. Тебе все ясно?

Финни забулькал и изо всех сил закивал.

– Хорошо. И вот еще что, Финни, многие из этих вопросов тебе уже задавали – не обращай на это внимания. Ты знаешь, что здесь был убит человек?

Финни кивнул.

– Ты сам его убил?

Финни быстро затарахтел, брызгая во все стороны слюной, и так затряс головой, что казалось, она вот-вот оторвется и отлетит в сторону.

– Ты видел этого человека живым в ту ночь, помнишь, когда была сильная гроза?

Финни покачал головой.

– Ты нашел его голову, забрался с ней на этот высокий каштан и спрятал ее там?

Финни был явно озадачен. Он провел рукой по лицу, словно вытирая пот или смахивая паутину, потом неуверенно поднял и вторую руку.

– Ты не понял, о чем я тебя спрашиваю?

– Я думаю, он не понял, о какой голове идет речь, – высказал предположение Роберт Ситон.

– Ага, ясно. Финни, я говорю не о глиняной голове, не о скульптуре мистера Ситона, которую ты взял перед тем, как убежал. Я говорю о настоящей… – И он добавил: – О той, у которой была кровь на шее.

У Финни просветлело лицо, и он радостно закивал.

– Ты взял эту голову и спрятал на дереве, на самой верхушке?

Кивок.

– Ты нашел ее… э… где-нибудь в доме?

Финни покачал головой.

– На улице?

– О Боже! Прошу вас, – воскликнула Мара Торренс, готовая расплакаться, неужели мы должны слушать… Это как игра в вопросы и ответы… Это невыносимо…

– Успокойтесь, мисс Торренс! Возьмите себя в руки! – резко приказал суперинтендант. – Финни, ты нашел эту голову – ту, что была в крови, – в… э… маслодельне, может быть?

Финни закудахтал и закивал, раскачиваясь и подпрыгивая на стуле.

– Значит, в маслодельне. Голова была в сетке? – Движением циркового фокусника Блаунт вытащил откуда-то из пустоты плетеную сумку и показал ее Финни. – В такой вот? Или в похожей?

Карлик кивнул.

– Когда ты нашел голову в маслодельне, – мы скоро выйдем из дома, и ты мне покажешь, где именно ты ее нашел, – так вот, когда ты ее нашел, видел ли ты там и тело человека?

Финни покачал головой.

– Значит, не видел. В маслодельне горел свет? Электричество?

Финни покрутил головой, но что-то его беспокоило, это было видно по его лицу. Он сделал жест, будто что-то пишет. Блаунт тут же положил перед ним карандаш и бумагу, и Финни, высунув от усердия язык, с трудом нацарапал, слово.

– Ага, понимаю. Фонарь. Там был фонарь? Он горел?

Кивок.

– 0-очень хорошо, Финни. У тебя прекрасно получается. Ты молодец. Ты знаешь, сколько примерно было времени, когда ты нашел голову?

Финни поднял обе руки.

– А ты не помнишь, когда ты вошел в маслодельню, дождик шел или нет?

Большая голова Финни, казалось, вот-вот отлетит: так энергично он ею затряс. Затем он поднял к потолку обе руки и поразил зрителей, изобразив что-то вроде пантомимы. Карлик встал на стул и глухо зарычал, бешено вращая глазами.

– Молния и гром, – догадался Лайонел Ситон.

– Превосходно, Финни! Отлично! Когда ты вошел в маслодельню, были гром и молния, а дождя не было?

Карлик закивал и с отвратительной улыбкой оглядел всех присутствующих, в восторге от собственной сообразительности хихикая и хлопая в ладоши. Потом снова сел на свое место.

– Когда ты нашел голову, ты видел там, рядом, еще и кучу одежды?

Кивок.

Ты забрал эту одежду и спрятал ее где-то в другом месте?

Финни покачал головой.

– Ты уверен, Финни? Это не ты положил одежду в склеп, туда, где я нашел тебя вчера вечером?

Финни изо всех сил закрутил головой. Реннел Торренс неожиданно с присвистом вздохнул.

– Ты вообще не трогал ту кучу одежды в маслодельне, когда увидел ее?

Карлик снова покачал головой.

– Очень хорошо. Теперь скажи, Финни: когда ты в ту ночь вышел из дома и зашел в маслодельню, а потом спрятал голову и отправился гулять, ты кого-нибудь видел поблизости? Кого-нибудь, кого ты знаешь?

Ничто в голосе Блаунта не выдавало важности заданного им вопроса. Люди вокруг стола окаменели. Ручка, которой Бауэр заносил в блокнот вопросы и ответы, застыла в воздухе. Финни выглядел очень взволнованным и напуганным. Часто мигая, он умоляюще смотрел на Роберта Ситона.

– Ты должен рассказать правду, все, как было, – ласково произнес поэт.

Финни закудахтал, немного погримасничал, повертелся на стуле. Потом точно так же, как Мара Торренс тогда, в июне, когда она кончиком сигареты показала на первую жертву своей затеи, Финни обвел всех сидящих за столом жестом указательного пальца вытянутой руки и остановился на Реннеле Торренсе.

Художник вскочил на ноги.

– Это ложь! – заорал он. – Он не мог меня видеть! Я был…

– Сейчас же сядьте, мистер Торренс, и не перебивайте больше, иначе мне придется попросить вас выйти из комнаты, – сердито оборвал его Блаунт.