Из кухни появился ее дворецкий. Гастингс выглядел не так безупречно, как обычно: он был без фрака, на руке у него висело полотенце.

– Куда вы собираетесь, мадам?

Белл надела новый черный плащ, подбитый мехом. Она свысока взирала на дворецкого. Она была выше Гастингса, и это, казалось, давало ей преимущество.

Белл с легкой улыбкой посмотрела на полотенце: таким же пользовалась ее мать – с синими и красными полосками на белом фоне.

– Извините, – смущенно начал Гастингс, – я… помогал мисс Мэй готовить ужин.

Белл с трудом сосредоточилась на Гастингсе. Она улыбнулась и пожала ему руку:

– Очень хорошо, Гастингс. Она, конечно, этого заслуживает.

Пожатие повергло дворецкого в явное замешательство.

– Простите, Гастингс. Я забыла один из главных уроков: никакой фамильярности со слугами. Ну, ничего, я скоро все усвою, способности у меня отличные. – В ее глазах вспыхивали насмешливые искорки. – С таким учителем, как вы, я далеко пойду: перестану замечать и вас, и Мэй, и Роуз.

Гастингс выпрямился, расправил плечи и даже без фрака, с полотенцем в руках превратился в образцового дворецкого:

– Вы совершенно правы, мадам.

Белл едва не поморщилась, глядя на этого человека: почему он не чувствует себя оскорбленным? По-настоящему Гастингс задет был всего один раз: когда она вела себя не так, как подобает хозяйке дома.

– Ну что ж, – Белл накинула капюшон, – я пошла.

– На улицу, мадам?

– Да, Гастингс. Мне давно пора подышать свежим воздухом.

– Но погода портится! – напомнил он.

Белл открыла дверь. Вместе с потоком воздуха внутрь влетели сухие листья. Она постояла неподвижно, чувствуя, как ветер играет ее волосами. А что, если он так и не приедет?

– Ты слышишь эти голоса, Гастингс? – прошептала Белл, не поворачивая головы.

Невилл Гастингс придвинулся ближе:

– Какие голоса, мадам?

Она вздрогнула, и эта дрожь странным образом передалась дворецкому.

Белл с облегчением рассмеялась.

– Ну и хороши же мы с вами! – воскликнула она, покачав головой. – Вы прислушиваетесь к голосам благопристойности, а я – к диким голосам ветра. Как вы думаете, почему так происходит?

Покосившись на хозяйку, Гастингс переступил с ноги на ногу. В этот момент из кухни прибежала низенькая толстушка, седоволосая и розовощекая.

– Что тут происходит? – спросила женщина с сильным ирландским акцентом.

– Я иду гулять, Мэй!.. – с усмешкой объяснила Белл.

– Гулять?

– Да, на улицу.

– Но ведь ужин почти готов!

Белл посмотрела на нее с сожалением. Она полюбила Мэй с того самого дня, когда агент прислал ей повариху и дворецкого с рекомендательными письмами.

– Мне очень жаль, дорогая, но я поужинаю сегодня где-нибудь в ресторане.

– В ресторане? Одна? Но ведь это неприлично! – неодобрительно произнесла Мэй. – Разве я не права, мистер Гастингс? Это просто неприлично. За всю свою жизнь я не слышала ни о чем подобном!

– А теперь услышали. Я иду ужинать – и ни вам, ни Гастингсу, ни этой надвигающейся буре не остановить меня.

Ветер был очень сильный, но Белл почти не обращала на него внимания. По прибытии в Бостон она обошла все улицы в Бэк-Бэе в поисках подходящего дома. Белл ходила целыми днями, не замечая, что прохожие как-то странно на нее поглядывают, а дети откровенно потешаются над ее неуклюжей походкой. К концу шестидесятимильного переезда из Ренвилля в Бостон она возненавидела тесный экипаж, мчавшийся с невообразимой скоростью, поэтому предпочитала бродить по городу пешком.

Этим вечером, однако, она почти не видела ни людей, ни экипажей. Улицы были пустынны. Пригибаясь под напором ветра, она шла по Арлингтон-стрит. Справа от нее лежал городской парк. Его литая чугунная ограда, унизанная острыми наконечниками, производила неприятное и даже угрожающее впечатление.

Она направлялась к Чарлз-стрит. Там, как она узнала от отца еще в детстве, находился ресторан «Снегирь» – внушительный, величественный и элегантный.

Белл глубоко вздохнула. Она чувствовала, как в ней пульсирует жизнь, и ей это нравилось. Волнение улеглось.

Она никогда еще не бывала в ресторане. Главное для нее сегодня было выбраться из дома, но тут Белл задумалась. А как входят в ресторан? Что при этом полагается говорить? Тяжелая деревянная дверь выглядела так же неприветливо, как и чугунная ограда парка. Может быть, отложить посещение? Но тогда ей придется есть именно то, от чего она решила в этот вечер отказаться!

Прежде чем ее смелость иссякла, Белл открыла дверь и вошла.

– Разрешите вам помочь, мадам? Оглядевшись в тускло освещенном вестибюле, Белл различила человека в ливрее, видимо, француза. Его лицо выражало явное неодобрение. Заглянув внутрь ресторана, она не заметила там ни одной дамы без сопровождающего.

– Разрешите вам помочь, – раздраженно повторил человек в ливрее.

– Да. – Она выпрямилась. – Подыщите мне место!

При этих словах его густые кустистые брови приподнялись, но прежде чем он успел возразить, Белл высокомерно бросила:

– Что-нибудь не так?

Этот тон она усвоила во время пребывания в отеле «Вандом», дожидаясь, пока съедет хозяин дома. Сидя в вестибюле, среди статуй и горшков с цветами, Белл наблюдала за важными особами, мужчинами и женщинами. Она была наблюдательна и скоро поняла, как люди добиваются желаемого независимо от того, заслуживают они этого или нет. Зрелище было не слишком приятное, но поучительное.

Белл было отвернулась, испытывая отвращение к себе, но тут же решительно заглушила голос совести. Нет, она во что бы то ни стало добьется, чтобы ее впустили: ведь она надеется, что кулинарные изыски даруют ей короткое забвение.

– Послушай, любезный, – сказала Белл, расправляя плечи, – ты, кажется, не понимаешь, кто я такая!..

Начало, пожалуй, было не слишком удачным. В конце концов, кого волнует, кто она такая? В этом городе полно важных особ.

– На этот раз я закрою глаза на ваше дерзкое поведение, – сухо продолжала она. – Вечер такой ненастный, что вы, вероятно, предпочли бы сидеть дома. Но предупреждаю: впредь держите себя в руках.

Выпрямившись, с бьющимся сердцем, Белл повернулась в сторону главного зала:

– Вот этот столик мне подойдет, любезный.

Она бросила ему плащ и пошла вперед медленной и, как она надеялась, величественной походкой. После того как к ней подошел официант и отодвинул для нее стул, Белл наконец свободно вздохнула.

В меню перечислялись блюда, о которых она никогда ничего не слышала:

«Голубь по-корнуэльски, с рисовым гарниром.

Пирог с мандаринами.

Кальмар под сливочным соусом…»

Господи, насколько лучше жаркое и картофель!

Наконец она заказала луковый суп, зимний салат с цикорием, еще что-то под названием пате де фуа гра[1]. Блюдо было, несомненно, французское и, следовательно, очень вкусное. Французские повара ценятся во всем мире.

Ужин подали поразительно быстро. Белл подозревала, что это объяснялось не столько слаженной работой, сколько стремлением как можно скорее избавиться от нежелательной посетительницы.

Суп был неплох, салат вполне съедобен, что до пате де фуа гра… Жаркое с картофелем, вероятно, было бы куда вкуснее. По-настоящему ей понравились только булочки.

Со вздохом Белл подняла салфетку, прикрывавшую серебряную хлебницу, и заглянула внутрь. Как она и ожидала, там не осталось ни одной булочки. И ни одного официанта поблизости. Откинувшись на спинку стула, Белл задумчиво огляделась и заметила на соседнем столике, совсем рядом, полную хлебницу. За столиком, спиной к ней, сидел посетитель. Он был поглощен чтением лежавшей на столе газеты «Бостон глоуб».

– Извините, – сказала Белл.

Посетитель даже не шевельнулся.

– Извините, – повторила она, слегка нагибаясь в его сторону.

Он чуть-чуть приподнял голову. Белл испугалась, что он возвратится к своей газете и сделает вид, будто ничего не слышал. Но не успела она что-либо предпринять, как посетитель медленно повернулся.