Герцог чувствовал все это так, будто княжна сама ему обо всем рассказывала.

Она ощутила его присутствие, хотя он не издал ни звука, и, обернувшись, увидела, как он смотрит на нее, Они разглядывали друг друга, а затем герцог не торопясь приблизился к ней и встал рядом.

– Вы вспоминали о своем доме? – спросил он так, будто продолжал начатую беседу.

Она не стала притворяться, что не понимает его.

– Я отдаляюсь от него все дальше и дальше.

– Его там больше нет, – сказал он, – и не стоит оборачиваться в прошлое.

– У меня теперь нет ничего, чем я могла бы… заменить его, – ответила она.

Она говорила правду, и ей нечего было возразить.

Они помолчали, и он сказал:

– Воспоминания – удел старых людей, у вас же – целая книга с чистыми страницами, которые предстоит заполнить.

Ему показалось, что на губах княжны мелькнула легкая улыбка, когда она ответила:

– Если бы мы могли распоряжаться своей судьбой (а нам, конечно, этого не дано), то как бы мы воспользовались такой возможностью? Увы, нам приходится лишь повторять вслед за Омаром Хайямом:

Рука, явившись в небесах,

Перстом судьбу нам начертила;

И не вернуть ее назад,

Чтобы хоть строчку изменила.

Герцог рассмеялся.

– Я не верю в это, – сказал он, – и мне ближе другие строки:

Не знаем, что ждет нас – рай или ад вечный;

Зато знаем точно, что жизнь быстротечна.

Княжна наконец улыбнулась по-настоящему.

– Интересно, кто теперь читает мою книгу Омара Хайяма? – сказала она. – Я любила ее и рисовала маленькие картинки на ее полях.

– Если вы любите поэзию, то в моей библиотеке вы найдете немало стихов.

– Да, я знаю, – , ответила она, – и это удивило меня.

Она сказала это не подумав. Спохватившись, что допустила бестактность, сама того не желая, она быстро добавила:

– Извините. Я не должна была так говорить.

– Мне хотелось бы, чтобы вы говорили искренне, – ответил герцог. – Я догадываюсь, что вы скорее всего ожидали найти в моей библиотеке современные романы и спортивные хроники.

Она удивленно и пытливо взглянула на герцога и впервые подумала, а может, он вовсе не такой, каким она его представляла.

Он спокойно сказал ей:

– Теперь вы хотите прислушаться к своей интуиции, которая так свойственна всем русским.

Он будто вспугнул княжну, она резко парировала:

– Почему вы говорите… так? И почему вы хотите показать, что… читаете… мои мысли?

– Я могу читать их.

– Тогда, пожалуйста… не делайте этого.

Она вновь отвернулась и стала всматриваться в горизонт, и он знал, что теперь она думает не о России, а о нем.

– Мне кажется, вы согласитесь, – сказал он, – что в нас много общего и мы могли бы говорить о многом, интересном для нас обоих. Помните, как хорошо сказано у Омара Хайяма? – Она не отвечала, и он прочитал на память:

Ты – словно дверь, к которой нет ключа,

Завеса, за которую не взглянешь;

Давай поговорим хотя б о мелочах,

И для меня понятнее ты станешь.

Наступила пауза.

– Отец ждет меня, – произнесла наконец княжна. – Я должна идти.

Не взглянув на герцога, она ушла, и он не пытался задержать ее.

Он облокотился о поручень и размышлял об их разговоре, который казался таким необычным особенно для молодой леди.

Он чувствовал, что все-таки после беседы в каждом из них сохранилось что-то недосказанное.

Более того, герцог был твердо убежден, что княжну тоже яе покидало ощущение какой-то недоговоренности между ними.

Княжна по-прежнему оставалась неуловимой.

– Будь я проклят! – воскликнул он. – Почему она не может хотя бы проявить благодарность, как остальные?

Не утешали его и слова князя Ивана, который воскликнул за завтраком:

– Вы и представить себе не можете, Бакминстер, что для нас значит после стольких лишений спать в удобной постели, сидеть за таким изобильным столом и знать, что еды хватит еще на целый день.

Князь сказал это в порыве чувств и, как бы устыдившись собственной откровенности, засмеялся и добавил:

– Извините меня. Я понимаю, что сдержанному англичанину я могу показаться чересчур эмоциональным.

– Я прекрасно понимаю ваши чувства, – ответил герцог, – и думаю, что всем нам было бы неплохо иногда более чутко относиться к эмоциональной откровенности друг Друга.

Герцог понимал, как Гарри удивляется ему, а Нэнси сказала:

– Ты прав, Бак. Мы так привыкли сетовать и заниматься только собственными проблемами, что забываем порой о других людях, живущих вдалеке от нас. Вот, скажем, как князь Иван, который может поведать дам о гораздо более тяжелых испытаниях.

– Этого-то я все-таки и не должен делать, – сказал князь, – и если я начну жаловаться, прикажите мне замолчать. Просто сейчас я хотел выразить благодарность.

– Я знаю, – сказал герцог, – а когда вы закончите завтракать, может быть, нам прогуляться вместе на палубе?

– Да, конечно, – согласился князь, поняв, что герцогу хочется поговорить с ним.

Они вышли из салона, несмотря на то что Долли совершенно недвусмысленно давала понять, что хотела бы составить им компанию на прогулке.

Торопливо обходя яхту вдоль борта вместе с князем, герцог объяснял:

– По-моему, нам следовало бы поговорить о вашем будущем до того, как мы прибудем в Александрию.

– Конечно, я тоже думал об этом, – сказал князь. – Я уже говорил, что у меня есть немного денег в Каирском банке, если на мой счет не наложен арест.

– Вряд ли, они должны быть там, – ответил герцог, – но это, наверное, небольшая сумма.

– Да, небольшая, – ответил князь. – Деньги в египетской валюте, они были у меня, когда я посещал Каир в 1910 году. Мне не надо было переводить из( в Санкт-Петербург, и я оставил их там на случай, когда еще раз посещу Египет.

Он улыбнулся и добавил:

– Теперь мне они очень пригодятся, единственное мое сбережение.

– У вас есть друзья в Египте?

– Я считал их друзьями, – ответил князь, – и тогда они были по-человечески привязаны ко мне, но теперь, когда я без положения и без денег, буду для них только обузой.

Герцог не стал уверять князя в верности его друзей.

Он слишком хорошо понимал, какая пролегла бездна между бывшим состоятельным князем Иваном и нынешним бездомным человеком, бежавшим из России.

С трудом верилось, что хоть кто-то обрадуется его прибытию в Египет и окажет ему содействие.

Герцог не питал особых иллюзий насчет преданности светского общества и сам не был уверен, что те, кто теперь лебезит перед ним, поддержали бы его, окажись и он в подобной ситуации.

Вслух же он сказал:

– Было бы не совсем верно ожидать слишком многого от бывших так называемых друзей.

– Я и сам об этом думал, – отвечал князь, – но мне трудно строить какие-либо планы, когда, как вы знаете, я несу такую ответственность за судьбу Великого князя и Милицы.

– Я мог бы пока позаботиться о его императорском высочестве, – сказал герцог.

Князь повернулся к нему с надеждой в глазах.

– Вы действительно оставите его у себя?

– Я обещаю, что позабочусь о них обоих, – сказал герцог. – и у меня к вам предложение, которое, по-моему, может вас заинтересовать.

Он понял, что князь стремится подобрать подходящие слова благодарности за то, что он взял на себя часть бремени, и, не давая ему договорить, быстро продолжил:

– Вы не были в курсе происходящих событий и, наверное, не знаете, что в прошлом году в Долине Царей напротив Луксора обнаружили нетронутую гробницу одного из фараонов.

– Это очень интересно! – воскликнул князь.

– Тутанхамон, хотя и умер очень молодым, был похоронен с несметными сокровищами, таких раньше нигде еще не находили.

– Поразительно!

– Лорд Карнарвон, финансировавший эту экспедицию, мой друг, – сказал герцог. – Когда я разговаривал с ним, он уверял меня, что там должно быть еще много не менее великолепных гробниц, еще не тронутых грабителями и не обнаруженных археологами.