Я повернулась к нему. Присущее ему самодовольное выражение куда-то подевалось. Его глаза, обычно темные и угрожающие, выглядели уязвимыми, даже одинокими. Не знаю, почему, но первый раз в жизни, мне стало его жаль.

Я поднялась обратно на крыльцо, одним взглядом давая ему понять, что лучше со мной не шутить. Будто услышав меня, он тут же поднял руки и отступил в сторону, позволяя мне пройти внутрь.

— Где мы можем поговорить?

Доминик закрыл за мной дверь и кивнул подбородком в сторону своего логова-кабинета в конце коридора.

— После тебя, — сказал он, жестом предлагая проходить.

Я прошла именно с той скоростью и уверенностью, которые бы говорили, что я точно знаю, что делаю. Но мое сердце пело совсем другую песню, и я была уверена, что он ее слышал. Сев на красный кожаный диван напротив камина, я принялась рассматривать комнату, пока Доминик наливал себе выпить.

Книжные шкафы от пола до потолка закрывали стены, словно обои, превращая комнату в мрачное подземелье. Там не было ни картин в рамах, ни семейных фотографий на стенах, никаких мягких подушек или разложенных вокруг журналов, в общем, ничего, что намекало бы на присутствие здесь людей. Что в этом доме жила семья.

— Хочешь выпить? — Он поднял свой стакан, стоя рядом с деревянным столиком у стены.

Я покачала головой: меня тошнило от одного вида алкоголя.

— Могу я предложить тебе что-нибудь еще? — Он подошел к дивану и сел рядом со мной. — Пакетик сока, например?

Я сощурила глаза.

— Ты смешон.

— А ты прекрасна. — Его губы изогнулись в улыбке и он протянул руку, погладив мою щеку тыльной стороной ладони. Несмотря на то, он был холодным, это нежное касание странным образом согрело мою кожу…

Совсем не то чувство, что мне следовало бы испытать.

Дело в том, что я не хотела реагировать на касание Доминика подобным образом, ни в коем случае. Я сказала себе, что это просто затяжной эффект после его укуса — от надуманной связи которую он создал между нами, укусив — но я не могла избавиться от мысли, что в этом было нечто большее.

Наверное, я просто тоже была одинока.

— Не надо, Доминик. — Я оттолкнула его руку.

— Ты уверена, любимая? — Он с любопытством склонил голову, не сводя с меня пристального взгляда. — Я могу заставить боль уйти, — мягко сказал он голосом, обещающим наслаждение.

У меня вспыхнули щеки. Я не до конца понимала, что он этим подразумевал, но точно знала, что не хочу этого знать. Что бы он ни предлагал, оно было ядовито, и я не хотела быть в этом замешанной.

— Просто оставайся на своей стороне, а я останусь на своей.

— Как пожелаешь, ангел. — Он отодвинулся подальше, а затем сосредоточился на мне, словно на головоломке, которую пытался разгадать. — Наша близость заставляет тебя нервничать?

— Нет. — Я вскинула подбородок для пущей убедительности. Конечно же, он заставлял меня нервничать, а еще бояться, злиться и испытывать множество других неприятных чувств, которых я не понимала, но я не собиралась ему в этом признаваться. — Просто не хочу, чтобы ты влезал в мое личное пространство, вот и все.

— Как скажешь. — Он ухмыльнулся, его темные глаза впивались в меня, словно видели меня насквозь.

Избегая его взгляда, я обратила внимание на окно, выходившее на маленькую беседку в розовом саду. Было в ней что-то теплое и умиротворяющее, словно она не принадлежала этому темному месту.

— Сад моей матери, — сказал Доминик, взбалтывая свой напиток.

— Он прекрасен, — заметила я. — Должно быть, она уделяет ему много времени.

— Когда-то, наверное, так и было. Сейчас им занимаются только садовники. — Он встал и подошел к камину. Наклонившись, поднял полено и бросил его в очаг. — Не знаю, зачем я все еще им плачу. Мне следовало его вырубить.

— Что? Зачем ты такое говоришь? Он прекрасно смотрится на своем месте. — Я снова выглянула из окна на арочные шпалеры и представила, как сижу там и беззаботно читаю отличную книгу, ни о чем не тревожась.

— Он бесполезен.

— Уверена, твоя мама с этим бы не согласилась.

— А я уверен, что она ничего не сказала бы на этот счет. — Он вытащил из кармана блестящую серебряную зажигалку и поджег дрова. — Конечно, если она не заговорила из могилы без моего ведома.

У меня вспыхнули щеки.

— О. Я… прости. Я не знала.

— Святой Габриэль тебе не рассказал? — Вампир выпрямился и какое-то мгновение разглядывал огонь, прежде чем повернуться. Он опустил руки в карманы, и пламя заплясало, рисуя контур его напряженных плеч. — Я был уверен, что он не упустит шанса выставить меня ее палачом. — На его лице промелькнула тень, зависнув над ним, будто отпечаток смерти.

— Ее палач?

— Во плоти.

Мое сердце бешено забилось, колотясь о мою грудную клетку, словно сумасшедший в обитой войлоком палате.

— Ты уб-убил свою мать? — пролепетала я, ища глазами ближайший выход и прикидывая до него расстояние.

Он проследил мой взгляд к двери.

— Убил.

Я с трудом сглотнула, в горле пересохло. О чем, черт возьми, я думала, придя сюда?

— Едва появившись на свет, — продолжил он, натянуто улыбнувшись. — Так что можешь сказать, что я убийца со дня своего рождения.

Мое сердце сжалось в груди, когда я осознала печальную суть ситуации.

— Она умерла, давая тебе жизнь.

— Поэтично, не правда ли? — Он поднял стакан с каминной полки и сделал длинный глоток.

— Это не твоя вина, Доминик. — Я не могла поверить, что защищаю его, но это нужно было сказать. — Ты был всего лишь младенцем.

— Но я все равно виновен. Мой отец не уставал напоминать мне об этом каждый божий день. — Он вернулся обратно к дивану и снова сел. — Такую цену приходится платить за преступления, я полагаю.

— Твой отец — идиот, — выпалила я, не думая дважды. — Он был неправ тогда, и неправ сейчас.

Доминик задумчиво посмотрел на меня, и его темные глаза похолодели.

— Не делай этого, ангел.

— Не делать что?

— Не нужно меня жалеть. — Он наклонился ближе. — Не чувствуй ко мне ничего. Я знаю, что я такое и у меня нет в этом сомнений. Не будь глупышкой, убеждая себя в обратном.

Я не знала, что на это сказать.

Я всегда верила во второй шанс, что у каждого есть искупающие поступки и каждый заслуживает справедливости. Но Доминик был аномалией. Он не вписывался в мои предвзятые представления о мире. Он был монстром и не уставал напоминать мне об этом снова и снова. Но я все равно… мне все равно было его жаль.

Должно быть, на мне сказались переживания прошлой недели, решила я и стряхнула неуместные чувства прочь.

— Не переживай, мои чувства к тебе не изменились. Ненависть по-прежнему на первом месте.

— Как скажешь, ангел.

— Но я не откажусь от своих слов, — добавила я тихо, чтобы никто, кроме нас двоих, не мог меня услышать. — Он неправ.

Доминик кивнул, принимая это, насколько это было возможно.

Огонь тихо потрескивал, по мере того как голодное пламя поглощало дерево, будто изголодавшийся каннибал — плоть. Тишина удивительным образом успокаивала, как и пребывание здесь с Домиником — со знакомым мне дьяволом во плоти.

— Итак, насчет Амулета, — наконец, сказала я, прогоняя заклинание и все чувства, что оно могло навеять.

— Да, давай к делу. — Он оживился в предвкушении нового плана. — Надеюсь, ты изменила свое мнение насчет светловолосой жертвы?

— Нет, Доминик, — отрезала я устало. — Я не позволю моей лучшей подруге умереть.

Он закатил глаза, словно моя человечность была для него нонсенсом.

— Тогда мы переходим к первоначальному плану.

— Это к какому же? — спросила я, все еще не понимая его намерений после вчерашнего безрезультатного разговора.

— Мы убиваем Энгеля и забираем Амулет у Ромео. — Вампир помолчал. — Хотя не обязательно в таком порядке, — добавил он, вытягивая руку вдоль спинки дивана.

— Мы убиваем Энгеля, — повторила я, опешив от того, что он всерьез зациклился на своей сумасбродной идее. — Ты так говоришь, будто это возможно, и это не он отправил на тот свет несколько поколений Воинов.