Почти одновременно, с хлопком и душераздирающим шипением, из шайтан-трубы вылетает огненная плюха, чтобы через секунду расцвести на броне ярким цветком. Как-то даже несерьёзно выглядит… однако здоровенный зверь мгновенно замирает, словно подрубленный картечью кабан. И уже когда мы лихо пролетаем через площадь, где в фонтане облупленные и выщербленные пулями амурчики равнодушно брызгают струйками воды, из люков подбитого танка начинают сочиться струйки дыма.

На окраине мы отбиваем атаку каких-то здоровенных, с корову величиной тараканов, и даже негритянка неплохо отстреливается из дареной беретты от лезущих к ней в кабину бестий.

- Куда прёте, паразиты! А платить кто будет?

Кто б мог подумать, как же эти твари воняют! Но мы уже минуем последние дома, и на остановке у неуместно-голубенького павильончика в салон вваливается разноголосая толпа худосочных то ли китайцев, то ли и вовсе вьетнамцев в их соломенных шляпках конусом. Негритянка азартно спорит о чём-то с одним дедком, дёргает его за жидкую бородёнку и таки вытрясает из сконфуженного старика положенную монету.

Азиаты не обращают на нас особого внимания. Лишь скорбно поджимают губы, воспринимая как неизбежное зло - и разноцветной стайкой рассаживаются по салону.

Снова городишко, на этот раз поцелее прежнего, и вот тут-то происходит именно то, чего я боялся куда больше мин и даже выползшего невесть из какой преисподней фашистского танка.

- Духи! - внезапно орёт побледневший Лёха.

Он судорожно скармливает калашу последний магазин и высаживает локтем боковое стекло. А на той стороне улицы чинная парочка работяг в робах тащит на плече водопроводную трубу с блестящим краном, а бородатый то ли бригадир, то ли чёрт его не пойми кто указывает куда-то в нашу сторону рукой с зажатой в ней большой и похожей на гранату зелёной рулеткой.

Ствол лёхиного автомата безошибочно-плавно взмывает к своей цели, словно в замедленном кино. Однако и я уже готов - в падении с подсечкой подбиваю парня под колено да заваливаюсь поверх него меж рядов сидений.

- Снайпер, два выстрела! - ору я, но обернувшаяся мастер-сержант прекрасно замечает, как я незаметно подмигиваю глазом.

В практически замкнутом пространстве трамвая издаваемые этой длинноствольной дурой звуки бабахают не хуже дивизионной пушки. Раз, второй, а затем я поднимаю с пола парня, которого заботливо, как наседка, укрывал от кое-чего пострашнеее пуль и осколков.

И всё же, поздно - в глазах Лёхи отчётливо пляшет белочка. Самая натуральная белочка, которую на гражданке называют шизой и прочими малоприятными словечками. Однако, я упрямо пытаюсь прорваться.

- Встать, боец! Молчать! - от моего вполне унтер-офицерского рёва трусливо дребезжат оставшиеся стёкла, а пассажиры страдальчески зажимают уши.

- Почему не указал цели гранатомётчику и снайперу? Ты где учился, мать твою? Хочешь подставить своих? - я продолжаю орать и давить, давить на психику, не давая испуганно замершей белочке завершить свой танец.

В глазах Лёхи постепенно разгорается осмысленное выражение, и белочка нехотя отступает, прячет злобно оскаленные зубки…

- Отвечать, боец! - как я сам не оглох, не знаю.

Но главное - чтобы он услышал. И парень вздрагивает, а выучка тут же услужливо вздёргивает его тело в стойку "смирно".

- Виноват, товарищ…

- Флаг-капитан Валлентайн, - снисходительно роняю я и становлюсь напротив проштрафившегося в эдакой импозантной позе проводящего экзекуцию эсэсовского офицера. Ноги на ширине плеч, руки за спину, осаночка арийской бестии и морду понаглее…

А солдат преданно смотрит в глаза, ест ими начальство. В свете мелькающих за окнами ртутных фонарей лицо его кажется мертвенно-белым. И я с трудом удерживаюсь, чтоб не переправить ему через взгляд хотя бы десяток пси. Парень должен выкарабкаться сам. Впрочем, три не помешает, и пусть потом адмирал гавкает на меня сколько ему влезет… А-а, Падший побери, ещё парочку… о, другое дело! Но хватит, пожалуй, а то я и сам с этим шестым трамваем отправлюсь в палату номер… соответственно.

- Товарищ флаг-капитан, - как ни в чём ни бывало, озабоченно спрашивает удручённый закончившейся накачкой Лёха. - Там же вроде трое духов было?

- Двое. Они гражданским прикрылись, оружие ему навесили - не встречал такого, что ли?

Всё. Лёха поверил. И теперь он мой. Мой! В смысле, на этом свете.

- Повоюешь с командирское, научишься такие ситуации просекать влёт, - внушительно роняет Чайка и отворачивается к своему сектору обзора.

Дальше мы едем без особых приключений. Китаёзы, или кто они там, со своими корзинками и разговорчиками хань-лань высыпаются на окраине шумного колхозного рынка. А потом… потом трамвай с усталым дребезгом выехал на мост через угрюмую голубовато-свинцовую реку, и посматривающий вперёд из выбитого окна Лёха восторженно вопит:

- Москва! Бля буду, Москва!

Ещё пару минут, и мы, грязные и усталые, вываливаемся наружу. А красота ведь, и мир - не ценят их гражданские. Асфальт умыт майскими дождями, девчонки в коротких платьях цокотят каблучками, а бульвар весь укрыт цветущей сиренью. Лёха с улыбкой провожает одну деваху взглядом, и в ответ в шалых от веселья глазах девчонки безошибочно можно прочесть номер мобильника.

Однако я уже утаскиваю группу в переулок, а то на этакую банду с прорвой всякого отнюдь не пацифистского железа в руках начинают уже и коситься. Дворами, вон к тому неприметному, утопающему в зелени особнячку со вроде бы и несуществующим штабом…

Я возникаю в "предбаннике" аки чёрт из коробочки, и двое хмурых часовых послушно затыкаются, наткнувшись взглядами на мой кулак. А левая рука моя вскидывается в сторону, и по команде:

- Группа-пять, строиться! - мои орлы и орлица послушно возникают в шеренгу.

- Полковник у себя?

Часовые откровенно ошалели от такого появления в святая святых режимного объекта, но послушно кивают. И я залихватски отдаю команду своим. Чеканя шаг так, что от зависти умерли бы отбывающие повинность на посту номер один ребятишки, мы всей шеренгой топаем вперёд, и портрет Паши Судоплатова со стены одобрительно смотрит нам вослед.

Сцена, когда мы, грязные, небритые и с бандитскими рожами сквозь бронированную дверь вламываемся в кабинет начальника отряда, описанию просто не поддаётся. В принципе. Отвисшие челюсти, вскинутые навстречу стволы - всё в ассортименте. И всё же, обошлось - вон, полкан уже обнимает Гоблина как родного сына. А Лёха лупит их обоих по спинам и орёт благим матом так, что безлико-служебная люстра на потолке отзывается тоненьким звоном.

- Ладно, полковник, получил своих архаровцев обратно? Плесни им грамм по двести - и уж вестимо, не минералки. А нам с Чайкой ещё надо к особистам завернуть.

Все настолько ошарашены вернувшимися с того света двумя парнями, что даже не успевают или попросту забывают поинтересоваться - а кто же мы такие, и вообще, и в частности. Потому мы с эльфкой быстренько вываливаемся в коридор и тут же уходим в боковое, очень кстати полутёмное ответвление…

Всё, ребятушки-спецназушки. Плевать, что на самом деле ваши исколотые транквилизаторами тела сейчас валяются в психушке. Плевать. Завтра вы проснётесь абсолютно здоровыми и чертовски голодными. На радостях пару раз нагнёте нестарую ещё санитарку - к её тайной радости. А дальше, после осмотра у получившего соответствующий звоночек главврача в погонах, спокойно разъедетесь по домам. Наконец-то снимете опостылевшую крапчатую форму.

И потом останется у вас в памяти лишь… да, хреново было там, очень хреново - а потому вспоминать совершенно неохота. Пусть оно забудется.

Навсегда.