Фабиана вдруг неизвестно каким образом будто услышала его мысли, замерла.

— Извините меня, милорд, я, признаться, чувствую себя не совсем хорошо... Да, вы правы, у меня никого больше нет, к кому бы я могла обратиться за помощью. Разве что к лекарю Ульману, но он вряд ли мне сможет помочь, как и господин Листан эрн Верст, что ведёт сбережения моих покойных родителей. А мой брат Танор… я не знаю, что с ним случилось… он изменился, он не был таким. Мы всегда были вместе, пока он не вступил на службу, а я уехала в женский пансион...

Фабиана говорила сбивчиво, горячо и с волнением, ей и впрямь давались тяжело слова, теперь он это видел — сколько всего было внутри неё: беззащитность, беспомощность, негодование, разочарование, боли о прошлом, о том, что её предали… В какой-то мере он вдруг увидел в ней себя — зверька, бьющегося в бессилии в запертой клетке. Да что говорить, она была вынуждена бежать из дома, не зная куда, выдавать себя за простолюдинку, согласиться на эту авантюру с браком. Кажется, и в самом деле её дела обстоят хуже некуда. А он пытается ещё и давить на неё, загонять в рамки и добиваться ответа. Чем он лучше её дядюшки?

В глазах фиалки неожиданно блеснули слёзы.

— …Простите, — выдохнула она и резко отвернулась, прячась, хрупкие плечи вздрогнули и мелко задрожали.

Хэварт поднялся. Чего он не ожидал, так это то что фиалки примется плакать. Едва он оказался рядом, чтобы немедленно успокоить, как в дверь постучали.

Фабиана вздрогнула и, глянув на Ламмерта, отступила в сторону, отвернувшись совсем. Гнев всплеснул бурей, что может такого случиться, что его прерывают от разговора?!

В кабинет, не дожидаясь приглашения, влетел Аскил, вид его был таким всполошённым, будто управляющий гонялся по всему замку за Бортом, чтобы посадить его в клетку, что бывало раньше.

— Простите, милорд, — вытер тыльной стороной ладони лоб, покосился на Фабиану, что встала возле окна. — К вам прибыла Игнэс эрн Ларси.

Хэварта даже передёрнуло от имени бывшей любовницы. Что? Хотелось зарычать — сколько можно?! Что ей ещё нужно?! Кажется, он предельно ясно объяснил ей что к чему. Разве нет?

Фабиана, услышав знакомое имя, всё же обернулась.

— Аскил, — подступил к управляющему Хэварт, — я тебе уже говорил, что для госпожи Ларси Ристол закрыт, — раздражённо потёр шею, глядя на мужчину.

— Я помню, милорд, но, — Аскил бросил косой взгляд на девушку, уж слишком управляющий вёл себя неестественно.

— Говори.

— Она утверждает, что знает что-то о… милорде Витларе.

Хэварт резко выдохнул, словно его ударили в грудь тупым обухом. Мысли заметались вместе с растерянностью. Желание сказать, чтобы она проваливала туда, откуда пришла, смешались с необходимостью услышать о брате. Зачем она это делает? Для чего? Хэварт на грани интуиции чувствовал подвох, но любая зацепка сейчас важна. Любая.

— Так что прикажете, милорд? — после затяжного молчания спросил Аскил.

— Простите, я пойду к себе, — оживилась Фабиана, направляясь к двери.

Хэварт хотел остановить её, попросить, чтобы она осталась, ведь они не договорили. Как это всё не вовремя! Игнэс имела чутьё, в какой момент явиться и разрушить всё, перевернуть с ног на голову. Но не мог приказывать Фабиане, в конце концов, ей нет дела до его отношений с Игнэс.

Хэварт позволил ей уйти, а следом волна разрушительного гнева обрушилась на него лавиной, затопив разум. Готов был сейчас всё рушить вокруг, но сделал другое:

— Впусти её, — велел управляющему.

Тот кивнул и удалился.

Хэварт прошёл к столу, смёл с него все бумаги, которые не должна видеть Игнэс. Но подумал и вышел в гостиный зал — у них больше не те отношения, что были раньше, он поставил точку.

Аскил, войдя в зал, раскрыл дверь, впуская девушку внутрь. Игнэс прошла вперёд, не сводя глаз с Ламмерта, рассматривая его издалека. Управляющий поклонился и поспешил удалиться.

— Ты даже не поздороваешься? — спросила спокойно Игнэс.

Хэварт скользнул взглядом по её фигуре: простое дорожное платье гармонично сидело на ней, подчёркивая все достоинства фигуры его обладательницы. На руках белые перчатки, волосы, уложенные в нехитрую причёску, свободно спадали локонами на спину. Высокомерная колючая роза. Фабиана на её фоне казалась нежным хрупким цветочком в тонком лёгком платьице и золотом густых волос, которые она скромно собирала в узел.

— Прошло не так много времени, как ты покинула Ристол.

Игнэс усмехнулась. Хэварту показалось, что он снова попал в кошмар, от которого, думал, что уже избавился.

— Благодаря тебе.

— Ты снова начинаешь? Зачем ты приехала?

Опускаться на диван Хэварт не хотел, как и приглашать девушку располагаться. Он хочет знать, что она скажет. Что знает. И пусть убирается прочь. И так же знал, что за это она потребует свою цену, не будь она эрн Ларси. Всё это напоминало болото, из которого чем больше он пытался выкарабкаться, тем сильнее его утягивало на дно.

— Знаешь, я ведь переступила через свою гордость и приехала к тебе, чтобы помочь, несмотря на то, что ты выставил меня.

— Я не сомневался в твоей бескорыстности, — прозвучало неоднозначно, но Игнэс приняла его слова ровно в той мере, в которой меряет свои поступки сама, и усмехнулась ещё шире.

Наверное, ему следовало говорить более сдержанно и не так остро, но это было невозможно.

Она прошла вперёд, незаметно приближаясь, закатные лучи, что лились в окна потоком, играли бликами в её волосах, погружая в мягкий свет, и от этого взгляд её казался глубоким и проникновенным, почти искренним. Но он ей не верил, ни одному слову, жесту, взгляду. Вся она соткана из лжи и лицемерия. Хотя положительные стороны тоже имела — с ней было легко. Ровно до того времени, пока эта иллюзия не рушилась.

— Я не настолько плоха, как ты придумал себе, — она сощурила глаза, вглядываясь едко, — как быстро ты забываешь обо всём хорошем! Но ладно, не будем ворошить прошлое и открывать заново раны, — выпалила горячо Игнэс, приподнимая острый подбородок. Наконец, хоть одно разумное решение. — Будем считать, что я хочу помочь тебе из старой дружбы.

Хэварт в сомнении приподнял бровь, не поверив своему слуху.

— И я закрою глаза на то что ты взял в жёны эту… эту… — лицо Игнэс покраснело от ярости, она сжала губы, удерживая себя от оскорблений, качнула головой. — Почему, Хэварт? Я не понимаю. Она ведь тебе совсем не подходит. Это бледная моль. Зачем она тебе? Она тебе в подмётки не годится. Когда вы успели познакомиться? Ты меня разочаровываешь с каждым разом, Хэварт, что с тобой случилось? Что? Скажи!

В её голосе звучало столько яда, презрения и негодования, что хотелось закрыть её рот надолго. Похоже, было ошибкой впустить её, грубой ошибкой. Почему он подумал, что она и в самом деле может чем-то помочь? Как опрометчиво с его стороны предпочесть её общению с Фабианой.

— Во-первых, не забывай, что ты в моём доме, — перебил гостью Ламмерт, прежде чем та намерилась продолжить, — а во-вторых, моя личная жизнь и мой выбор тебя не касается, когда ты себе это уяснишь? Не. Касается, — процедил каждое слово отчётливо со злостью сквозь зубы, почти не видя её перед собой — тёмные пятна гнева застилали взгляд. Он приблизился к ней в два шага, нависая глыбой. — Не смей так больше говорить о ней, ты ей и в подмётки не годишься. Ты продала своё тело, свою душу, и смеешь оскорблять других…

В серых глазах девушке полыхнул страх, который сменился болью, а потом чем-то непонятным — яростным, холодным, одержимым. Она и в самом деле была одержима, и ей плевать на всё, только бы получить своё. Это стало так очевидно и ясно, что Хэварт смолк на мгновение.

 — Ну же, договаривай, скажи, кто я? Потаскуха, продажная шлюха? Или ещё хуже. Кем ты меня ещё считаешь, говори же! Но чем ты лучше, Хэварт? Ты продал душу Бездне и пытаешь стоить из себя честного и чистого? Ты вор, без морали и принципов, ты преступник — вот ты кто. Интересно, твоя нынешняя жёнушка знает об этом, нет? Знает что вам угрожает? Что угрожает Витлаору? И ей тоже! — лицо Игнэс исказилось, губы дёрнулись в ядовитой ухмылке, она откинула голову и рассмеялась, истерично и надрывно. — Как быстро ты забываешь то, в чём сам находишь по горло в грязи, а ты в ней по уши, Хэварт. И всё только становится хуже. Тебе не выбраться из этого никогда. Никогда! — в глазах Игнэс блеснули слёзы, и отразилась острая ранящая тоска, такая глубокая, полная, что Хэварт на мгновение растерялся, чем и воспользовалась бывшая любовница, скользнув по вороту жилетки ладонями, обхватила шею и, подтянувшись, приникла к губам мужчины.