Он закричал:

— Помогите!

Но с его губ сорвался лишь хриплый стон.

Внезапно раздались голоса, что-то грозно кричавшие издалека. Черные звериные тени отпрянули назад и замерли в ожидании. К тому месту, где Фальк упал на колени, продолжая прижимать к себе Эстрел, подбежали люди.

— Заберите женщину, — произнес громкий мужской голос.

Другой голос отчетливо произнес:

— Что это у нас здесь? Неужели пара новых работников?

Фальку приказали встать, но он смог только прошептать:

— Не трогайте ее, она больна.

— Сейчас же встань!

Сильные руки быстро заставили его подчиниться. Он позволил им взять Эстрел. От усталости так кружилась голова, что Фальк еще долго не понимал, где он и что с ним происходит. Ему дали вдоволь напиться холодной воды, и это было единственное, что он помнил и что имело для него значение.

Его посадили. Кто-то, чью речь Фальк не понимал, попытался заставить его выпить какой-то жидкости — жгучего пойла, сильно отдававшего можжевельником. Первое, что он различил вполне отчетливо, был стакан — небольшой сосуд из мутноватого зеленого стекла. Он не пил из стаканов с тех пор, как покинул Дом Зоува. Фальк тряхнул головой, ощущая, как спиртное прочистило ему глотку и мозги, и поднял глаза.

В необъятном полу из полированного камня отражалась дальняя стена, в которой светился мягким желтоватым сиянием огромный диск. Лицо Фалька ощущало тепло, исходившее от этого диска. На полпути между ним и солнцеподобным кругом света прямо на голом полу стояло высокое массивное кресло; рядом с ним на полу обрисовывался неподвижный силуэт какого-то темного зверя.

— Кто ты?

Фальк видел контур носа и челюсти, черную руку на подлокотнике кресла. Вопрос, заданный низким и твердым, как камень, голосом, прозвучал не на галакте, а на языке Леса, хотя и на несколько непривычном диалекте.

Фальк помедлил и сказал правду:

— Я не знаю, кто я. Мою личность отобрали у меня шесть лет назад. В одном из Лесных Домов я научился обычаям людей. Я направляюсь в Эс Тох, чтобы попытаться узнать свое имя и происхождение.

— Ты идешь в Обитель Лжи, чтобы отыскать истину? Дураки и оружие мечутся по нашей уставшей Земле, но твое недомыслие не сравнится ни с чем. Что привело тебя в мое Королевство?

— Моя спутница.

— Ты хочешь сказать, что это она привела тебя сюда?

— Она заболела, и я старался найти воду. Как.

— Попридержи-ка язык. Я рад, что это не она привела тебя сюда. Тебе известно, что это за место?

— Нет.

— Это Владение Канзас, и я его Властелин. Я Повелитель, Герцог и Бог. Я несу ответственность за все, что здесь происходит. Мы тут играем в одну из самых великих игр. Она называется «Сюзерен». Ее правила стары как мир, и свободу моих действий ограничивают только законы. Все остальное — в моей власти.

Теплое прирученное светило метнулось с пола на потолок, а затем с одной стены на другую, когда незнакомец поднялся в кресле. Мягкое сияние обрисовывало контур ястребиного носа, высокого, немного скошенного лба, поджарого сильного тела с величественной осанкой и резкими движениями.

Стоило Фальку слегка пошевелиться, как мифическая тварь у трона оскалилась и зарычала.

— Значит, тебе неизвестно твое имя?

— Те, кто принял меня к себе, назвали меня Фальком.

— Отправиться на поиски своего истинного имени — нет благороднее цели для мужчины! Ничего удивительного, что это привело тебя к моим вратам. Я принимаю тебя в игру в качестве игрока, — объявил Герцог Канзаса. — Не каждый день человек с глазами, похожими на опалы, стучится в мою дверь, моля о помощи. Отказать ему означало бы проявить подозрительность и нелюбезность, а что стоит королевское величие без риска и милосердия? Тебя назвали Фальком но я не буду звать тебя так. В этой игре ты — Опал. Ты свободен в своих передвижениях. Гриффон, лежать!

— Герцог, моя спутница.

— Твоя спутница — или Синг, или их орудие, или просто женщина. Кем ты ее предпочитаешь считать? Берегись, человек, не спеши отвечать королю. Я знаю, в качестве кого ты ее держишь. Но у нее нет имени, и она не участвует в игре. Женщины моих ковбоев присмотрят за ней, и довольно, покончим с этим.

Продолжая говорить. Герцог приблизился к Фальку, медленно вышагивая по голому полу.

— Имя моего спутника — Гриффон. Читал ли ты когда-нибудь в старых Канонах или легендах о таком животном, как собака? Гриффон — имя моей собаки. Как видишь, у нее мало общего с теми желтыми тявкающими тварями, которые носятся по прериям, хотя они и родня ему. Род Гриффона, как и мой, королевский, угасает. Опал, чего бы ты хотел больше всего?

Герцог задал этот вопрос с неожиданной сердечностью, глядя прямо в глаза Фальку. Уставший и сбитый с толку Фальк был склонен говорить только правду и ответил:

— Попасть домой!

— Попасть домой — задумчиво повторил Герцог Канзаса. Он был таким же черным, как и его силуэт или тень. Старый, черный, как сажа, мужчина семи футов роста с узким острым лицом.

— Попасть домой(.

Герцог отступил в сторону, чтобы взглянуть на длинный стол, стоявший возле стула Фалька. Вся крышка стола — Фальк только теперь заметил это — была утоплена на несколько дюймов и окантована рамкой. В ней помещалась сетка из золотых и серебряных проволочек, на которых были нанизаны костяшки с отверстиями такой формы, что они могли переходить с одной проволоки на другую, а в некоторых точках — и с одного уровня на другой. Тут были сотни костяшек, размером от детского кулачка до семечка яблока, — из глины, камня, дерева, металла, кости, пластика, стекла, аметиста, агата, топаза, бирюзы, опала, янтаря, берилла, хрусталя, граната, изумруда и алмаза.

Это была моделирующая система; сходные системы имели Зоув, Лупоглазая и другие обитатели родного Дома Фалька. Систему породила великая культура планеты Давенант, хотя ей издавна пользовались на Земле. Это был и оракул, и компьютер, и орудие мистических ритуалов, и игрушка. Во второй своей короткой жизни у Фалька не хватило времени, чтобы толком разобраться в принципах работы моделирующих систем. Лупоглазая как-то обмолвилась, что ей понадобилось лет сорок—пятьдесят только для того, чтобы научиться обращаться с ней, а ее моделирующая система, являвшаяся фамильной реликвией, представляла собой квадрат со стороной всего лишь в четверть метра с двадцатью—тридцатью костяшками.