Я передать не могу, что со мной было, когда оказалось, организаторы конференции из самых лучших побуждений внесли в повестку дня такой момент: каждый из участников должен был сделать доклад о собственных достижениях. Не экспромтом, конечно, но тем не менее… Год назад, наверно, я и вовсе впала бы в прострацию и отказалась участвовать в этом мероприятии, да и сейчас мне больше всего хотелось кинуться к кому-нибудь за помощью. Ну а к кому, спрашивается? Конечно, к Давлетьярову, как всегда. На мою беду, он находился за несколько сотен километров от меня. Конечно, имелся телефон, имелась электронная почта, но мы заранее договаривались, что звонить и писать я не буду. Не было никакого сомнения в том, что звонки отслеживаются, а почта тщательно проверяется. На момент моего отъезда эти конспиративные меры показались мне правильными и разумными, но сейчас я была готова усомниться в принятом решении. С другой стороны, ну что ценного можно сказать по телефону? К тому же я достаточно хорошо изучила Давлетьярова, чтобы примерно представлять, какие именно советы он может мне дать. Так может, не все так страшно, и я как-нибудь справлюсь своими силами?

Решив так, я за пару вечеров набросала план выступления, осталась им вполне довольна, а потом даже попробовала взглянуть на него со стороны. Не сомневаюсь, Давлетьяров нашел бы, к чему придраться, но мне нравилось и так. Не факт, что понравится слушателям, но… В конце концов, сколько я могу прятаться за чужую спину?

Эта мысль была настолько неожиданной, что мне пришлось сесть и как следует поразмыслить на этот счет. Выводы получились малоутешительными. Выходило, что я в последнее время стала как-то уж слишком зависеть от чужого мнения, и это мне совсем не понравилось. Раньше я никогда не боялась принимать решения самостоятельно, я как-то говорила, что, поставив себе цель, я непременно ее достигну, даже если это не принесет мне ничего, кроме разочарования. И на окружающих я не очень-то оглядывалась. То есть, конечно, я старалась по мере сил не испортить свою репутацию в чужих глазах, и это мне обычно удавалось, во всяком случае, большинство до сих пор уверено, что я скромная, тихая и послушная девушка, а если мне случается иногда взбрыкнуть… ну так с кем не бывает! Что любопытно, этому заблуждению подвержены даже мои родители, которые уверены, что знают меня, как облупленную.

Но если поразмыслить, есть ли мне особенное дело до так называемого общественного мнения? Тем более до мнения этих вот людей, с которыми я познакомилась только что, и которых после окончания конференции, скорее всего, больше никогда не увижу? Ну, покажусь я им не слишком уверенной в себе, и что? Катастрофа всемирного масштаба, что ли?

А ведь наплевательское отношение к общественному мнению — это тоже от Давлетьярова, поняла вдруг я. "Что-то ты совсем запуталась, Чернова, — признала я, разглядывая идиллический пейзаж за окном. — Давай-ка выпутываться, пока не стало хуже, подруга…"

Чего я всегда хотела? Я хотела сама решать, как мне жить и что делать, и, в целом, у меня это получалось, упрямства мне не занимать. Правда, я не всегда в состоянии адекватно оценить последствия своих поступков, но это уже другой вопрос. А потом… а потом вдруг оказалось, что это очень удобно — спихнуть принятие решение на кого-то другого, старше, умнее и опытнее, на того, кто растолкует тебе, почему так поступать нельзя, а вот так, наоборот, можно и даже нужно, и в красках опишет тебе все возможные варианты развития событий. И полагаться на то, что кто-то вовремя укажет тебе на твои ошибки и объяснит, в чем ты не права, тоже очень удобно. Только где же здесь та самостоятельность, к которой я всегда стремилась? Или я к ней вовсе не стремилась, а просто обманывала себя? Задачка…

Нет, решила я, в конце концов, позанимавшись самокопанием с полчасика, в отношении стремления к самостоятельности я себя не обманывала. Обманывать себя я научилась позже, и делала это так успешно, что, сама того не заметив, едва не растеряла то, чего успела добиться сама. Этот вывод мне очень не понравился, но закрывать глаза очевидное было глупо.

"Ты, Чернова, — сказала я себе, — как была дурой, так ей и осталась. Могла бы сообразить, чем все это кончится, так нет же, тебе успех глаза застит. А ты подумай, подруга, сама-то ты, в отрыве, так сказать, чего стоишь? И стоишь ли вообще?"

Вопрос, конечно, интересный… "Вот и выясни заодно, — сказала я себе. — Поставь эксперимент."

Эксперимент я поставила, и не могу сказать, чтобы неудачный. Сказать, что я трусила выступать перед полной аудиторией малознакомых людей — значит ничего не сказать. В конце концов, Мирей, заметив мою трясучку, спросила недоуменно:

— Что с тобой?

Пришлось объяснить, что я не люблю выступать на публике, а от этого нервничаю. Я, правда, сомневалась, что иллюзионистки, которые только тем и занимаются, что выступают, смогут меня понять. Так и вышло.

— А чего бояться? — недоуменно спросила Мирей и переглянулась с Софи. — Тебя никто не съест. А если что-то пойдет не так, как ты хотела, просто сделай вид, что так и было задумано.

— О да, это наш излюбленный прием, — поддержала Софи сестру, и мне неожиданно стало смешно. В самом деле, не съедят же меня и не выгонят с позором…

В результате выступление мое прошло если не как по маслу, то вполне пристойно, подготовилась я, в конце концов, достаточно неплохо. Поначалу я немного запиналась, но потом дело пошло на лад, и не последнюю роль тут сыграл дружелюбный настрой аудитории. В конце концов, люди здесь собрались не для того, чтобы поймать меня на каких-то ошибках и опозорить, а чтобы узнать нечто новое и интересное. По-моему, никому не было дела до моего, прямо скажем, не блистательного английского. (Да и, в конце концов, в группе было трое китайцев, говоривших с таким ужасным акцентом, что их вообще мало кто понимал, — на их фоне мой английский казался просто образцовым.) Если кто-то чего-то не понимал, то переспрашивал, в результате доклад мой слегка затянулся. После того, как я закончила, началось бурное всеобщее обсуждение, и это оказалось неожиданно интересно.

Словом, не так страшен оказался черт, как его малюют. Я припомнила, что не раз убеждалась в справедливости этой народной мудрости и раньше, только мне все некогда было об этом поразмыслить. Я настолько привыкла относиться к выступлениям, как к тяжелой повинности, что просто не понимала, как это можно находить в них какое-то удовольствие. Оказывается, очень даже можно, и самолюбию, кстати, весьма льстит, когда двадцать человек слушают тебя с приоткрытыми ртами. На этой конференции боевых магов было всего трое, из них я — единственная девушка, к тому же русская. Судя по всему, сначала меня не приняли всерьез, но после моего доклада призадумались.

Мирей с Софи честно сознались, что в боевой магии ни ухом, ни рылом, но им все равно понравилось, и зря я так трусила. А чтобы отпраздновать успешное завершение миссии, как они выражались, девчонки предложили мне прокатиться в Париж и прошвырнуться по магазинам.

— Зачем? — не поняла я. — У меня все есть. К тому же денег не особенно много.

— Не страшно, — заявила Мирей, — мы знаем пару местечек, там сейчас как раз сезонные распродажи, так что можно очень неплохо приодеться на смешную сумму! Поедем, Наин!

Они называли меня «НаИн», им так проще было выговаривать мое имя. Звучало, по-моему, довольно забавно.

— Да зачем мне, — отбивалась я из последних сил. — Одежда у меня есть!

— Наин! — Сестры уставились на меня с обидой во взоре. — То, что ты носишь — это не одежда!

Вот тут я окончательно оторопела. Я ведь не в обносках каких-то хожу, вещей у меня хотя и немного, но все очень приличные и качественные. И уж тем более с собой я взяла самое лучшее, что у меня было.

— Почему? — ошалело спросила я и тут же об этом пожалела, потому что сестры в два голоса принялись критиковать мой гардероб.

— Как так можно, Наин, — выговаривала мне Мирей, — ты все время ходишь в этих дурацких джинсах! Вся черном, как старуха! Впрочем, что я говорю, какие старухи, вот поедем в Париж, посмотришь, как одеваются наши пенсионерки!