Она ввела раненому лекарство, зажав сложенным вчетверо куском ткани приоткрытые в крике губы, и немного подождала, чтобы хлороформ стек по каплям ему в рот. Очень скоро он забылся. Она отвернулась, едва заслышав звук стали, врезающейся в плоть, жалобный вой пилы, рассекающей кость.

– У него останется хорошая культя, – сказал доктор Холт. – Вполне достаточная для деревянного протеза. Многие бывали лишены и этого.

Китти почувствовала запах горячего дегтя, которым прижигали рану, чтобы та скорее зарубцевалась. Раненого солдата подняли с операционного стола и положили на пол вместе с другими. Скоро он придет в себя, и всю долгую ночь будет кричать от мучительной боли, и звук этот будет отдаваться эхом в стенах госпиталя, сливаясь с криками сотен других людей, которые прошли через ад вместе с ним.

Доктор Холт вытер покрытые кровью руки о фартук и потянулся к кружке с водой, которую кто-то подал ему.

– Я слышал, что генералу Гранту так же не терпелось закончить эту проклятую войну, как и Ли, – обратился он к Китти, которая пыталась смыть со стола кровь в ожидании очередного несчастного. – Грант как-то сказал, что, по его убеждению, вся суть этого злополучного конфликта в том, чтобы доказать, что Север и Юг были и всегда останутся соседями. И он полагает, будто с официальным окончанием войны обе стороны начнут вести себя как соседи. Но Бог свидетель, этого не будет! Во всяком случае, пока я жив. Мне уже не увидеть того дня, когда янки и мятежники-южане перестанут ненавидеть друг друга. Посмотри хотя бы, как твои собственные соседи относятся к тебе! – Доктор Холт вздохнул. – До меня дошли слухи, будто Грант предложил Ли приказать своим людям сложить оружие и вернуться домой, и даже в условиях капитуляции предусмотрено, что, если они это сделают, у них не будет никаких неприятностей со стороны федеральных властей. Слава Богу, этот человек добился своего. Только подумай, как много северян хотят видеть генерала Ли повешенным. Теперь, в соответствии с условиями капитуляции, им этого сделать не удастся. А если они не смогут повесить генерала Ли, то уж тем более не тронут рядовых сторонников Конфедерации. Для нас это служит некоторым утешением.

– Но если они не собираются навязывать нам свою власть, то как же они раздадут освобожденным рабам мулов и землю?

– Пока это только разговоры, дитя мое. Но давай смотреть правде в глаза. Мы не знаем, что может случиться с нами в следующую минуту. Здесь, в Голдсборо, люди голодают. Разве ты не видела трупы оставшихся без присмотра и подохших от голода лошадей, разлагающихся прямо на улицах? Что будет со всеми нами? Долларовая бумажка Конфедерации не стоит той крови, которая капает с моего операционного стола. Только будущее скажет, что Бог и янки уготовили для нас.

Но прошло совсем немного времени, прежде чем вся страна узнала, что ее ждет. Всего лишь шестью днями позже утром в госпитале Китти услышала шум. Постепенно этот звук становился громче – отдельные крики выражали радость, другие скорбь. Раздалась оружейная стрельба. Бросившись к окну и выглянув наружу, Китти увидела на улице метавшихся в панике людей. Затем кто-то взбежал по ступенькам с воплем:

– Президент Линкольн мертв! Президент Линкольн мертв!

Китти поднесла руку к горлу. Она видела, как человек, принесший весть, что-то сказал офицеру.

Тот повернулся к раненым, лежавшим в комнате в гробовом молчании, и объявил:

– Президент Линкольн скончался сегодня утром. – Голос его дрогнул. – Вчера вечером его смертельно ранили выстрелом из пистолета.

Совершенно подавленный, офицер отвел глаза в сторону. Несколько солдат-конфедератов, лежавших вокруг, разразились ликующими криками. Янки, у которых еще оставались силы, осыпали их в ответ проклятиями. Солдаты восстановили порядок в комнате, но еще в течение некоторого времени в госпитале царило такое же лихорадочное возбуждение, как и на улицах.

Чья-то рука мягко легла на руку Китти, которая не двигалась с места, наблюдая за торжествующими конфедератами.

– Они не знают, что творят, глупцы, – обронил доктор Холт. – Президент Линкольн был их единственной надеждой… нашей единственной надеждой.

Китти обернулась к нему, с удивлением заметив сбегавшие по его щеке слезы.

– Не понимаю.

– Президент Линкольн стремился к миру, не хотел обрушивать кару на Юг. Вице-президент Эндрю Джонсон думает как раз наоборот. И теперь он стал нашим президентом, Китти. Да поможет Бог Югу. Правительство теперь перейдет под контроль радикалов.

Через несколько дней пришло сообщение, что генерал – Джонстон встретился с генералом Шерманом на вокзале Дарема, близ Роли. Сердце в груди Китти подскочило. Шерман в Роли! Так, может, и Тревис там? Если так, он обязательно вернется. Она соскучилась по нему, по его поцелуям, по его теплым и сильным рукам. Он вернется, непременно вернется!

– Китти? – Она так и подскочила с места, когда доктор Холт передал ей через стол тарелку бобов. – Этого, конечно, мало, но ты ничего не ела весь день, так же как и я. Они помогут нам продержаться и не умереть от голода до рассвета. Это все, что мне удалось раздобыть на кухне.

– Нет. – Она зажала рот кулаком. – Спасибо, но я не хочу. Эти черви…

– Черви? – рассмеялся он. – Китти, дитя мое, ты прошла через всю воину, видела в своей еде немало червей и личинок и, как я полагаю, должна уже научиться их отбирать. В чем же дело теперь?

Горестно покачав головой, она прошептала.

– Не знаю. В последнее время чувствую себя не совсем здоровой. Устала, устала от войны, от слухов и больше всего от того, что рядом со мной нет Тревиса, и остается только гадать, вернется ли он ко мне или нет. Впрочем, если Шерман в Роли, то Тревис, возможно, тоже там.

– Никто не может сказать точно, где он, дитя мое. Ты ведь слышала, что крупные кавалерийские силы армии северян вторглись в Алабаму и захватили последний из наших военно-промышленных центров в Сельме? Кстати, сейчас они направляются к Монтгомери, где когда-то располагалась столица Конфедерации. Мобил уже капитулировал, а с ним и все побережье. И даже несмотря на то что еще осталась армия к западу от Миссисипи, ходят слухи, что она со дня на день сложит оружие. Нет, милое дитя, никто не знает, где сейчас твой кавалерист. Мне бы не хотелось тревожить тебя понапрасну, однако в последнее время произошло несколько отдельных стычек. Не исключено, что он не вернется к тебе.

Китти в ужасе уставилась на него. Она не допускала даже мысли об этом. Тревис не может погибнуть. Он такой сильный, такой ловкий!

Покачав головой, она с трудом подавила слезы:

– Вернется. Я знаю.

– Ты не против, если я съем твои бобы? – небрежным тоном осведомился доктор.

– Нет, нет, ешьте, пожалуйста. – Она снова почувствовала тяжесть в желудке.

– Я слышал, что документ, подписанный Джонстоном, касается не только его армии, но и всей Конфедерации, – сказал доктор Холт, перед тем как отправить в рот очередной кусок. – У него не было на то полномочий, но зато они имелись у генерала Брекинриджа, а он является… то есть являлся военным министром в правительстве Конфедерации.

– Стало быть, все уже кончено?

– Китти, дитя мое, сейчас повсюду царит такая сумятица, что я не могу сказать тебе точно, что происходит. Солдаты, возвращающиеся с воины, приносят все новые и новые слухи. Но мне известно из надежных источников, что подписанное Джонстоном соглашение выходит далеко за рамки тех условий, которые Грант предложил генералу Ли. Наши парни должны направиться маршем каждый в столицу своего родного штата и там сложить оружие; затем поставить свою подпись под бумагой с обязательством никогда больше не брать его в руки. Правительство штата будет признано законным лишь тогда, когда его министры и чиновники принесут присягу на верность Конституции Соединенных Штатов. Никто не будет подвергаться преследованиям, на чьей бы стороне он ни воевал. Всем гарантируются равные политические права. Страсти якобы улягутся, и воцарится всеобщий мир, – добавил он, фыркнув.