В горячих источниках мы плескались целый день, казаки помылись, постирали форму. Набирая воду в ведра, в стороне помыли лошадей. Пока Артамонов приводил мою форму в порядок, я решил сменить полевой песочник на белый мундир с фуражкой, а пробковый шлем подарил Шлоссеру, чему он был несказанно рад. Хаким, кстати, предупредил меня, что абиссинцы не любят людей в пробковых шлемах, считая их злыми фарангами или инглезами. Проехал на смирной лошадке по окрестностям, сопровождаемый двумя казаками с винтовками. Источники были самые разные с горячей и холодной водой — вот в них то и купались казаки, с удовольствием прыгая из горячей воды в холодную и обратно, были источники с сероводородным запахом и желтыми потеками серы на камнях и что меня больше всего заинтересовало — с запахом хлора, камни вокруг были покрыты целыми пластами белого кристаллического порошка, похожего на хлорид кальция. Набрал щепотку порошка — не мылится, не вызывает раздражения кожи, то есть нейтрален. Вещь, похоже, полезная, надо отдать на анализ, пусть посмотрят. Но газообразный хлор тоже есть, недаром Хаким предупредил, чтобы возле этих источников долго не находились и не купались в них. Вот и источник получения хлора для хлорирования породы с низким содержанием золота, даже отвалов, из которых еще можно добыть до семидесяти процентов содержащегося там металла (при лотковой добыче собирается только тридцать процентов золота в виде песка и самородков). Река с "блестками" золота — совсем рядом, вот и готовый золотой прииск.
Когда вернулся в лагерь, меня уже ждал гонец от отца Абу-Салеха с десятью всадниками на верблюдах. Он сказал, что привез выкуп и человека, которого шейх обещал отдать. Свита расступилась и я увидел Лаврентьева, хотя узнать его было трудно: он был с длинной бородой и очень худой, лицо было незагорелым и, пока его везли, распухло от солнечного ожога.
— Михаил Степанович, — обратился я к Лаврентьеву, — вы меня не узнаете? Я — Степенов, заместитель полковника Агеева по техническим вопросам. Сейчас вы будете свободны. Я меняю вас на пленного шейха.
Послу вождя кочевников сказал: "Почему вы так плохо содержали моего человека? Я хорошо кормил и лечил Абу-Салеха, сейчас вы его увидите".
Спросил Михаила Степановича, где те пять казаков. что вместе с ним попали в плен. Он ответил, что троих тяжелораненых кочевники добили сразу, двое умерли дней через десять. Помолчали, помянув павших. Я сказал, что у Шерстобитова тоже умер один из раненых и похоронен в Джибути, а сам сотник все же прорвался в Абиссинию и теперь, с девятью оставшимися в живых казаками, служит Менелику. Потом Лаврентьев мылся в горячем источнике и просто млел от этого — еще бы, первый раз за полгода помыться с мылом, в горячей воде…
Поняв, что больше из плена мы никого не выручим, пошел в лазарет и попросил Артамонова отдать мою полевую песочную форму освобожденному из плена офицеру и попросить кого из казаков, чтоб его подстригли и побрили. Потом обрадовал Абу-Салеха, что за ним приехали от отца и я отпускаю его. Салех поблагодарил, сказал, что он рад, что встретил такого благородного, честного и храброго человека, оказавшегося еще и искусным лекарем. Еще позавчера я всем затянул швы, посыпав раны СЦ и сказал принцу, чтобы его лекарь через две недели разрезал нитки и вытащил их. Салех предложил побрататься, на что я согласился. Тогда он взял нож (оказывается у него под халатом всегда был немаленький такой кинжал и сказал пленным слугам, чтобы налили из чайника воды. Надрезав на предплечье кожу он стряхнул несколько капель крови в кружку с водой и передал кинжал мне, я сделал тоже самое, после чего Салех разболтал воду в кружке и выпил половину, а вторую половину протянул мне. Я тоже выпил, после чего мы приложили порезы наших рук друг к другу и подержали. После этого Салех сказал, что теперь мы побратались на крови, а эти узы сильнее чем у родных братьев, потому что родной брат может оказаться не воином, а ишаком, а кровный побратим — нет, его выбирают и не каждому такая честь оказывается. Я поблагодарил и он тоже наклонил голову в знак признательности. Потом подошел к оберсту и сказал, пусть напишет для передачи по своим каналам три вопроса для человека, которого они держат в тюрьме: "Первый вопрос: Что я сказал в мансарде майору? — указать первые буквы трех слов; Второй вопрос: Как имя человека, в убийстве которого он меня подозревал?; Третий вопрос:. Название отеля, где я останавливался и в ресторане которого мы часто обедали?" Чем быстрее я получу ответы, тем быстрее Салех снова увидит Шлоссера у себя на службе. Салех сказал, что сразу же отправит гонца на телеграф в Джибути, а ответ передаст в Харар через отцов-капуцинов, которые здесь держат почту и курьеров.
Потом слуги подняли Салеха на носилках и понесли к посланцу отца. Увидев молодого шейха, все прибывшие разразились криками во славу Аллаха, а посол показал на мешки из кожи, лежащие в стороне, сказав, что там деньги. Мы подошли, он развязал горловину и я убедился, что в трех мешках серебро, видимо, по 10 тысяч талеров[284], пересчитывать не буду, а в двух мешочках поменьше, но тоже тяжелых — золотые монеты. Взяв пленных носильщиков, я перенес мешки в свою палатку, потом дал им за помощь по талеру и отпустил, сказав, что они свободны. Посмотрел, что за монетки: талеры, они талеры и есть, а вот золото было самое разнообразное — от соверенов с королевой Викторией в разном возрасте, в зависимости от года чеканки до итальянских лир с профилем короля Умберто I. Взял несколько монет разного веса и номинала и опечатал мешки своей печатью. Потом попросил Артамонова обшить их рогожей и тоже опечатал. После чего попросил казаков отнести и принять под охрану. Проходя мимо источника, увидел, как слуги погружают в него на простыне шейха — не хватало еще, чтобы рану замочили. Объяснил Салеху, что надо сказать его докторам и как надо ухаживать за раной еще две недели, а перелом будет срастаться два месяца, потом можно ходить сначала с костылями, а потом — с палкой, еще через два месяца после этого он будет ходить уже без палки.
Пришел подстриженный, чистый и уже накормленный Лаврентьев, много расспрашивал о новостях в России. Я сказал, что Агеев был в Берлине и попал в перестрелку, но, возможно он в плену и я обменяю его на немца, которого везу с собой, это военный советник, полковник германского Генштаба. Уверен, что немцы пойдут на это, тем более, мне удалось как-то вытянуть из Шлоссера, они только догадываются, что Агеев — русский, а на кого он реально работал, они не знают. Я же придерживаюсь версии, что Агеев — просто мой друг и его освобождение — мой личный интерес. Спросил, как мне удалось так вырасти в звании, на что я совершенно искренне ответил, что вообще подал в отставку, когда разведочным отделом стал руководить другой, неприятный мне человек, но был вызван в Гатчину и получил от Государя приказ организовать миссию к Менелику. Судя по всему, Лаврентьев мне не поверил, считая ловким карьеристом, ну да ладно, что мне, детей с ним крестить, что ли! Лучше пойду к Маше…
На следующий день мы опять двинулись в путь, теперь уже с развернутым посольским флагом. Дорога пролегала через настоящий лес, по бокам росли мимозы, и еще в чаще были видны какие-то цветы, все благоухало и воздух уже не был таким жарким. В воздухе летали птицы, из которых я узнал только мелких попугайчиков. Казаки крутили головами и говорили, что после пустыни место прямо райское. Дорога шла постепенно вверх, поднимаясь в горы, появились хвойные деревья, вроде сосен с длинными иголками и какой-то местный пирамидальный можжевельник, земля была покрыта короткой травкой.
Я ехал впереди колонны вместе с Нечипоренко, как вдруг впереди появилась большая группа конных и пеших людей. Я сразу подумал, что, может, мы зря расслабились, сейчас у нас начнут отнимать денежки и хорошо если только денежки, а то и жизнь! Оказалось, что к нам пожаловал с официальным визитом дурго округа Гильдеса по имени Хада Марша. Вся Абиссиния разбита на губернаторства, а губернаторства — на округа, так что дурго — это областной или районный начальник. Я, сопровождаемый офицерами, выехал навстречу дурго, который был одет в белую куртку и такие же шаровары, на широком ремне у него висел револьвер Смит-Вессон. Коротко остриженная голова с толстыми губами и негроидными чертами лица была увенчана фетровой щляпой. Хаким пояснил, что все гражданские чиновники в Абиссинии носят такие шляпы, отличающиеся полоской вокруг, у чиновников среднего ранга она серебряная, у высоких чиновников расшита золотом. У здешнего дурго вообще никакой полоски не было, поэтому он относился к низшему рангу местных управленцев. Зато свита была очень многочисленная: не менее сотни ашкеров с винтовками Гра в красных чалмах, синих мундирах и, естественно, босиком. За ашкерами следовали слуги, которых было также не менее сотни человек.
