— Нет уж, увольте от эфиопских сиятельств, тут тоже глупых генералов хватает и, как бы не больше их, чем в России.
— Ну, как знаете, подумайте, вместе с вами мы здесь такого наворотим, даже, по большому счету штабисту Букину это не снилось, что то я его в бою не видел, как вас, кабинетный он офицер, а вот уже эфиопский генерал-майор и от Негуса графский титул точно получит. Да, вот что, отвезите завтра на продукты Нечипоренко триста золотых лобанчиков, да тысячу талеров, скажите я велел, а то их кормить забывают. Распишетесь в получении, а потом пусть есаул при вас распишется в приходе и передаст бумагу Титову для отчета.
Потом я пошел к себе, сказав Стрельцову, чтобы пригласил ко мне Артамонова. И тут мы услышали выстрелы в саду, сначала один, потом и второй. Выскочили казаки с оружием, побежали, разделившись на две команды, в сад, огибая главное здание справа и слева. Мы присоединились к той команде, где было на одного казака меньше. В саду метрах в пятидесяти от дома лежал человек в потрепанной итальянской офицерской форме, точно между лопаток у него было пулевое отверстие. Перевернули, — еще молодой совсем человек с аристократическим лицом, даже в плену следил за собой: чисто выбрит, мундир заштопан и относительно чистый, сапоги начищены, хотя подметка отвалилась.
Рядом нашли морской кортик — откуда он у пехотного капитана, неужто у морячков-"отказников" одолжил? А ведь я после бунта в Мэкеле велел офицерам сдать оставленное им холодное оружие, но многие сказали, что впопыхах, спасаясь, его не взяли и сдавать им нечего. В кармане кителя документы на капитана Орельяно, в нагрудном — портмоне с какими-то деньгами и фотографией девушки, а также ключи. Но не ключи от дома, постой, а не ключи ли это от сейфов генерала!? Рисунок бородки ключа знакомый, только что я такую щель в дверке видел… Взял попробовать, подобрать. Велел убрать труп, а утром отвезем капитана в лагерь на опознание. Тут же, в сбежавшейся толпе, с фонарем стоял мой денщик Артамонов, он и помог найти кортик.
— Отойдем в сторону Иван Ефремович, — я взял старика под локоть, — прежде всего, поздравляю вас с "Егорием".
— Спасибо, Александр Палыч, только вроде не заслужил я, всего-то раз в бою за эту экспедицию был.
— Ладно, дорогой мой, зато много где был, да награда обошла. Что ты думаешь делать после того, как все закончится — в Россию вернешься или при мне останешься и служить дворецким станешь. Да, собственно, ты им и служишь, но после подписания мира можешь уйти со службы негуса и уехать домой.
— Да я уже говорил вам, ваше превосходительство, что дома меня никто не ждет, кроме старости на съемной квартире и маленького пенсиона. Я бы с вами остался.
— Спасибо, Иван Ефремович! — настоящий верный друг ты мне. — Получишь грамоту на эфиопское дворянство, могу даже землю тебе дать и денег на собственный дом. А то женись, вон как я, на абиссинке, правда, хорошеньких принцесс больше нет, остались страшненькие.
— Да ладно вам шутить, Александр Палыч, буду с вами до смерти и служить буду не за страх, а за совесть, да и дворянство мне это ни к чему, я политесов дворянских не знаю.
— Ефремыч, какие политесы, ты тут на фоне эфиопов как профессор какой, у них даже генералы на пальцах считают. Да, кстати, по поводу счета, что там у меня денег осталось? Мне в дорогу надо будет взять золотишка.
— Александр Палыч, я только местным слугам по малому золотому заплатил за месяц, а продукты, фураж, те Титов закупает, из отрядных сумм. Но он за каждый талер с местными собачится, экономит, но питаемся мы хорошо, просто поначалу с нас купцы лишку собирались брать, ну так Титов ихних купцов хитрее и торгуется лучше, мол, не хочешь, я у твоего соседа возьму — вон у него бараны какие, не твоим ровня, а продает дешевле. Потом нам от Мэконнына часто всякую живность и бананы с финиками привозят. Тут вон рас приехал, тесть ваш, так сразу телегу "пельцынов"[1] сладких привезли, да винограду разного.
Попросил Артамонова мне приготовить местный наряд, не парадный, но чистый, а тот, что на мне и почистить и постирать. Парадный же сложить в чемодан, поедем вместе в Александрию. В порту придется быть в моей форме и на воротничок себе три кубика из синего сукна приделай — нарисовал как.
— А мне на форму — такую же, как у тебя, Ефремыч, песочную, с карманами, три синих ромба — вот так надо будет сделать. Знаешь где синее сукно у Титова? Я ему скажу, чтобы выдал, хорошо бы их на золотой галун положить — может, где отрезать с изнанки с дипломатической формы, хоть с парадной, а то вовсе бы сделать их золотыми — вот это будет даже лучше. Солиднее, по-нашему, по-генеральски. Завтра мне нужно, за два часа до полудня. Только не мельчи с ромбами, по размеру они должны быть как три твоих, сложенных в длину.
— Все сделаю, не волнуйтесь, Александр Палыч, с утра и покажу, если удастся галун с изнанки добыть.
Пошел пробовать ключи. Сначала в кабинете — подошел с первый попытки. Открыл дверцу — в основном бумаги, приказы, карты, в общем, архив для музея. Наградной пистолет. Ордена и медали генерала — надо бы передать все в семью. Десятка два коробочек с вензелем Умберто I с орденами Короны Италии и ордена Святых Маврикия и Лазаря: рыцарские пятые степени — награждать отличившихся офицеров. Еще ларчик — те же серо-зеленые итальянские банкноты по 20 лир с портретом королевы. Две тысячи лир в пачке — пятьдесят пачек, то есть сто тысяч лир, 25 тысяч рублей — фонд главкома, не густо… Переложил шкатулку с банкнотами в чемодан и сунул его поверх бумаг.
Маленький сейф в спальне — письма, фотографии, коробочки с драгоценностями, надо тоже вернуть в семью. Закрыл и опечатал сейфы.
Утром пошел к Титову, выбрал себе комплект неношенной песочной формы, вместо ботинок возьму эфиопские козловые сапожки, понравились они мне и на лошади ездить в них хорошо. Кобуры под "Наган" у нас нет, возьму со Смит-Вессон под ремень подойдет и финский нож в чехле, благо несколько штук еще осталось. На голову — панама, жаль, кокарды эфиопской еще нет, а может тоже ромбы приделать — как звезды на каску в американской армии? Потом спросил, что у нас с отрядными деньгами. Титов принес книгу и стал объяснять траты, показывая расписки, кто и на что брал. В основном, на закупку продуктов. Посмотрел остаток — почти две с половиной тысячи талеров и все золото. Сказал, что Стрельцов заберет для Нечипоренко под расписку тысячу талеров и триста лобанчиков на продукты, а то наших приморцев забывают снабжать едой. Местные сомали и суданцы их с восторгом будут брать за рыбу и мясо.
Потом пошел к Артамонову, он подпорол шитьё снизу и выкроил шесть кусочков золотого галуна, так, что если пришить подкладку обратно, вообще ничего не видно, показал ему, как приделать их на воротник. Потом подумал, их же видно не будет — отрезал прямоугольник синего сукна, как петлицы довоенной РККА и расположил ромбы — вот то, что надо.
Завтрак был простой, но сытный — яичница и то ли творог то ли мягкий сыр с зеленью на свежевыпеченные лепешки — казаки и здесь соорудили тандыр и научили повара печь лепешки из пшеничной муки, вроде узбекских. Соскучился я по молочному и спросил горничную, поскольку повар понимал только на тигринья или по-итальянски, откуда сыр? Сказала, что это местные коровы зебу, породы боран, они меньше молока дают, чем европейские, зато молоко жирнее и вкуснее, а с местными ароматными травами получается очень вкусный мягкий домашний сыр — всем нравится, за редким исключением. Это явно итальянское влияние, которое в Асмэре вообще очень заметно, несмотря на то, что итальянцы полными хозяевами были только два года, правда до этого полвека было торговое и деловое присутствие, вот оно и наложило отпечаток на кухню и быт. Да и архитектура чем-то напоминает южноевропейские городки — все аккуратненько, зелень, цветы, садики за решетчатыми заборами, увитыми зеленью — это вам не шумный мусульманский Харар. Даже губернаторский дом построили быстро и со вкусом, у него вид, как будто он стоит здесь уже два десятилетия, но, конечно, за домом следят, но он здесь — свой и надолго. Потом пил кофе, пришел Стрельцов, сказал, что все получил, но сначала надо съездить в лагерь пленных.
