По пути в Москву заехал в Тулу, на оружейный завод, узнать ведет ли какие-то работы тот штабс-капитан, который срисовывал и измерял детали ружья. Оказалось, что никаких работ не ведется, начальник сказал, что это — пустая трата времени, так как экспертная комиссия еще раньше, когда рассматривали заявку на патент, установила, что такого ружья быть не может. И то что сделали шведы — это все ерунда, может оно развалится через сотню выстрелов, а у нас новую винтовку надо в производство вводить, людей нет, мощностей не хватает. Сначала положил на стол "Стенор", потом бумагу от Ванновского и сказал, что если такого ружья нет, то не встанут ли к стенке члены комиссии, ведь если его нет, то оно и не стреляет.

— Ваше превосходительство, я вам не мальчишка, чтобы шутки шутить! — закипятился начальник завода и стал похожим на тульский самовар, вот только из ушей пар сейчас пойдет.

— Ваше превосходительство, а я не шучу и Военный министр не шутит. Или давайте, прямо сейчас пишите заключение, что такое оружие мы построить не можем потому что… и объясните все то, что мне рассказали сейчас.

"Самовар" понял, что, написав такую бумагу он сделает то же, что было бы, напиши он прошение об отставке. И пошел на попятную, мол, давайте, мы создадим группу или комитет, которая рассмотрит..

— Ваше превосходительство, уже несколько раз рассматривали и дали заключение, чтобы автор сделал действующий образец. Образец готов, хотите, покажу на стрельбище, как он действует?

Оказалось, что ничего показывать не надо, вот, если будут выделены дополнительные деньги и люди на эту игрушку, то, может быть, они и сделают что-то.

— Хорошо, напишите ответ министру прямо сейчас, я прихвачу его с собой в Петербург, может быть, изыщут деньги на разработку и производство.

Генерал отказался что-либо писать (что он дурак что-ли, голову свою подставлять), на что я ему пообещал, что я доложу непосредственно государю, которого увижу в середине сентября. После этого генерал вызвал адъютанта и потребовал сердечных капель, а я удалился.

Через час я уже ехал в своем вагоне, дул коньяк и размышлял. Ведь все что я раньше слышал о начальнике Тульского оружейного завода, а им был инженер-оружейник, проработавший всю жизнь на этом предприятии, генерал-майор Кун, все вроде было с положительным оттенком. Генерал, а был он только что произведенным в этот чин, много делал на ниве благотворительности, способствовал улучшению быта рабочих, был председателем Российского общества Правильной охоты, то есть, человек, со всех сторон замечательный. Почему же он оказался таким ретроградом в технических вопросах? Возможно, что он весь был погружен в налаживание производства трехлинейной винтовки и ему было крайне трудно оторвать даже десяток квалифицированных, а в данном случае при российской специфике производства — суперквалифицированных специалистов на выпуск какой-то игрушки сумасшедшего князиньки, то есть меня? Только что стал генералом почти в 50 лет, а тут приезжает в персональном поезде какой-то выскочка, уже тайный советник, увешанный орденами и требует, требует, требует, да еще и большими чинами пугает…

Мне даже стало жалко новоиспеченного генерала, у него старший орден на шее — третий Владимир, да вторые степени Анны и Станислава, а у меня так на порядок выше, да еще с мечами и где, на каких полях сражения этот молокосос их заработал? Хотя, по моему внешнему виду мне никто меньше сорока лет сейчас не давал и все удивлялись тому, что еще и тридцати нет, так что уж на молокососа с моим "пергаментным" лицом и руками, полуседой бородой и прической, я никак не походил. Но все равно, пусть даже сорок лет, но такую карьеру в Империи редко встретишь, ну, ясно, без фаворитизма не обошлось… Вот и нет у меня друзей среди дворянской аристократии, никто нас к себе не приглашает и, если кто и заговорил раз, так такой же выскочка Витте.

4 сентября 1893 г., понедельник, Санкт-Петербург, Обуховский завод

Заезжать в Москву не стал, а попросил ехать прямиком на Обуховский завод, там же есть железнодорожная ветка со стандартной колеей. Машинист ушел на телеграф согласовывать маршрут и вернувшись, сказал, что можно ехать. Прибыли мы в Питер еще ночью, так что я решил отоспаться, но не тут-то было — в шесть утра был разбужен ревом заводского гудка. Все, сон пропал, пришлось вставать, умываться и завтракать. И вот иду я по заводскому двору, весь такой в орденах, пахнущий вежеталем, явно чужеродный среди рабочих в замасленных спецовках и техников в серых халатах. Ага, вот и сарай, зашел за стенку и что я вижу — тот же вид машины, что и месяц назад, прямо как машина времени перенесла в начало августа. Рядом только шведы, давешний фельдфебель и еще двое гражданских. Фельдфебель отрапортовал:

— Ваше превосходительство, дозвольте доложить, что как-то шведские немцы[3] обучают наших механиков.

Расспросил, как шло обучение. Фельдфебель ответил, что шведы работали добросовестно, обучили три экипажа, наши армейцы все убыли по местам службы, теперь только заводские приходят, кому интересно, да их высокоблагородие[4] капитан Зернов заходит. По словам фельдфебеля, шведы учили на совесть, машину разбирали, каждый технический экипаж с помощью ходового натягивал гусеницу, меняя трак и вставляя новый палец, так, как будто чинили разрыв гусеницы. Ходовые экипажи освоили движение в разных режимах, повороты и развороты на месте в разные стороны, проезд в створ ворот на скорости и выполнение змейки.

Собрал шведов, поблагодарил их за добросовестную работу и сказал, что сегодня-завтра их освободят. Пока шведы "переваривали" новость (а может, им тут понравилось и они не захотят уехать — шутка, конечно), отправился в заводоуправление. Директор еще не пришел, тогда попросил секретаря соединить меня с градоначальником, в ответ на его удивленный взгляд пояснил: "Скажите, что князь Стефани по поводу шведов, работающих на Обуховском заводе". Когда фон Валь ответил, представился и, извинившись за ранний звонок, сказал, что шведы свою работу выполнили, вели себя примерно и я ходатайствую об их освобождении. Градоначальник ответил, что наши договоренности в силе и он ждал только моего сообщения о завершении шведами их работы. Все было бы хорошо и прошло бы тихо, но, каким-то образом эта история попала в шведские газеты.

А что тут удивительного, шведов на Обуховском видели сотни людей, видели, что они содержатся в бараке с арестантами, кто-то где-то ляпнул, не подумав, журналист ухватился за "жареный факт", все вывернул наизнанку и представил в виде сенсации: шведских инженеров и рабочих арестовали в Петербурге и готовятся отправить по этапу в Сибирь. Поэтому фон Валь получил указание выдворить с треском шведов за пределы Империи, как только они отбудут наказание за нападение на полицию. Поэтому градоначальник немедленно даст указание и за шведами приедет полицейская карета. Далее их отправляют в порт и сажают на первое попавшееся судно, идущее в Стокгольм с отметкой в паспорте о запрете посещения России навсегда. Извинился перед фон Валем и сказал, что я только сейчас ему телефонировал, так как был у государя в Крыму и он пожелал видеть мою машину в Ливадии, но теперь ее туда поведет русский экипаж.

Потом попросил телефонную барышню соединить с моим особняком. Ответил Артамонов, рассказал ему о том, что сейчас привезут шведов в полицейской карете под охраной, для того, чтобы они забрали свои вещи и чтобы дворецкий собрал им какой-нибудь узелок с харчами: хлеб, ветчина, сыр. После этого протелефонировал дежурному по Военному министерству, спросил, на месте ли Министр и записался на три часа пополудни.

Вернулся к шведам и объяснил, что я рассчитывал их принять у себя, но ситуация осложнилась тем, что шведские газеты каким-то образом узнали о их похождениях в России и теперь обеспокоены, как бы их не засудили и не отправили в Сибирь. Поэтому они будут отправлены домой немедленно, пусть идут и собирают свои вещи. Тут прибежал посыльный от Управляющего заводом и передал, что тот приглашает меня к себе в Заводоуправление.