На следующий день во время очередного чаепития Анна со смехом поведала эту историю коллегам. Но те ее веселья, как ни странно, не разделили.

— У него кто-то появился, — безапелляционно заявила самая старшая из коллег Нонна Сергеевна, считавшаяся экспертом в брачных вопросах, поскольку замужем была уже в третий раз. — И он сравнивает тебя с нею.

— Все-таки мужики — сволочи, — вздохнула искусственная блондинка Раечка, которой вот уже десять лет было тридцать пять. — Как ни крутись вокруг них, все равно норовят налево. Вот мой…

Сага про Раечкиного супруга всем уже давно надоела, поэтому Марго, жгучая брюнетка, игравшая в коллективе роль женщины-вамп, перебила ее достаточно бесцеремонно:

— Только приворотом, девочки. Если нужно, могу дать адресок. И разлучницу накажут так, что мало не покажется.

Марго и сама немного смахивала не то на цыганку, не то на ведьму, и была давно и прочно «задвинута» на всевозможной магии и прочей чертовщине.

Верочка в дискуссию не вступала, только хлопала глазами и вздыхала. Да ее и не воспринимали, как полноценного собеседника, тем более — в вопросах любви и брака.

— А вообще-то, Аня, красота проходит быстро, — грустно вздохнула Раечка. — Как и молодость.

— Так что пользуйся, пока есть возможность, — поддержала ее Нонна Сергеевна, прикуривая очередную сигарету от предыдущей.

Анна слегка опешила:

— Как это — пользуйся?

— Заведи любовника, — безмятежно пояснила Марго. — Или двух.

— Зачем?

— Чтобы были! — фыркнула Раечка. — Чтобы водили по кабакам, дарили цветы, побрякушки…

— Где это ты таких видела? — ядовито поинтересовалась Нонна Сергеевна.

— Мне подруга рассказывала… — слегка смутилась Раечка.

— Подруга тебе содержание какого-то кинофильма пересказала, — предположила Марго. — А ты, святая простота, поверила.

— Девочки, стоп! — вмешалась Анна. — Я замужем, какие любовники? Да и некогда мне… Шурик вон скоро в шестой класс пойдет, за ним глаз да глаз нужен. И Евгений тоже…

— Тогда положи свою красоту в чемодан и убери на антресоли, — сухо сказала Нонна Сергеевна. — Только не тычь ею в глаза окружающим.

Анна даже оторопела:

— Но я и не думала…

— А зачем тогда всю эту историю рассказала? — чуть ли не хором закричали коллеги.

Анна пожалела, что разоткровенничалась, дискуссию на этом прекратили. Скандальчики в их коллективе были не редкостью, характеры у всех были непростые, но сама Анна предпочитала держаться от этого в стороне. И вот — на тебе! А сама виновата: нечего трепаться про личную жизнь.

В общем, все, конечно, помирились еще до конца рабочего дня, но у Анны остался осадок. К тому же не давала покоя идея, зароненная многомудрыми дамами: у Евгения кто-то есть. Или появился. Или… уже давно есть?

Ревность не была присуща Анне. Во-первых, она искренне считала, что это недостойное чувство недоверия к близкому человеку, во-вторых, поводов для ревности у нее никогда не было. А то, что супруг периодически пропадал до глубокой ночи, так это было понятно и объяснимо: работа такая. Вечерами в лаборатории пусто, оборудование свободно, да и не все опыты можно просто взять и прекратить до следующего дня. Это не издательские планы составлять.

А через несколько дней после этого разговора случилось такое, что начисто выбило у Анны из головы все предыдущие события. Глубокой ночью соседний подъезд их «особняка» со страшным шумом и треском обвалился. К счастью, обошлось без смертельных случаев. Но девять семей из четырех квартир остались без крыши над головой, а уцелевшая половина дома — без света, газа и воды.

Понаехавшие к утру чиновники всех уровней проблему, как ни странно, решили довольно шустро: лишившимся жилья тут же выделили квартиры в малоизвестном тогда Солнцево, а оставшимся предложили на выбор жилье из «выморочного фонда». Семье Анны досталась двухкомнатная смежная малогабаритная квартирка в панельной башне, но в пяти минутах ходьбы от метро, причем станции кольцевой линии.

Очередной отпуск Анна провела по уши в известке, обойном клее и прочих ремонтных прелестях. Евгений, как нарочно, вынужден был уехать в командировку, сына, благо наступили летние каникулы, удалось пристроить в пионерский лагерь, несмотря на его явное неудовольствие, а сама Анна занялась ремонтом и переездом. А закончив оба этих процесса, долго потом удивлялась, как она вообще смогла осилить такое.

— А чему ты удивляешься? — спросил ее вернувшийся из командировки Евгений. — Я всегда знал, что ты — женщина сильная, коня на скаку остановишь только так, а уж про горящую избу вообще молчу. Я бы только путался у тебя под ногами, ты же знаешь, быт — не моя стихия.

Это, кстати, было правда. За годы семейной жизни Анна научилась и гвозди забивать, и стекла вставлять, и даже с простыми сантехническими проблемами разбираться. А уж побелить потолки и поклеить обои… Это она и работой-то не считала. Так, рукоделие от безделья.

Свеженькая и вылизанная до стерильного блеска квартира казалась игрушкой… пока в ней не собралась вся семья и не перевезли мебель. Проходную комнату предназначили сыну, сохранив за ней функции гостиной, вторую — совсем крохотную — сделали спальней. И только. На десяти квадратных метрах, часть которых занимало окно с балконом, а часть — дверь, кроме кровати, шкафа и пары тумбочек места не хватило уже ни на что. В пятиметровой кухне было тоже тесно, а совмещенный санузел вообще создавал неведомые доселе проблемы. Так что про себя Анна даже пожалела, что не согласилась на полнометражную квартиру в далеком Солнцево.

Она-то пожалела про себя, а вот муж и сын свои негативные эмоции не скрывали. Шурка, давно переросший Анну на голову, поначалу обрадовался, что сможет приглашать новообретенных приятелей в собственную комнату. Но быстро понял, что на заставленных до предела четырнадцати метрах особо не развернешься, и что мать имеет обыкновение приходить с работы в самый неподходящий момент.

А потом побывал в гостях у кого-то из приятелей и несколько вечеров подряд бормотал себе под нос, что некоторые умеют жить, и дают жить другим по кайфу, что бывают приличные дома, где макушкой не задеваешь потолок, а плечами — стены, и у взрослого человека есть своя, изолированная комната, куда предки нос не суют, да и в карманных деньгах не отказывают, а он, как первоклашка, до сих пор получает какие-то копейки на школьный завтрак. Что другие…

В конце концов терпение Анны кончилось.

— Чем ты недоволен? — прервала она как-то вечером один из подобных монологов вполголоса. — Одет-обут, крыша над головой есть, слава богу, не голодаешь…

— По-твоему, человеку больше ничего не нужно? — скривил губы Шурик. — Ни мага приличного, ни кассет, ни шузов…

— Будь добр, выражайся по-русски, — одернула его Анна. — Какие еще шузы? Ботинки, что ли?

— Ботинки? Ты еще скажи — валенки. У нас все в фирме ходят, кроссовки, джинсы, все такое только с лейблами. А я будто из тундры.

— Это что, главное в жизни? Тряпки с модными наклейками?

— Ну, поехали! Конечно, для тебя главное — духовность.

— Представь себе.

— А что тут представлять? Считаешь копейки, носишь годами одну и ту же юбку, зато книгами весь дом забит, от пыли деваться некуда. Лучше бы видак купили…

Анна посчитала про себя до десяти, потом как можно мягче сказала:

— Шурик, видеомагнитофоны появились совсем недавно, а книги мы покупали много лет подряд. И потом, откуда у нас возьмутся деньги на…

Сын, не дослушав, фыркнул:

— Да козе понятно, что денег нет. Телек — черно-белый, маг — допотопный. Другие вон кооперативы строют, деньги гребут лопатой и детям покупают не кеды, а музыкальные центры.