— Некоторые вещи даже в старых фильмах не увидишь. Пойдем, покажу, где туалет.

Джейми вприпрыжку бежит впереди, темные волосы развеваются на бегу, смех эхом разносится по узкому каньону. Он теперь все время скачет, худой мальчишка с потемневшей от солнца кожей. Я не понимала, какая тяжесть легла на эти узкие плечики. Теперь, когда с нами Джаред, Джейми заметно оживился. Тревога уже не омрачает его лицо, уступив место улыбке. Оказывается, мы оба куда выносливее, чем я думала.

— Кто это все построил?

— Отец и старшие братья. Я тоже немного помогал — или скорее путался под ногами. Отец застолбил за собой это местечко, и чихать он хотел на правила. Он даже не стал выяснять, кому принадлежит земля: никаких разрешений, никакой бумажной волокиты! — Джаред смеется, запрокидывая голову. Солнце танцует на золотых прядках волос. — По бумагам этого места не существует. Правда, удобно? — И, как бы невзначай, берет меня за руку.

Моя кожа вспыхивает от его прикосновения. Удивительно приятное чувство, только вот грудь как то странно щемит.

Джаред все время вот так до меня дотрагивается, словно хочет убедиться, что я здесь, рядом. Понимает ли он, что со мной творится, когда его теплая ладонь накрывает мою? Бьется ли его сердце так же часто, как мое? Или он просто рад, что больше не один?

Взявшись за руки, мы проходим под небольшой купой тополей, чья зелень так ярко выделяется на красном песчанике, что у меня рябит в глазах. Здесь Джаред счастлив — счастлив по настоящему. Я тоже счастлива — как же сложно привыкнуть к этому чувству!

Он не целовал меня с той первой ночи, когда я закричала, обнаружив шрам на его шее. Может, не хочет? Поцеловать его первой? А что, если ему не понравится?

Джаред смотрит на меня и улыбается: вокруг глаз лучиками появляется паутинка тоненьких морщинок. Мне становится интересно, действительно ли он так красив, как мне кажется, или же все дело в том, что он последний человек на Земле, если не считать нас с Джейми.

Нет, вряд ли. Он на самом деле прекрасен.

— О чем задумалась, Мел? — спрашивает Джаред. — О чем то важном, наверное? — Он смеется.

Я пожимаю плечами, а внутри все трепещет.

— Здесь красиво. Он смотрит вокруг.

— Да. Потому что здесь дом.

— Дом, — негромко повторяю я. — Дом.

— Твой дом тоже, если ты не против.

— Я не против. — Ощущение такое, будто каждая пройденная за последние три года миля вела сюда. Будь моя воля, мы бы ни за что не покинули это место, хотя я и понимаю, что придется. Еда не растет на деревьях. Не в пустыне, уж точно.

Он сжимает мне руку: кажется, сердце вот вот выпрыгнет из груди. Наслаждение, почти неотличимое от боли.

Картинка смазалась: Мелани прокрутила в памяти тот жаркий день до того момента, когда солнце скрылось за красными стенами каньона. Я устремилась за ней, загипнотизированная бескрайними просторами и пролетающими мимо высохшими кустами. Однообразие кружило голову.

Я украдкой заглядываю в узкую спаленку. Матрас всего в нескольких дюймах от грубых каменных стен с обеих сторон.

Меня переполняет радость: Джейми спит в настоящей постели, на мягкой подушке. Он раскинул в стороны длинные тощие руки и ноги, заняв почти весь матрас. В жизни Джейми гораздо крупнее, чем мальчик в моей голове. Почти десять — скоро станет взрослым. Только вот для меня он всегда будет ребенком.

Джейми дышит ровно, сон его крепок и безмятежен — по крайней мере, сейчас.

Я тихонько прикрываю дверь и возвращаюсь на диванчик, где сидит Джаред.

— Спасибо, — шепчу я, хотя Джейми сейчас и из пушки не разбудишь. — Нехорошо получается. Диванчик для тебя слишком короткий. Может, ляжешь с Джейми?

Джаред посмеивается.

— Мел, ты всего на несколько дюймов ниже меня. Спи уж там. В следующий раз, как пойду за продуктами, присмотрю себе раскладушку.

Мне это не нравится по множеству причин. Он что, собрался куда то? И если так, возьмет ли он нас с собой? Он что, думает, что я до конца жизни буду спать с Джейми?

Джаред обнимает меня за плечи и притягивает к себе. Я пододвигаюсь, хотя от тепла его тела снова щемит сердце.

— Чего насупилась? — спрашивает он.

— Когда ты… когда мы уедем? Он пожимает плечами.

— Собранной еды хватит на несколько месяцев. Если хотите пожить здесь подольше, я сделаю набег другой на близлежащие помойки. Наверняка ты уже устала от скитаний.

— Устала, — соглашаюсь я и делаю глубокий вдох, для храбрости. — Но куда ты, туда и я.

Он крепче меня сжимает.

— Мне это по душе. Как подумаю о разлуке… — Он тихонько смеется. — Может, это прозвучит странно, но я бы скорее умер… Не слишком выспренне?

— Нет, я тебя понимаю.

Должно быть, он чувствует то же, что и я. Разве он сказал бы так, если бы не воспринимал меня как женщину?

Я вдруг понимаю, что — впервые с той самой ночи, когда мы познакомились, — Джаред со мной наедине: впервые дверь разделяет нас двоих и спящего Джейми. Мы много ночей провели без сна, перешептываясь, рассказывая друг другу истории, веселые и ужасные, и Джейми всегда пристраивал голову у меня на коленях. Мое дыхание учащается, стоит мне подумать о закрытой двери.

— Вряд ли тебе понадобится раскладушка, — вырывается у меня.

Я чувствую на себе его вопросительный взгляд, но не могу на него ответить. Слишком поздно, сказанного не вернуть.

— Не волнуйся, мы останемся тут, пока не закончится еда. Этот диванчик — просто царское ложе по сравнению с местами, в которых мне доводилось спать.

— Я о другом, — говорю я, все так же не поднимая глаз.

— Ты будешь спать на кровати. И никаких возражений я не потерплю.

— И не об этом, — почти шепчу я. — Просто… диван подошел бы Джейми, еще долго бы ему прослужил. А я могла бы спать… с тобой…

Молчание. Мне хочется посмотреть на его реакцию, но я не решаюсь поднять глаза. Вдруг я увижу отвращение? Я же не переживу… Вдруг он меня прогонит?

Теплые, мозолистые пальцы берут меня за подбородок. Наши взгляды встречаются, и мое сердце замирает.

— Мел, я… — Его улыбка погасла.

Я пытаюсь отвернуться, но он держит мой подбородок — взгляд отвести не получается. Неужели он не чувствует искру, пробежавшую между нашими телами? Неужели нет? Но почему тогда я чувствую? Как будто между нами, словно цветок меж страниц толстой книги, зажато плоское солнце, которое сжигает бумагу. Может, для него это что то другое? Неприятное?

Джаред отворачивается; теперь он, а не я, отводит глаза, но не отпускает мой подбородок и чуть слышно шепчет:

— Не стоит, Мелани. Ты ничего мне не должна. Мне трудно глотать.

— Я не хочу… Я не чувствую себя обязанной. И ты… ты тоже ничем мне не обязан. Забудь.

— Такое не забывается, Мел.

Он вздыхает, и мне хочется провалиться сквозь землю. Хочется сдаться — отдать свой разум пришельцам, если это единственный способ исправить ошибку. Я бы отдала все будущее за две прошедшие минуты. Все бы отдала.

Джаредтяжело вздыхает, напряженно смотрит в пол, сжимает челюсти.

— Мел, так быть не должно. Только потому, что мы вместе, потому что мы последние мужчина и женщина на Земле… — Я впервые вижу, чтобы он так мучительно подбирал слова. — Это не значит, что ты должна чем то жертвовать. Я не из таких… Ты не обязана…

Он выглядит таким расстроенным и хмурым, что я начинаю снова говорить, хотя, еще не открыв рот, понимаю, что совершаю ошибку.

— Я о другом, — бормочу я. — Я не говорю, что чувствую себя «обязанной», и ты не «из таких». Нет. Конечно же не из таких. Просто…

Просто я люблю его. Я крепко сжимаю зубы, чтобы не пасть еще ниже. Нужно прикусить этот противный язык, пока он окончательно все не испортил.

— Просто что? — не сдается он.

Я пробую помотать головой, но его пальцы все еще крепко держат мой подбородок.

— Мел?…

Я вырываюсь и изо всех сил качаю головой.

Он придвигается ближе, лицо его внезапно меняется: на нем отражается борьба — новое, незнакомое выражение. И чувство, что меня отвергли, от которого щипало в глазах, отчего то проходит.