— Подожди, государь. Надобно очинить для начала. — Никита вынул из рукава небольшой ножичек и забрал у меня перо. Само перо было довольно большим и красивым.

— Никита, это что? гусиное?

— Оно самое! А ты видно ожидал встретить лебединое?

— Да, наверное, мог ли бы для царя расстараться! А авторучку, что не успел напрогрессить?

Учитель привычными движениями зачинил перо и вернул его мне. Я не стал отдавать управление Петру, а опять сам попробовал писать. Бесполезно — клякс больше не было, но писать аккуратно всё равно не получалось.

— Ну что, Учитель, насчет авторучки? — спросил у присевшего на лавку рядом с партой дьяка.

— Да видишь ли, рановато еще, Пётр, для авторучки. Нет ни стали для пера, ни трубок медных тонких, да прочных. То железо и медь, что есть, не вполне подходят своим качеством для таких забав. Вся Русь пишет гусиными перьями. Так и ты пиши.

Вздохнув, я продолжил попытку писать титул: "всея великая, белая и малая…". Решился попросить Петра продолжить — посмотреть, как носитель это делает. Ребенок буквы вывел не намного ровней моих. Грустно. С почерком и в прошлой жизни было не ахти как здорово, и здесь царю не хватало терпеливости и старания для ровного написания. Опять перехватил управление. Не задумываясь, на чистом автомате, нарисовал профили Пушкина и Горького. Почувствовал радостное удивление носителя. Развил успех, изобразив бригантину, летящую по волнам встреч солнцу. Мой наставник с грустной улыбкой взглянул на художества.

— Дима, а я смотрю, ты так и не отучился чиркать. Ведь все твои тетради такими зарисовками были украшены.

Я улыбнулся ему. Сказано было такой интонацией, что я почувствовал себя опять пятнадцатилетним оболтусом на любимом на уроке физики у Олега Александровича.

— Нет. Никак от такой вредной привычки не удается избавиться. Но, вот видите, вроде пригодилось.

Недолго полюбовался на рисунки. Перевел взгляд на кривые строки выше. Да, с таким почерком надо специального стряпчего заводить или на машинке печатать. "На машинке? Что сиё есть?" Пришлось показать царю по внутричерепной трансляции образ старенькой "Москвы", на которой я делал свой диплом и которую, в своё время, не раз ремонтировал.

— Может, сразу печатную машинку сделаем? — спросил я у Учителя.

— А ты, государь, знаешь, как её делать? Я ведь только общий принцип механизма припомнить смогу. А вот какие именно детали надо делать и как их друг с другом стыковать — тут, полагаю, всё быстро выяснить не получится.

— Так у нас и времени вроде сейчас много будет. Куда торопиться? Помучаемся и "методом научного тыка", да с божьей помощью, сотворим. Учить-то Петра вроде как незачем. Если что, то и сам смогу за месяц-другой перекачать наш школьный курс класса до 6-7го.

— Так быстро? Это было бы просто отлично. Интересно, как это у вас происходит? Ты учебник рассказываешь или показываешь?

— Не знаю, Учитель. Вроде как он читает то, что я вспоминаю. Иногда чувствую его вопросы о том, что ребенку сразу трудно понять. Тогда поясняю подробнее. Лучше один раз увидеть.

— Интересно, интересно. И как Пётр с первого раза всё запоминает? — Зотов в забывчивости вскочил и стал быстро шагать по горнице.

— Носитель может практически дословно вспоминать, то, что я видел и знаю. Ну, по крайней мере, то, что я сам не блокирую. Так что сейчас Пётр обладает практически абсолютной памятью.

Мой наставник опять замолчал и только быстрее зашагал из угла в угол.

— Интересно! Удивительно! Замечательный феномен, но как, как это все происходит? Неужели Пётр всю твою память может посмотреть? Ведь такая разница в возрасте…

— Не всю, Учитель. Слава Богу, не всю. А только ту, что я решаюсь ему открыть. Теперь, наверное, надо пересмотреть программу твоих занятий с царем. Лучше будем больше с конкретными вещами возиться. Меня особенно бытовые мелочи интересуют — пока ещё не привык к текущей ситуации. Ты не задумывался, что быстрее всего можно придумать и внедрить?

— Конкретные вещи? Бытовые мелочи? — Учитель остановился передо мной — Видишь ли Пётр, материальный прогресс, безусловно, необходим, но… Полагаю, для России общая образовательная база важнее. Без неё все что, как ты выразился — "напрогрессим" — пройдет здесь по разряду диковинок. В лучшем случае утечёт в Европу и вернется к нам как их достижения.

— Я спорить не буду. Образование, конечно, важно. Лучше, конечно, чтобы оно было местным. А то, я слышал, при Годунове отправили учиться недорослей — они там и остались. Да и в прошлом варианте истории учеба за границей укреплению нравов не способствовала. Как думаешь: создавать академию и университет только на основе русских ресурсов получится? Ланкастерский метод, он поможет?

— Считаю, что нет, вряд ли своими ресурсами обойтись получится и никакой метод не поможет. Но вот попытаться подготовить государственную систему образования, как-то задать стандарты, а уже под них приглашать учителей, можно. Я, государь, планировал просить царицу взять к тебе еще десяток-другой сверстников для совместного обучения. Надо ведь с чего-то начинать развитие в этой области. Твой крестный в прошлом годе указал академию создать, однако она больше на богословие заточена. Естественные науки пока под запретом. Да и патриарх до сих пор идею саботирует. Вот ежели удастся класс набрать тебе в сотоварищи, то они и станут нашими носителями стандартов — первыми студентами и первыми экзаменаторами и контролерами. Далее, когда вы вырастите, уже и академию будем открывать с государственным университетом. И туда уже можно приглашать некоторых из иностранцев. Полагаю, стоит в будущем кого из великих ученых пригласить. — Учитель помолчал с минуту. — Первые выпуски из университета будем делать только педагогическими. Образование не церковное надо выбить. Курс будет сокращенным — остальное пусть добирают в ходе работы. Выпускники пойдут учителями в другие школы. Может, лет через десять, так получим возможность учить уже специалистов для хозяйства.

— А не долго ли это по срокам? Это только к новому веку мы сможем начать реально развивать производство?

— Ты же сам, Пётр, сказал, что можно не торопиться. Если с осени класс наберём, то как раз к сроку Азовских походов получим более-менее сносный набор людей, которые будут производство развивать. А пока и тот прогресс, что есть здесь, не так плох, как у нас писали. Ведь Гитлер то у границ не стоит.

Возразить было нечего. Кроме нетерпения моего десятилетнего альтер-эго, план отторжения не вызывал. С опытом Олега Александровича в педагогике мне тягаться сложно. К тому же идея школы показалось мне весьма полезной для обрастания соратниками. Но немного глодал мою душу страх "проколоться" перед остальными учениками из XVII-го века. Тут ведь не редкое и церемонное появление перед думой. Тут меня будут оценивать не только как царя, но и как одноклассника. Проще было бы остаться на индивидуальных занятиях с Учителем, однако вспомнил, что большинство вселенцев в царей и их наследников начинали именно с этого шага, и решился.

— Добро Никита. Я писать по-тутошнему не могу, да и невместно мне, наверное, самому указы писать! Ты за проведенное время, я чай, хорошо приноровился писать пером. Так что, пиши сам, пожалуйста.

Учитель перенес принадлежности для письма на небольшое бюро у дальнего окна и приготовился писать стоя.

— В общем, пиши, что велю набрать отроков в обучение совместное. Пиши, что назовем мы это государев класс. Головой этого класса назначить тебя и даровать специальное звание "Первый учитель". Да не забудь указать, что приниматься будут только те отроки из бояр, окольничих, дворян и детей боярских, да из прочих чинов служилого люда, кто пройдет испытание от учителя государева. А испытания будем делать на уровень тех знаний, что Пётр успел приобрести до моего вселения. Да еще надо как-то угадать тех, кто реально способен учиться. Как тебе такой подход?