— Сам, то клад где князем спрятан? Говори — не томи. То велю ужо клещи-то прокалить, им твой язык вынуть.

— Великий государь — почти шепотом он прохрипел, но далее не смог вымолвить ни слова.

Видно холопу в яви привиделось обещанная мной операция и он, побледнев, встал в ступор, чуть слышно бормоча лишь "Помилуй, помилуй, государь раба твоего". Бледность его стала понятна, когда я оглянулся — в свете факелов на берег Яузы спускался сам Борис Алексеевич Голицын. Спускался не один, а в окружении пятерки оберегателей.

Он насмешливо посмотрел на меня и пророкотал:

— Что, царь-государь, как розыск твой идет. Много нового сей смерд успел тебе рассказать обо мне.

— Не много боярин, ровно столько, что тебе на дыбу хватит. Серебро заныкал. Люд московский примучил. Убийство, поджог, рейдерский захват чужой собственности. — Выкладывал я все, что успел узнать от Глеба и от этого же холопа. — Разве мало сего для вышки.

— Кто тебе такое наговорил? Глебушка? Али этот Тишка — холоп неблагодарный. А всё ли он тебе рассказал? Давай-ка по порядку. Рейдерским захватом назвать сиё сложно — я в ваши игры буржуинские не играю. Заклад на имущество купца я честно выкупил, о том и видаки в судебной избе имеются. То, что дом тот сгорел, так на все воля божья. Тишку ставил не для поджога, а для догляда на случай грозы или другого несчастья. Соломоша-то покойный сам по пьяни грозился усадьбу спалить, дабы боярину не осталась. Клад, думаешь, его там был, или он сам дом строил? Усадьбу купчина получил в наследство от отца, купившего его после бунтов в 140 м году, в светлой памяти государя Михаила Федоровича царствование. Принадлежала она амстердамскому гостю Кленку, что дела свои суконные вел прямо на Торгу. Уже после бунта против засилья английский да голландских немцев, когда сей немец бежал спешно, один из заводил смуты — батюшка Соломона, его дело себе-то и прибрал. Сын же, знай государь, один из главных посадских смутьянов супротив тебя — народ баламутил Ивана на царство звать, а бояр всех побить. Зело ему не по нраву пришлось, что мы смуту-то и с твоей помощью пригасили. А то что, люди да на пожаре погибли, но это лишь двое из приживал, кто хмельным в погребке спал и угорел. А сам купец еще тем утром помре — пил нечестивец хлебное вино без меры, вот и не выдержало сердце-то. Я ж о том ему говорил. Да хоть и дохтура Данилу спроси! Так что вины моей в смерти купчины нет. Домашние его вдова и дочь живы, но по закупным ко мне отошли в кабалу. Опять же холопы мои из тех, что серебришко перепрятывали, все живы и здоровы, лишь отправлены на дальние новины под Самару и Ставрополь в поволжские степи. На то я и хозяин им по закупным и кабальным, дабы по своему усмотрению вывести их с вотчины на другое место. Там вестимо не рай земной, но и работных людей на Поволжских серных копях кормить надобно. Охрану опять же я им из своих же боевых холопей дал и казачью ватагу для тех же целей на свой кош в Жигулях держу. Не о выгоде своей думаю, государь, а о прибыли в казну твою. Серу добывать нам потребно много и для пороха и для опытов Никитки Зотова, а людишек в тех краях не густо ныне. Вот я своих закупов и направил на новую усадьбу вместе с охраной. Тишке же было сказано, коли огонь займется выводить домочадцев к реке. Почто ты Тишка, сучий потрох, не исполнил моего наказа?

— Да, ведь батюшка боярин… то не успемши я… — чуть слышно залепетал тот.

— Не успемши? Не от того ли не успемши, что барахло купеческое прихватывал, да грузил на свою подводу? Твои подначальные мне повинились и все, что успели из огня вынести к себе — возвернули. Ты же жаден, да украл видать чего ценное, что сейчас юлишь. Чего, говори, у государя вымаливаешь? Подорожную? В Литву к родне сбежать надумал?

Тишка вжал голову в плечи, ещё больше ссутулившись. Глаза его совсем спрятались под спутанными космами, жидкая бородка на груди оттопырилась кустом.

— Повели-ка, государь, волочить его к охранной избушке, там мы с тобой вдвоем его и поспрошаем. Чай, не утаит там подлинную праву-то.

Ответить сразу и не нашел чего, но возражать на то что "оберегатели" схватили Тихона не стал. Раздумывая, где здесь правда, все время крутил в голове детали дела. Кроме этого свидетеля и своей крайней своевременности гибель купца на вину Майора прямых улик не было. Но тут вспомнилась одна деталь из рассказа Глеба о "серебряном деле" — Майор принимал в своем доме старого боярина Ваську Одоевского с сыном и к кузену захаживал, а после у Соломона товар от казны и развернули, и штраф не малый наложили. "Э! А наш командир не чужд административным ресурсом поиграться!" — внезапная догадка дополнила картину "честного изъятия неправедно накопленных ценностей". Посмотрел я Майора, сердито взиравшего на царя, и решил пока попридержать такой козырь.

— Ты князь-боярин откуда про сей клад прознал? Ужель сам сбежавший гость амстердамский тебе то поведал? Может, ты и про другие клады чего знаешь?

— Может и знаю, но сие обсуждать тут невместно. Изволь, государь, пройти в шатер к нам с Федором Матвеевичем.

Добравшись до командирской палатки, мы задержались на контроль как расположились потешные. Собственно, сам "догляд" вершил Голицын, а царь при нем был более для "авторитета" и собственного государева опыта. Когда "робятки" разбрелись по своим шатрам, а периметр "оберегателей" обеспечил беседу государя со своими постельничим и кравчим от подслушивания, попаданцы смогли нормально поговорить.

— Ну, вот видишь, Дим, не всё так однозначно в этом мире. Ты кому-то веришь, а кому-то нет…. Смотри вот и Глеб уже больше мне доверяет, чем ты. Так Глебушка?

Шут, которого я решил не оставлять снаружи, закивал подтверждая. "Хм. Такие перемены неспроста. Чем-то БАГ подкупил и его. Хотя… Ладно… но присмотр за делами Майора надо вести, а кроме Глеба у меня никого нет". Сам же Голицын начал рассказ "о кладах".

— Ты, царь-государь, как полагаешь, стоит нам еще денег добыть к тем, что выпросили? Пока Сашка с Урала пришлет золотишка или там самоцветов, пока Учитель раскрутится, ведь надо на строительство городка сверхлимитный запас. Мы еще в том прошлом-будущем веке прошерстили архивы на предмет всех кладов, которые нашли до 2010 года. Спасибо Генералу, дал доступ и к закрытым сведениям. При Сталине не всякая находка старинных заначек становилась известна газетчикам. А если и становилась, то как, например, с кладом на Красной площади, что нашли летом 45-го, без особых подробностей. А ведь не зря тутошний век стал зваться "бунташным", и батюшку твоего посадская чернь в пыли валяла, и немцев жгли и били знатно. Вот и зарыто на Торгу и в Белом городе много серебра да узорочья. И то про соломонов клад я узнал не столько в 2010, сколько в прошлом месяце от послуха кукуйского, да когда сам порылся в архивах московских приказов. Там и другие есть интересные наводки. Не одного Кленка силой с Торга согнали и пожитков лишили. Прочие так же могли прикопать неправедно нажитое серебришко. На Москве ты сам уже знаешь лучше сейф от пожаров в земле. Надеюсь еще на пару таких уловов. Нам ведь клады иностранцев предпочтительней — они не копейки хоронили, а зачастую полновесные талеры испанской и римской чеканки. С них и по нескольку пудов серебра В Ипатьевском переулке на былом Великом посаде, где всякое вскрытие земли ниже "крыши уличного асфальта" открывает памятники истории, при строительстве нового здания был обнаружен крупнейший в Москве, на Руси да и во всей Западной Европе клад испанских монет (№ 30). За земляными работами на строительстве вели постоянные наблюдения археологи Музея истории и реконструкции г. Москвы, что и позволило сразу же расчистить и зафиксировать клад. В широком сосуде красной меди типа таза оказалось 3398 монет — свыше 74 кг серебра. Основную часть монет в кладе составляли крупные песо (8 реалов), но имелись также и половинные (4 реала) и самые мелкие песеты (2 реала). (Источник: Векслер А.Г. Мельникова А.С. "Московские клады" — Москва: Московский рабочий, 1973).