И. С. Нарский

Готфрид Лейбниц

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Нарский Игорь Сергеевич (род. в 1920 г.) — профессор кафедры марксистско-ленинской философии Академии Общественных наук при ЦК КПСС, доктор философских наук, автор свыше 200 научных трудов, в том числе книг: «Мировоззрение Дембовского. Из истории польской философии XIX в.» (1954), «Очерки по истории позитивизма» (1960), «Современный позитивизм» (1961), «Философия Давида Юма» (1967), «Проблема противоречия в диалектической логике» (1969), «Диалектическое противоречие и логика познания» (1969) и др.

I. Введение

Лейбниц — философ XVII в., давшего миру как великих основателей механико-математического знания, так и созидателей метафизических систем. Лейбница причисляют к первым, т. е. к новаторам науки, но также и ко вторым, т. е. к философам, для которых метафизическая полнота и завершенность их системы будто бы были важнее всего. И среди последних Лейбница обычно считают наиболее зависимым от схоластического наследия и наиболее тяготевшим к союзу с религией. Итак, великий мыслитель, но великий как ученый… А как философ?

Философия Лейбница — гениальное построение, но только основоположники марксизма впервые по достоинству оценили ее. Диалектика, логика и глубоко научный стиль мышления — вот что характеризует лучшие стороны его философского творчества, во многих отношениях созвучного нашей эпохе. Эта философия впитала в себя достижения предшественников и современников, дала свой ответ на их искания, а во многом и обогнала свое время.

* * *

Германия XVII в. была отсталой по сравнению с другими государствами Западной Европы страной. Всюду еще были прочны феодальные отношения, промышленность и торговля прозябали. Готфриду Лейбницу было два года, когда в 1648 г. был подписан Вестфальский мир, положивший конец Тридцатилетней войне. Пушки отгремели, но страна вышла из войны в руинах, с разрушенной экономикой. В политическом отношении немецкие земли превратились в европейское захолустье. Такие же последствия войны, как неосхоластическая реакция, принесенная контрреформацией, усугубили плачевное положение страны, приведя к духовной деградации.

Голландия отрезала немецкие территории от мировой океанской торговли, общенациональный рынок отсутствовал: немцы не наладили прочных коммерческих связей с соседними странами и во многом утратили прежние связи внутри собственной страны, и это отнюдь не способствовало росту национального самосознания. Его слабость закреплялась политической раздробленностью: существовало более трех сотен мелких немецких государств, в большинстве которых проживало всего по нескольку десятков тысяч подданных. Политическая узость и ограниченность местных правителей способствовали консерватизму, запустению, безынициативности, крайнему провинциализму интересов и вкусов.

Германия была окружена грозными соседями: с запада угрожал Людовик XIV, на востоке — еще не успевшая обессилеть Польша, на Балканах стояли полчища Великой Порты. Немецкие княжества и герцогства были не в состоянии предпринять значительных оборонительных акций, и их незадачливые правители предпочитали выходить из положения путем сомнительных внешнеполитических комбинаций, интригуя друг против друга и торгуя своими солдатами.

Время для коренных буржуазных преобразований в Германии еще не пришло, и речь могла идти только о подготовке условий для них — о постепенном усилении внутринациональных экономических, политических и культурных связей, о развитии гражданского самосознания. Но необходимость проведения предварительных реформ была уже осознана более передовыми умами, и Лейбниц, когда он стал зрелым мыслителем, вошел в их число. Если еще не созрела обстановка для того, чтобы создать единое германское государство, то на повестку дня уже встал вопрос о единстве усилий немцев в области образования, культуры, науки. Эти усилия, по Лейбницу, должны быть организованы сверху, так, чтобы свет знания как бы ниспадал от просвещенной элиты на головы простых подданных. Лейбниц — идеолог просвещенного княжеского абсолютизма: укрепление власти правителей карликовых государств, по его мнению, — предпосылка создания политической власти в общегерманском масштабе, а повсеместный культурный подъем — основа духовного сплочения всех немцев, без которого политическое объединение было бы непрочным. Позиция Лейбница была компромиссной: буржуазная по своей конечной тенденции, она ориентировалась на реально существовавшие в то время феодальные и полуфеодальные политические силы как средства ее реализации.

Политические убеждения и действия Лейбница при всей их компромиссности были для времени и условий, в которых они складывались, безусловно, прогрессивными. Они наложили печать и на его философию.

В острых религиозных спорах XVII в., которые часто были тогда поводом к открытой вооруженной борьбе и поддерживали накал страстей в годы Тридцатилетней войны, компромисс в вопросах религии был, видимо, единственно приемлемым решением. По-своему он был зафиксирован и в тексте мирного Вестфальского договора: «Чья власть — того и вера». Но такое решение конфликтных ситуаций, возникших на религиозной почве, далеко не всегда удавалось провести в жизнь. Известен иной способ компромиссного решения: местные правители строили в своих микроскопических столицах сразу по нескольку храмов — для сторонников различных вероисповеданий. Это было близко по духу Лейбницу, и он своей философией создавал теоретическую почву для полной и официально закрепленной веротерпимости.

Он желал примирения друг с другом всех христианских религий — от ортодоксального католицизма до мелких протестантских сект, хотя сам по себе дух сектантства был ему чужд. Внутренняя его веротерпимость была еще более широкой: ведь его философия, как увидим, вела к такому понятию о божестве, которое не было похоже ни на христианское, ни на мусульманское или буддийское и именно потому могло быть согласовано с любыми представлениями о боге. Но в своих внешних проявлениях веротерпимость Лейбница была сужена политическими соображениями: он мечтал примирить и объединить друг с другом всех правителей христианских государств, во-первых, в целях сплочения их перед угрозой турецкой агрессии и, во-вторых, для сближения католических, лютеранских и кальвинистских групп населения друг с другом, что ослабило бы центробежные тенденции в отношениях между немецкими государствами.

Лейбниц стремился к подобному же компромиссу как между религией, наукой и философией, так и внутри самой философии. Он желал придать самой религии просветительский характер, дабы подкрепить идеи Просвещения «авторитетом» религиозных аргументов. Желая положить конец спорам между церковью и наукой, чтобы последняя могла развиваться беспрепятственно, он старался согласовать теистические концепции с натурализмом ради того, чтобы изучение природы, жизни людей и их истории смело опиралось на факты, а не оглядывалось с опаской на библейские тексты. Эта позиция компромиссного синтеза характерна и для отношения Лейбница к философскому наследию прошлых веков. В письмах Вагнеру и де Боссу он сообщал о себе, что «не критичен» и в каждой книге ищет то, что для него поучительно, а не то, что подходит в качестве объекта для критики (ср. 61, с. 127)[1]

Имеется немало интерпретаторов Лейбница, которые рассматривают его стремление к философскому синтезу как присущую ему будто бы склонность к реставрации архаических систем. В. Янке, например, уверял, что Лейбниц мечтал усилить позиции томизма. Действительно, Лейбниц надеялся обрести пользу от компромисса между крайностями механицизма его века и наследием лучших умов схоластики (ср. 4, с. 66), между строгим детерминизмом и тезисами о свободе воли, между аристотелевской логикой и новыми логическими идеями. В письме к Я. Томазию от 20 апреля 1669 г. он замечал, что следует соединить Демокрита и Платона с Аристотелем. Или еще: задача в том, чтобы «примирить философию формы и философию материи, соединяя и сохраняя то, что есть истинного в той и другой» (3, с. 169).