Айзек Азимов

Говорящий камень

Пояс астероидов велик, а его человеческое население мало. Ларри Вернадски на седьмом месяце своего годичного срока работы на станции 5 все чаще задумывался, компенсирует ли его заработок почти абсолютное одиночное заключение в семидесяти миллионах миль от Земли. Это умный юноша, лишенный внешности инженера-астронавта или шахтера астероидов. У него голубые глаза, масляно-желтые волосы и невыразимо невинное выражение, которое маскирует проницательный ум и обостренное изоляцией любопытство.

И невинная внешность, и любопытство хорошо послужили ему на борту «Роберта К.».

Когда «Роберт К.» причалил к внешней платформе станции, Вернадски почти немедленно оказался на борту. В нем чувствовалось радостное возбуждение, которое у собаки проявилось бы размахиванием хвоста и счастливым лаем.

То, что капитан «Роберта К.» встретил его улыбку кислым молчанием и мрачным выражением лица с тяжелыми чертами, не имело значения. По мнению Вернадски, корабль был желанным гостем. И мог пользоваться миллионами галлонов льда и тоннами замороженных пищевых концентратов, заложенных в выдолбленную сердцевину астероида, который и служил станцией 5. Сам Вернадски готов был предоставить любой инструмент и отремонтировать любую поломку гиператомных моторов.

Вернадски широко улыбался всем своим мальчишеским лицом, заполняя обычный бланк, записывая данные для дальнейшей передачи в компьютер. Он записал название корабля, его серийный номер, номер двигателя, номер генератора поля и так далее, порт погрузки («Астероиды, чертовское количество, не помню, как называется последний», и Вернадски записал просто «Пояс» – обычное сокращение вместо «пояс астероидов»); порт назначения («Земля»); причины остановки («перебои гиператомного двигателя»).

– Какой у вас экипаж, капитан? – спросил Вернадски, проглядывая документы.

Капитан ответил:

– Еще двое. Как насчет гиператомного? Нам некогда.

Щеки его были покрыты темной щетиной, внешность у него грубого шахтера, много лет проведшего на астероидах, но речь образованного, почти культурного человека.

– Конечно. – Вернадски прихватил сумку с инструментами и пошел за капитаном. С привычной эффективностью он проверял цепи, степень вакуума, напряженность поля.

Но не переставал удивляться капитану. Хоть самому ему окружение не нравилось, он смутно сознавал, что есть люди, которые находят очарование в обширной пустоте и свободе космоса. Но он понимал, что такой человек, как этот капитан, не станет шахтером из любви к одиночеству.

Он спросил:

– У вас какая-то особая руда?

Капитан нахмурился и ответил:

– Хром и марганец.

– Вот как?.. На вашем месте я бы сменил трубопровод Дженнера.

– Он виноват в неполадках?

– Нет. Но он очень изношен. Вы рискуете еще одной поломкой на ближайшем миллионе миль. И так как ваш корабль все равно здесь…

– Ладно, замените его. Но выясните причину перебоев.

– Стараюсь, капитан.

Последняя реплика капитана была достаточно резка, чтобы смутить и Вернадски. Он некоторое время работал молча, потом распрямился.

– У вас не в порядке отражатель гамма-лучей. Каждый раз как пучок позитронов делает круг, двигатель на мгновение замолкает. Вам придется заменить отражатель.

– Сколько времени это займет?

– Несколько часов. Может быть, двенадцать.

– Что? Я и так выбился из графика.

– Ничего не могу сделать. – Вернадски оставался оживленным. – Быстрее не получится. Систему нужно три часа промывать гелием, прежде чем я смогу войти туда. А потом нужно откалибровать новый отражатель, а на это требуется время. Конечно, я могу подсоединить его и сразу, но вы застрянете, еще не долетев до Марса.

Капитан нахмурился.

– Ладно. Начинайте.

Вернадски осторожно направлял бак с гелием к кораблю. Генераторы псевдогравитации на корабле выключены, и бак буквально ничего не весил, но обладал большой массой и соответствующей инерцией. Маневрирование было тем более затруднено, что сам Вернадски тоже ничего не весил. Он сосредоточил все внимание на цилиндре и потому свернул не туда в тесном корабле и оказался в незнакомом темном помещении.

Успел только удивленно выкрикнуть, и два человека набросились на него, вытолкнули вслед за ним цилиндр и закрыли дверь.

Он молча присоединил цилиндр к клапану мотора и вслушался в негромкий шелестящий звук: это гелий заполнял внутренности, медленно вымывая абсорбировавшийся радиоактивный газ во всеприемлющую пустоту космоса.

Потом любопытство победило благоразумие, и он сказал:

– У вас на борту силиконий, капитан. Большой.

Капитан медленно повернулся к Вернадски. Сказал голосом, лишенным всякого выражения:

– Правда?

– Я его видел. Нельзя ли взглянуть еще раз?

– Зачем?

Вернадски начал упрашивать.

– Послушайте, капитан, я на этой скале больше полугода. Прочел все, что мог об астероидах, значит и о силикониях. И никогда не видел даже маленького. Имейте сердце.

– Мне кажется, вам нужно работать.

– Гелий будет промывать еще несколько часов. Мне нечего тут делать. Как у вас оказался силиконий, капитан?

– Домашнее животное. Некоторые любят собак. Я – силикониев.

– Он говорит?

Капитан покраснел.

– Почему вы спрашиваете?

– Некоторые из них разговаривают. Даже могут читать мысли.

– Вы кто? Специалист по этим проклятым штукам?

– Я о них читал. Я ведь сказал вам. Ну, капитан. Позвольте мне взглянуть.

Вернадски сделал вид, что не замечает пристального взгляда капитана и появившихся у него по бокам двух остальных членов экипажа. Каждый их троих был крупнее его, тяжелее, каждый – он был в этом уверен – вооружен.

Вернадски сказал:

– А что такого? Я не собираюсь его красть. Просто хочу посмотреть.

Возможно, незаконченный ремонт сохранил ему жизнь. А может, видимость оживленной и почти тупоумной наивности сослужила ему хорошую службу.

Капитан сказал:

– Ну, ладно, пошли.

Вернадски пошел за ним, мозг его напряженно работал, пульс заметно участился.

***

Вернадски в благоговейном ужасе и с легким отвращением смотрел на серое существо. Он и правда не видел раньше силикония, однако видел трехмерные изображения и читал описания. Но в реальной близости есть нечто такое, что не передают никакие изображения и описания.

Кожа – маслянисто-гладкая серость. Движения медленные, как и полагается существу, живущему в камне и наполовину состоящему из камня. Под кожей не видны движения мышц; движется кусками, когда тонкие пластинки камня передвигаются относительно друг друга.

Яйцеобразная форма, закругленная вверху, сплюснутая внизу, с двумя наборами отростков. Внизу радиально размещенные «ноги». Их шесть, и они заканчиваются острыми кремнистыми краями, укрепленными металлическими включениями. Эти острые края разрезают камень, превращая его в съедобные порции.

На плоской нижней поверхности, скрытой от взгляда, если силиконий не перевернут, находится единственное отверстие в его организм. Расколотые камни просовываются в это отверстие. Внутри известняк и гидраты кремния вступают в реакцию, высвобождая кремний, из которого состоят ткани этого существа. Отбросы выходят в отверстие в виде твердых белых экскрементов.

Как ломали себе головы экстратеррологи над происхождением гладких булыжников, которые встречались в углублениях на поверхности астероидов, пока не были обнаружены силиконии! И как они дивились тому способу, которым эти создания заставляют силикон – кремнийорганический полимер с добавочной углеводородной цепью – выполнять так много функций, которые в земном организме выполняет протеин!

В высшей точке спины силикония располагаются еще два отростка, два перевернутых конуса с полостями, идущими в противоположных направлениях; конусы аккуратно укладываются в два углубления на спине, но существо может их слегка поднимать. Когда силиконий прорывает твердый камень, «уши» укрываются в углублениях, чтобы не нарушать обтекаемую форму. Находясь в вырубленной им пещере, силиконий может поднять «уши» для лучшей восприимчивости. Отдаленное сходство с кроличьими ушами делало название «силиконий» неизбежным[1]. Более серьезные экстратеррологи, обычно именующие это существо Siliconeus asteroidea, считали, что «уши» имеют отношения к рудиментам телепатии, которой обладают создания. У меньшинства другое мнение.

вернуться

1

Cony – по-английски «кролик», silicony можно перевести как «глупый кролик».