— Я сказал бы ему вот что: "При всем моем к вам уважении, господин Дангузерус, должен вам сообщить, что вы либо изувер, либо ваше зрение помрачено некими чарами; ваши дети и ваша любовница — не кто иные, как бесы, ваши Мудрецы — сумасброды, а ваша душа закоснела в грехе".

— После такого ответа, сын мой, — вздохнув, произнес граф, — вы вполне могли бы рассчитывать на докторскую мантию и шапочку, но потеряли бы всякую надежду вступить в сообщество Мудрецов. Подобных варварских взглядов придерживаются — увы! — теперешние ученые мужи. Бедные сильфы не смеют показаться на глаза людям из страха, что их примут за бесов; нимфы не смеют стремиться к бессмертию, не прослыв мерзкими призраками, саламандры держатся подальше от людей, чтобы их самих не сочли дьяволами, а чистые языки пламени, коими они окружены, — за адский огонь. И сколько бы они ни старались рассеять эти столь оскорбительные подозрения, творя крестное знамение, преклоняя колени пред святыми именами и даже благоговейно произнося их вслух, все это ни к чему не приводит. Им не удается разубедить людей, они никак не могут избавиться от репутации супостатов Бога, Которого они на самом деле чтут более благоговейно, чем их гонители.

— Вы и впрямь считаете этих сильфов столь богобоязненными созданиями? — спросил я.

— Весьма богобоязненными и стойкими в вере, — ответил он. — Их восхитительные речи, посвященные Божественной Сущности, равно как и трогательные их молитвы, служат для нас большим душевным подкреплением.

— Неужто у них есть собственные молитвы? — удивился я. — А нельзя мне услышать хоть одну из них?

— Я с удовольствием исполню ваше пожелание, — сказал граф, — послушайте же молитву, которую, уж поверьте, сочинил не я сам. Ее автором был саламандр, изрекавший оракулы в Дельфийском святилище и обучавший этой молитве язычников. Ее записал Порфирий; в ней содержится возвышеннейшая теология; выслушав сию молитву, вы убедитесь: отнюдь не эти мудрые создания повинны в том, что мир не почитает истинного Бога.

Молитва саламандр

О Бессмертный, Вечный, Неисповедимый и Святой Отец всего сущего, восседающий на Колеснице, вечно катящейся среди вечно вращающихся миров! О Владыка эфирных селений, где воздвигнут престол Твоего Могущества, с высоты которого Твое грозное око все видит, а чуткое ухо все слышит! Внемли детям своим, коих Ты возлюбил от начала веков! Вечное Величие Твое сияет как Золото над миром и небом звезд, Ты вознесен над ними подобно лучезарному огню. Там Ты возжигаешь и поддерживаешь этот огонь, из Сущности Твоей брызжут неиссякаемые потоки света, питающие Твой безграничный Дух. Этот Дух порождает все сущее, пополняя неистощимую сокровищницу природы, запасов которой с избытком хватит для всех грядущих поколений, для всех бесчисленных вместилищ, от начала времен заполненных Тобой. Этим Духом порождены и вселенские цари, стоящие вокруг Твоего престола и составляющие Твой двор, о вселенский Отец! О Единственный! О Родитель смертных и бессмертных! Это Ты создал силы, дивным образом схожие с Твоей собственной вечной мыслью, с Твоей непостижимой Сущностью. Ты подчинил этим силам ангелов, возвещающих миру Твою волю. Создал Ты и третье племя, властвующее над стихиями. Мы заняты лишь тем, что непрестанно славим и восхваляем Твои желания. Мы сгораем от страсти к Тебе, Отец, Ты же для нас и Мать, нежнейшая из всех матерей, живой образец материнской любви и заботы! Ты и Сын, лучший из сыновей! Образ всех образов! Душа, Дух, Гармония и Число всего Сущего!

— Ну, что вы скажете об этой молитве саламандр? — спросил меня граф. — Согласитесь, что она на диво мудра, возвышенна и благочестива.

— И темна, — вставил я. — Мне довелось слышать ее парафраз из уст одного проповедника, который с помощью этой молитвы доказывал, что среди прочих пороков дьявола не последнее место занимает лицемерие.

— О бедные жители стихий! Чем вы еще можете помочь себе? Вы повествуете нам о чудесной природе Бога — Отца, Сына и Святого Духа, — о высших разумных существах, об ангелах и о небесах. Вы слагаете вдохновенные молитвы и обучаете этим молитвам людей! И в конце концов остаетесь лицемерными мелкими бесами…

— Сударь, — прервал я графа, — мне не доставляют ни малейшего удовольствия ваши непомерные хвалы по адресу этих созданий.

— Сын мой, — молвил он, — вам надо бояться не того, что я призову их сюда, а того, что у вас не хватает духу, чтобы признать многочисленные примеры их связей с людьми. Увы, сыщется ли хоть одна женщина, чье воображение не было бы испорчено вашими учеными, которую не приводила бы в ужас сама мысль о таких связях, которая не вздрагивала бы при виде сильфа? Найдется ли хоть один мужчина, мнящий себя праведником, который не избегал бы встреч с этими созданиями? Порядочный человек, не чурающийся подобных встреч, — это редкое исключение. К такой чести стремятся разве что развратники, скупцы, гордецы да жулики, но они никогда не могут ее удостоиться, ибо страх божий есть основание всякой мудрости.

— Что же стало с этими воздушными племенами теперь, когда на них ополчилось столько мнимых праведников?

— Десница Господня не ослабела, — ответил граф, — демону не удастся, как он надеялся, воспользоваться всеми плодами невежества и заблуждения, чтобы как можно больше навредить этим племенам. Мало того, что злу противостоят Философы, отрешившиеся от общения с женским полом, — сам Господь дозволил стихийным духам прибегать к невинным уловкам, чтобы поддерживать отношения с людьми, пусть даже без их ведома.

— Что вы хотите этим сказать, сударь? — воскликнул я.

— Я говорю вам истинную правду. Допускаете ли вы, что женщина может забеременеть от пса?

— Нет, — ответил я.

— А от обезьяны?

— Тоже нет.

— А от медведя?

— Ни от пса, ни от медведя, ни от обезьяны: все это невозможно, ибо противоречит законам природы, разуму и здравому смыслу.

— Превосходно, — молвил граф, — но разве готские короли не произошли от связи между медведем и некоей шведской принцессой?

— Именно так угверждают историки, — согласился я.

— А разве некоторые индийские племена не ведут свою родословную от пса и женщины?

— Мне доводилось читать об этом.

— А вспомните ту португальскую красавицу, которая, попав на необитаемый остров, понесла от огромной обезьяны!

— Наши теологи, — вмешался я, — объясняют это тем, что дьявол, приняв обличье того или иного зверя…

— Долго ли еще вы будете мне докучать грязными выдумками ваших авторитетов? — прервал меня граф. — Да поймите же раз и навсегда, что сильфы, которых принимают за демонов, когда они являются в человеческом обличье, стараются сгладить внушаемое ими отвращение, принимая вид какого-либо животного, и таким образом удовлетворяют диковинные прихоти женщин, готовых шарахнуться от прекрасного сильфа, но отдающихся псу или обезьяне. Знайте, что кто-то может считать себя сыном человеческим, тогда как на самом деле он — порождение сильфа. Кому-то кажется, будто он ласкает свою жену, хотя на самом деле одаривает бессмертием нимфу. Какая-нибудь женщина убеждена, что лежит в объятиях мужа, а в действительности обнимает саламандра. А какая-нибудь барышня, просыпаясь в полной уверенности, что ее девическое сокровище осталось при ней, и не подозревает, что оно похищено у нее во время сна. Людям свойственно ошибаться в той же мере, что и демонам.

— Но разве демон не мог разбудить эту девицу, чтобы воспрепятствовать саламандру стать бессмертным?

— Мог бы, — отозвался граф, — если бы Мудрецы не противились этому. Мы наставляем стихийных духов, как обуздывать демонов и сводить на нет все их усилия. Не говорил ли я вам вчера, что сильфы и прочие повелители стихий почитают за великое счастье перенимать от нас кое-какие каббалистические знания? Без нас их супостат дьявол доставлял бы им немало хлопот, и не так-то легко им было бы достигать бессмертия без ведома тех девиц, с коими они общаются.

— Не могу не поражаться, — заговорил я, — тому глубокому невежеству, в коем мы прозябаем. Принято думать, будто повелители воздушной стихии иногда помогают любовникам достичь того, чего они желают. На самом же деле все обстоит как раз наоборот: стихийные духи сами нуждаются в людях для осуществления своих любовных прихотей.