До сбора взвода, назначенного на 18:30, оставалось около восьми часов. Скорее всего, тогда и обнаружится, что я ушел в самоволку. Я не знал, отправят ли за мной машины или вертолеты, но к наступлению темноты в любом случае собирался затеряться в толпе. Я помнил курс подготовки, который мы проходили у подножия горы Фудзи. Марши по шестьдесят километров, в полном обмундировании. Пересечь полуостров Босо за полдня будет несложно. К началу завтрашнего сражения я уже оставлю далеко позади и повторяющиеся дни, и жестокие смерти, которыми они заканчиваются.

Солнце стояло высоко в небе, омывая меня слепящим светом. Через каждые сто метров вдоль набережной располагались пулеметы калибра пятьдесят семь миллиметров, накрытые белым брезентом. Красно-коричневые полосы ржавчины испещрили древние стальные подставки. Пулеметы были установлены вдоль всей линии побережья, когда мимики добрались до материка.

Впервые увидев эти пушки в детстве, я подумал, что ничего круче и представить нельзя. Черная лакировка и надежная сталь вселяли в меня ничем не объяснимое чувство защищенности. Но теперь, побывав в настоящем бою, я знал с холодной уверенностью, что такими орудиями нападение мимиков ни за что не отбить. Эти пушки двигались как динозавры – каковыми они в общем-то и являлись. Из таких по мимику не попасть. Какая ирония!

А ведь до сих пор к ним были приписаны бригады, обязанные раз в неделю инспектировать их состояние. Бюрократия обожает напрасные расходы.

Возможно, человечество проиграет.

Эта мысль пришла мне в голову невесть с чего, но я уже не смог от нее избавиться.

Когда я рассказал родителям о том, что собираюсь в армию, они захотели, чтобы я пошел в Береговую охрану. Говорили, что так у меня будет возможность сражаться не идя на войну. Что я буду выполнять жизненно важную миссию, защищая города, в которых живут и работают люди.

Но я хотел сражаться с мимиками вовсе не для того, чтобы спасти человечество. Я уже насмотрелся на такое в кино. Я мог бы копаться в себе до тех пор, пока тело не рассыпалось бы в прах, и все равно не нашел бы даже проблеска желания совершить великие подвиги вроде спасения рода человеческого. Вместо этого я обнаружил проволочную головоломку, которую не решить, сколько ни старайся. Кое-что, скрывающееся в глубине под грудой ее составных частей, отказывалось вставать на свое место. Это меня разозлило.

Я был слабым. Я даже не смог заставить любимую женщину – библиотекаршу – взглянуть мне в глаза. Я думал, неодолимое течение войны все изменит, выкует из меня существо, которое наконец обретет смысл и свободу действий. Возможно, я заставил себя поверить, что на поле боя отыщу последний фрагмент головоломки, без которого нельзя понять, кто такой Кэйдзи Кирия. Но я никогда не хотел стать героем, которого почитают и любят миллионы. Ни разу, ни секунды. Если бы я смог убедить немногочисленных друзей в своих способностях что-то изменить в этом мире, оставить свой след, каким бы легким он ни был, для меня этого было бы достаточно.

И вот куда это желание меня привело.

Что со мной сделали полгода тренировок? Я приобрел кое-какие навыки, совершенно бесполезные в настоящем бою, и шесть кубиков пресса. Но при этом остался таким же слабаком, а мир не стал лучше ни на йоту. «Мама, папа, простите меня, – попросил я про себя. – У меня ушло столько времени на осознание очевидного. Ирония судьбы в том, что мне пришлось сбежать из армии, чтобы наконец все понять».

Пляж был совершенно пуст. Береговая охрана здорово потрудилась в минувшие полгода, эвакуируя всех из этой зоны.

Я бежал около часа и наконец остановился на краю волнореза. Я оставил позади примерно восемь километров и уже был на полпути в Татеяму. Моя светлая рубашка песочного цвета потемнела от пота. Тонкая ткань, которой я обвязал голову, постепенно разматывалась. Приятный бриз с моря – такой прохладный и бодрящий после жаркого ветра, гулявшего по территории базы, – ласкал затылок. Если бы не пулеметы, похожие на декорации из древнего аниме, передо мной была бы идиллическая картина тропического курорта.

Берег был усеян оболочками и корпусами пиротехнических ракет – дешевых, из тех, которые связывают вместе и запускают с помощью пластмассовой трубки. Надо быть законченным психом, чтобы устраивать фейерверки так близко к военной базе. Видно, их оставил какой-то голодающий мерзавец, пытавшийся предупредить мимиков о нападении с полуострова Босо. У нас хватало активистов, кричащих «Нет войне!», убежденных в том, что мимики – разумные существа; они упорно пытались наладить с ними связь. Правда, демократия – отличная штука?

Благодаря глобальному потеплению вся эта песчаная полоса сейчас находилась ниже уровня моря. Скоро начнется прилив. К наступлению ночи море поглотит эти чертовы останки пиротехники, и никто даже не вспомнит о них. Никто ничего не узнает. Я изо всех сил пнул одну из оплавившихся металлических трубок.

– Кто это тут у нас? Солдат?

Я развернулся.

Мне уже давно не доводилось слышать японскую речь. Я до такой степени погрузился в размышления, что даже не заметил, как кто-то подошел ко мне сзади.

Их было двое. Пожилой мужчина и маленькая девочка стояли на вершине насыпи. Сморщенная кожа старика казалась сухой и насквозь просоленной, особенно в такой солнечный день. В левой руке он сжимал металлическое копье со странным наконечником, расходившимся на три острия, словно взятого прямиком из сказки. Интересно, зачем ему трезубец? Девочка – по ее виду я предположил, что она, наверное, уже ходит в начальную школу, – крепко держалась за его правую руку. Выглядывая из-за бедра мужчины, она без всякого страха и смущения смотрела на меня из-под полей соломенной шляпы. Личико под шляпой было светлым, а значит, девочка вряд ли много времени проводила под солнцем.

– Ваше лицо мне незнакомо.

– Я с базы на Цветочной дороге. – Проклятье! Думать надо, прежде чем говорить!

– А…

– А что вас сюда привело?

– В море есть рыба, надо ловить. Вся семья съехала в Токио.

– А где Береговая охрана?

– Как услышали про то, что на Окинаве случилось страшное, охранники сразу же собрались и ушли. Если армия позаботится о квакунах, нам станет легче дышать, это уж точно.

– Да.

Похоже, квакунами местные называли мимиков. Обычным людям редко доводилось увидеть такую тварь собственными глазами. Везунчикам удавалось углядеть разлагающийся труп, прибитый к берегу, а может, порой мимики попадались им в сети и погибали… Электропроводящий песок быстро вымывался морской водой, и оставался только пустой корпус. Вот почему многие считали, что мимики – какой-то подвид амфибий, который сбрасывает шкуру.

Я понимал процентов семьдесят из того, что говорил старик, но этого мне хватило, чтобы узнать главное: Береговая охрана покинула этот регион. Наше поражение на Окинаве, похоже, было куда более серьезным, чем я думал. Настолько серьезным, что наши союзные войска были отозваны с железнодорожной линии Утибо. Всех перенаправили в крупные города и важные промышленные зоны.

Старик улыбался и кивал. Девочка наблюдала за ним круглыми, как блюдечки, глазами. Похоже, для нее это зрелище было непривычным. Старик явно возлагал большие надежды на войска сил Единой обороны, расквартированные на базе «Цветочная дорога». Не то чтобы я подписывался защищать его или кого бы то ни было. Но мне все равно стало не по себе.

– А сигарет не найдется, сынок? После ухода военных тут такого и не сыщешь…

– Извините, не курю.

Старик перевел взгляд на море.

В бронепехоте было не так много солдат, которые испытывали пристрастие к никотину. Возможно, потому, что во время боя дымить было невозможно, а в эти минуты желание закурить становилось бы почти непреодолимым.

Я молча стоял рядом. Не хотелось говорить или делать глупости. Главное – не показать, что я дезертир. Дезертиров расстреливали. Сбежать от мимиков и погибнуть от рук своих солдат было бы не слишком умно.