Не только. Там есть еще что обгладывать, Рыжик будет доволен. Я быстро смахнула всё в сумку, двинулась к выходу. Волк окликнул меня на самом пороге:

– Подожди-ка!

Прижимая к груди сумку, я испуганно обернулась. Бэрин расплатился с хозяином и сказал, проходя мимо:

– Я тебя подвезу.

Ох, нет! Я беспомощно смотрела, как он выводит из конюшни рослого вороного коня. Бэрин приглашающе повел рукой, я попятилась. Волк сказал серьезно:

– Поверь, вот кто-кто, а конилюдей не едят!

– Я… никогда не ездила… на лошади.

– Это не так уж страшно и сложно. Ну хорошо, тогда провожу тебя пешком.

Кажется, мне от него сегодня не отвязаться! Я шла, стараясь держаться самого края утоптанной улицы. Бэрин шагал рядом, ведя коня в поводу, и говорил, поглядывая по сторонам быстрыми глазами:

– В последнее время у нас пошаливают. Может, разбойники, а может… – он махнул рукой с зажатой уздечкой в сторону реки.

Неужели еще кто-то кроме меня сумел пересечь ледяную границу? Волк истолковал мой озадаченный взгляд по-своему, пояснил:

– Зимой это легче сделать…

Я опять вспомнила корчащегося на льду Рыжика. Легче?!

– …весной Обсидиан разливается, да и летом течение просто так не одолеешь, что вплавь, что на лодке.

Летом пойдут травы, ягоды, грибы, проживем и без шастанья на Волчий берег. Да и все одно нужно уходить от Зихарда. Если только он отпустит… И – куда?

– Лисса, послушай. – Волк коснулся моего плеча, но я так шарахнулась в сторону, что он поспешно отдернул руку. – Не знаю, откуда ты пришла и какими сказками тебя там кормили. Но если люди приходят жить под руку нашего лорда, он принимает их под свою защиту. Не надо нас бояться.

Не надо? Я выпалила:

– Даже в полнолуние? – и испугалась.

Бэрин помолчал.

– Посидеть пару-тройку дней дома для собственной же безопасности – не такая уж большая плата за проживание на берегу Обсидиана!

И какой же оброк Волки взимают еще? Говорят, у них мало женщин… Девушками? Но я вспомнила оживление и лукавый блеск глаз деревенских молодок при виде Бэрина. Даже если и так, девушки явно не против. Не околдовывают же их Волки?

– Конечно, жить на границе небезопасно, – продолжал меж тем Бэрин. – Несколько лет назад с той стороны прорвались Звери. Они пошли по тракту и вырезали две деревни целиком – вплоть до последнего младенца и последней кошки, – прежде чем их успели остановить. После этого лорд скомандовал перейти границу, и мы очистили тот берег. Они надолго притихли. Теперь вот опять… – Бэрин повернулся лицом к реке, словно видел на том берегу нас, своих врагов, побережников. – Копятся.

Во рту собралась кислота и горечь – пришлось сплюнуть. Копятся! А он понимает, почему они – мы – «копимся»? Сзади – смерть, впереди – граница, а мы – мошки под готовой прихлопнуть нас громадной ладонью. Но…

Никто из побережников не говорил мне, почему Волки вырезали весь наш берег. Что для этого была какая-то причина… Кто из них лгал? Или каждый говорил правду – но свою?

На мою удачу, Бэрина окликнули на выходе из деревни. Он приостановился, разговаривая со знакомцами, а я свернула в узкий проулок и почти на цыпочках пустилась бежать к реке.

Лисса опять улизнула. Оставалось только покачать головой да сесть в седло. Не загонять же перепуганную девчонку, точно оленя на охоте! Хотя он без труда мог бы взять след.

Он солгал, когда сказал, что у них не хватает слуг. Но у кастелянши Берты доброе сердце, и сирот, явно недоедающую девчонку с мальчишкой-братом, она бы непременно оставила в замке. Досадуя на дурочку, отказавшуюся от помощи из-за нелепого страха перед ними, Бэрин пришпорил коня. Ворон обиделся – и было на что, он ведь и так стремился побыстрей вернуться в родную замковую конюшню.

– Не так уж он и нелеп, этот страх, – сказал Фэрлин, выслушавший раздраженный рассказ брата.

– Что, я бы ее сожрал?! – Он злился и оттого, что из-за бестолковой девицы не увидел сегодня вечером Инту – та рано ушла спать. Хотя, скорее, радоваться надо…

– Ты никогда не задумывался, почему дети, начавшие перекидываться, воспитываются в отдаленных поселках?

Бэрин пожал плечами.

– Обычай?

– Опыт, – поправил Фэрлин. – Чтобы люди нас не боялись, они должны быть уверены, что мы владеем собой в любом обличье. Даже нам с тобой это нелегко, что же тогда говорить о детях? Если разворошить не такие уж давние воспоминания – и наши, и человечьи… Однажды подростки вырезали все стадо. Просто как волки. Потом добрались и до людей. И если б только подростки! Вспомни Ольгера.

Бэрин сел ровнее.

– Да он попросту помешался!

– Если бы так… Нет, Ольгер просто дал себе волю. Так что люди правы, когда опасаются хищников.

– Но… вот Инта же тебя не боится… – Бэрин смолк, тут же пожалев о своих словах. Зачем он вообще заговорил об Инте?

Губы брата дрогнули в усмешке:

– Ей, как и остальным присланным невестам, пришлось смириться с нашим вторым обликом. На самом деле и среди людей встречается предостаточно оборотней, мужчин-зверей. Мы-то хотя бы ограничены полнолунием.

– Ты так думаешь?

– Нет, это она так говорит… чему ты удивляешься? Разве не знаешь, что у твоей невестки острый язычок и отвратительный характер?

Лорд пригубил бокал, словно поднимая за жену этот странный тост. Бэрин подумал с усмешкой, что эта характеристика прекрасно подходит и самому Фэрлину.

– Кстати, вот…

Бэрин машинально поймал брошенную ему вещь. Расправив на колене, признал в ней перчатку Инты.

– Это связала твоя пугливая подружка?

– Дружбой там и не пахнет… – проворчал Бэрин. – Да, она. Я еще и рукавицы у нее сегодня прикупил. А в чем дело?

Фэрлин постучал пальцем по перчатке:

– Меня заинтересовал узор.

Свивающиеся линии – закругленные и прямые – образовывали сложный разноцветный орнамент.

– Сдаюсь, – пробормотал Бэрин. – Что в нем такого? Красиво…

– Это руны. Очень старые и очень… знакомые руны. Мы пользовались ими еще до Исхода.

Бэрин взглянул на перчатку другими глазами. Теперь он и впрямь разбирал очертания мертвых рун, которые они изучали в детстве.

– Не понимаю, что тут написано?

– Я тоже. Не уверен, что и сама девица знает. Наверняка она воспринимает их просто как узор, и потому получается такая бессмыслица. Но вот вопрос – кто ее обучал?

– Она ссылалась на мать…

– А кто у нас мать?

Бэрин промолчал. Он только сейчас понял, что, в сущности, ничего так и не узнал о Лиссе: кто она, откуда, почему пришла сюда…

– Думаешь, она из остатков какого-нибудь… нашего клана?

Фэрлин сказал решительно:

– Мне нужна эта девушка!

– Ты мне нужна.

Я стояла посреди логова Зихарда. Когда-то на нашем берегу жили люди, построившие дом, похожий на маленькую башню. Вот в этих, до половины сохранившихся развалинах он и обитал. Он выбрал подвал – свет тусклых светильников не раздражал его нежные глаза. Зато любой не обладающий ночным зрением терялся в сумраке башни и боялся.

Хотя я все прекрасно видела, я боялась тоже. Мой взгляд был прикован к неспешно движущейся темной фигуре. Хозяин – так его называли, таковым он и был на левом берегу. Лишь Зихард решал, кому здесь жить, а кому умирать. Или уходить, что в нашем с Рыжиком случае то же самое.

– Слышал, ты можешь перейти границу.

Это был не вопрос, потому я промолчала. Хозяин все колдовал над светильниками, и вскоре я ощутила знакомый запах – тяжелый, сладкий… пальцы на ногах свело от отвращения. И обреченности. Зихард намерен сегодня развлекаться. И я – его игрушка.

– Это интересно, – произнес хозяин, с задумчивым видом передвигавшийся по своему темному убежищу.

Там, где он шел, занимался маленький тусклый огонек – казалось, Зихард зажигает светильники одним только прикосновением. Но я видела, что в его пальцах зажата маленькая тлеющая лучина. Он всегда зажигал много света, когда бывал в приподнятом настроении. А хорошее настроение Хозяина предвещало кому-нибудь скорую смерть. Или мучения.