Нет, так искать бесполезно…

– Нет, так можно искать до бесконечности! – отстраняясь, решительно сказала Лисса. И начала стягивать одежду.

…Ему не спалось. Обычно ведь засыпает мгновенно, а тут третий час бока давит, вертится. Слышит, как бродит по округе Ольвин, как квакают лягушки в заводи неподалеку, как ухает в лесу филин. Он наконец сел – рядом завозился Вокер, натянул на голову влажный от тумана плащ.

Сменить Ольвина, что ли, раз все равно сон не идет…

Приостановился у окна дома. В свете лучины было видно скорчившуюся рядом со зверенышем Лиссу. Не спит, от смерти брата сторожит… а если не отобьет? Что потом? Проклянет волков – и его тоже – и уйдет куда глаза глядят? А если останется – то с кем?

Он прислонился к стене, уставился на яркую луну. Нет, вовсе не она не давала ему уснуть…

Шорох. Он скосил взгляд. Из дому выскользнула Лисса. Задумчиво оглянулась и пошла к лесу.

Он окликнул девушку – негромко, чтобы не испугать, она и не испугалась. Отправилась искать какую-то серебрянку. Он тоже пошел – видно же, что не в себе. Лисса и впрямь искала, наклонялась, разводя руками ветки; он с мрачным терпением следовал за девушкой, гадая, насколько ее хватит. Хватило на круг подле озера. Лисса устала, дышала тяжело, что-то бормотала. Бормотание делалось все громче, она уже не разводила ветки, а попросту ломала, рвала их, металась с одного края поляны на другой… Он изловчился, схватил ее, прижал, и проклятья, которые девушка посылала Волкам, Волчьему берегу и всему этому подлому миру, она излила ему в грудь. Девушка извивалась в его руках, царапалась, даже, кажется, кусалась… какая же гибкая и сильная!

Он отпустил ее, лишь когда Лисса утихла, перестала вырываться и чуть ли не перестала дышать, уткнувшись лицом ему грудь. Неожиданно выпрямилась и сказала задумчиво:

– Нет, так ее никогда не найти.

И начала раздеваться. Чуть ли не минута понадобилась, чтобы понять, что ему вовсе не предлагают немедленно заняться любовью… да он уже просто помешался, точно мартовский кот!

Девушка бережно развесила по ветвям одежду, опустилась на землю…

Он, как всегда, пропустил миг перехода.

Моргнул: а перед ним уже сидит взъерошенная и встревоженная лисица. Он не двигался и старался даже не дышать, памятуя, какое ошеломление испытываешь в первую минуту. Лисица встряхнулась, настороженно посмотрела на него – крылья ее носа бешено работали. Успокоилась, опустила острую мордочку к траве, и, почти стелясь по земле, как пышное рыжее облако, пустилась прочь.

Бэрин пытался угнаться за ней – куда там!

Уж точно – не человеческими ногами.

Лисица бежала по подлеску, почти не обращая внимания на заманчивые шорохи в кустах, трепет перьев удиравшей куропатки, следы и запахи близкого людского и звериного жилья. Она помнила, что ей нужно найти траву, пахнущую мятой… и немного железом… и совсем чуть-чуть – кровью. А вот запах крупного зверя… хищник… волк… лисица прижала уши, но не прилегла, не затаилась, лишь кинулась бежать быстрее… еще быстрее… трава, пахнущая мятой, – иначе и не жить…

…она осела на лапы и ощерилась – от страха. Волк был огромный, матерый. Он стоял у нее на дороге, наблюдая немигающими глазами. Один, хорошо, один… стая бы давно загнала и разорвала ее. Но волк не шевелился. И не готовился к прыжку. Просто смотрел.

От него пахло странно… не только волком… не просто волком… и запах был не просто знакомым… но и успокаивающим… странно… необычно… но не опасно…

Лисица двинулась вперед, высоко приподнимая лапы и застывая на каждом шаге, точно боялась спугнуть мышь, на которую охотилась. Волк неожиданно сел и издал звук, похожий на поскуливание. Лисица, вся сжавшись, шмыгнула мимо. Волк поглядел ей вслед, встал и уверенной трусцой пустился следом.

Лисица, конечно, слышала и чуяла, что он идет за ней, косилась, шевелила ушами, но уже не очень опасалась. Ей нужно было найти траву.

Траву, пахнущую мятой.

Я подняла голову и тихонько засмеялась, когда изо рта у меня вывалилась вырванная с корнем серебрянка. Я все-таки нашла ее, хотя и пришлось побегать почти до рассвета. Руки и ноги ломило, да и тело тоже… поднявшись на четвереньки, я с наслаждением потянулась и выгнулась. И замерла.

Волк сидел на опушке и глядел на меня. Теперь мое обоняние было не таким острым, как у меня-лисицы, но я была уверена, что именно он сопровождал меня в эту ночь повсюду.

– Бэрин?..

Волк оскалился – или улыбнулся. Я ощутила вернувшийся страх – огромные клыки, мощные лапы, тело, тяжелее, наверное, меня раза в два… Волк подобрал что-то с земли и, высоко задирая голову, потащил ко мне. Я протянула руку, растерянно принимая платье, влажное от росы.

– Хочешь, чтобы я оделась?

Зверь осклабился. В его необычно темных для волка глазах мелькнуло что-то, неуловимо напомнившее улыбку Бэрина.

– А ты сам-то… не хочешь переодеться… в смысле обратиться?

Я натянула платье и возмущенно шлепнула по морде зверя, ткнувшегося носом мне в пах.

– А ну пошел вон!

Волк чихнул и отпрыгнул от меня, словно играющий щенок. Щеночек… с годовалого бычка ростом. Страх оставил меня вовсе.

– Некогда мне, – грозно сказала я, – с тобой забавляться. Видишь, я нашла серебрянку?

Бэрин догнал меня уже у дома. Натягивая на ходу рубашку, заглядывал ко мне в лицо.

– А ты красивая… лисичка. И мех, – он неожиданно захватил в горсть мои расплетшиеся волосы, легонько оттянул назад, – очень красивый. Придется людям запретить охотиться и на лисиц. А то польстится еще кто-нибудь на твою рыжую шкурку. Доброе утро, Берта!

Я еще издалека протянула руку с травой.

– Я нашла вот… серебрянку.

Женщина взглянула на меня, взяла уже пожухлые листья, покачала головой:

– Ишь ты! И как нашла-то? Ну теперь наш мальчонка точно на поправку пойдет!

– Пойдет?

– Пойдет-пойдет… а ты иди поспи. Я с утреца за ним пригляжу.

Он молча и вопросительно мотнул подбородком. Берта горестно покачала головой: безнадежно. Но с таким трудом найденные листья серебрянки все же свернула бережно и скрылась в доме за Лиссой.

Он рухнул на уже опустевшую лежанку. Закрыл глаза: перед внутренним взором неслись ветки, трава, земля… а какой красивой была Лисса-лисичка в лунном свете! И в человечьем и в лисьем обличии… да, ты все-таки влюбился, Волк…

– Какая радостная встреча!

Разлепив глаза, он разглядел прислонившегося к ветхой оградке…

– Фэрлин! Брат! Как ты здесь?

Он рывком сел и невольно охнул – вчерашнее перекидывание с долгим бегом за призрачной серебрянкой давало о себе знать. Фэрлин протянул руку, помогая ему подняться. Сказал язвительно:

– Вижу, как ты, не смыкая глаз, бережешь покой и сон моей супруги!

Он крепко обнял брата.

– Думаешь, если ты не верхом и в одиночку, прошел незамеченным? Кроме меня, бездельника, есть и другие стражи!

Фэрлин оглянулся на его кивок. На склоне холма над тропой, ведущей с замка, стоял Вокер. Махнул им рукой и вновь скрылся в зарослях.

– Ну… как вы тут?

– Кое-что случилось… Нет, с Интой все хорошо, – поспешно сказал Бэрин, заметив тень, мелькнувшую по лицу брата. Фэрлин молча выслушал рассказ о новой волчьей яме.

– Придется этим заняться всерьез, – только и сказал, никак не прокомментировав ранение звереныша. Направился к дому, заметив вскользь: – Да, Ольгер успел увидеться с Найной, прежде чем его… проводили до границы.

– Что Найна?

– Не рассказала – ты же знаешь нашу сестричку! – но думаю, он предложил ей уйти с ним… Доброе утро, моя леди!

Инта, вышедшая навстречу мужу из дому, поклонилась церемонно:

– Рада видеть вас, мой лорд.

Или Вокер предупредил ее, или Инта и сама учуяла близость супруга, потому успела подготовиться и выглядела, на взгляд Бэрина, просто превосходно. Видимо, и Фэрлин подумал так же – он уловил непроизвольное движение брата – обнять жену. Но лорд тут же и опустил руки. Супруги стояли и смотрели друг на друга, по-прежнему непреклонные и гордые, хотя глаза у обоих горели ярче. Пауза длилась и длилась… Проклятые упрямцы, что ты будешь делать! На счастье, из дому выглянула Берта.