— Они все равно победили, — отрезала Трис, стряхивая с себя его руку. (Майлз облегченно вздохнул: она не сочла нужным ее ломать.) — Что бы мы ни делали в этом цирке, никакого толка не будет. Все равно мы будем пленными. Они могут отключить нам пищу или чертов воздух, или смять нас в лепешку. И время работает на них. Мы можем сколько угодно надрывать себе кишки, восстанавливая порядок (если ты к этому гнешь), а им только и нужно подождать, пока он снова нарушится. Мы побеждены. Мы в плену. И тебе пора начать привыкать к этой мысли.

— Эту песенку я уже слышал, — ответил Майлз. — Включите мозги. Если бы они собирались держать вас тут вечно, то могли бы сразу всех кремировать и сэкономить немалые расходы на поддержание этого лагеря. Нет. Им нужны ваши умы. Вы находитесь здесь потому, что вы — лучшие бойцы Мэрилака: самые отважные бойцы, самые сильные, самые отчаянные, самые опасные. Вы те, от кого будут ждать руководства все противники оккупации. Цетагандийцы хотят сломать вас, а потом вернуть на Мэрилак, как вакцину: убеждать своих соплеменников сдаться. Когда вот это убито, — Майлз прикоснулся ко лбу Трис (о, едва-едва), — тогда цетагандийцам больше нечего бояться вот этого, — он приложил палец к ее бицепсу. — Вас сломают, а потом отпустят в мир, чей горизонт замкнет вас подобно этому куполу. — Война не окончена, поймите. И вы находитесь здесь, потому что цетагандийцы все еще ожидают, когда Фэллоу-Кор падет.

Секунду или две ему казалось, что Трис его убьет, придушит на месте, лишь бы не показать свои слезы. Но она сдержалась.

Вскинув голову и глотнув воздуха, женщина вновь обрела свою агрессивность, служившую ей защитой.

— Если это правда, тогда, послушавшись тебя, мы отодвинем час своего освобождения, а не приблизим его.

Вот так сюрприз — она к тому же еще и логик! Ей даже незачем пускать в ход кулаки, она может заспорить его до смерти, если он не вывернется. Майлз вывернулся:

— Есть немалая разница между пленом и рабством. Хотя, конечно, ни то, ни другое — не свобода. Я это понимаю. И вы — тоже.

Трис долго молчала, глядя на него прищуренными глазами.

— Ты странный, — сказала она наконец. — Почему ты говоришь «вы», а не «мы»?

Майлз небрежно пожал плечами, быстро припоминая все, что говорил. Черт подери, а ведь тетушка Трис права! Тут он, пожалуй, слишком близко подошел к опасному краю. Но пока еще эту ошибку можно выгодно использовать:

— Неужели я похож на цвет военной мощи Мэрилака? Я — странник, заброшенный в мир, который создан не мною. Путешественник, пилигрим. Я тут проездом. Спросите Сьюгара.

Трис хмыкнула:

— Этого психа?!

Она не заметила зацепки. Свинство, как сказала бы Элли. Как ему не хватает Элли! Надо будет попробовать еще разок, попозже.

— Не следует недооценивать Сьюгара. У него есть для вас послание, которое показалось мне весьма захватывающим.

— Слышала я его. Другого такого зануду поискать… Так что ты рассчитываешь со всего этого иметь? И не говори «ничего», потому что я не поверю. Честно говоря, по-моему, ты сам хочешь стать командующим лагерем, и я не собираюсь служить ступенькой какого-нибудь грандиозного имперского плана.

Теперь уже заработал ее острый солдатский ум. Она стремительно соображала — и, похоже, не только насчет того, как бы поскорее доставить Майлза к границе в разобранном виде. Теплее, теплее…

— Я только хочу быть вашим духовным советником. Мне не нужна власть, да я и не смог бы ею воспользоваться. Только место советника…

Видимо, в слове «советник» было что-то важное, потому что глаза женщины вдруг широко раскрылись. Майлз сидел так близко, что увидел даже, как расширились ее зрачки. А Трис подалась вперед и провела пальцем по чуть заметным ямкам по обе стороны его носа — там, где касается кожи шлем боевого скафандра. Снова выпрямившись, женщина погладила средним и указательным пальцем такие же, но более глубокие впадины, навсегда отпечатавшиеся на ее лице.

— Так как ты сказал? Кем ты был раньше?

— Клерком. На призывном пункте, — упрямо ответил Майлз.

— Понятно.

Если Трис догадалась, что он не тот, за кого себя выдает, то он пропал. А может быть, и нет.

Трис снова устроилась на своей циновке и указала Майлзу на ее противоположный край:

— Садись, капеллан. И продолжай говорить.

Когда Майлз нашел Сьюгара, тот мирно спал, оставаясь, впрочем, в сидячем положении. Майлз легонько похлопал его по плечу:

— Просыпайся, Сьюгар, все в порядке.

Проповедник всхрапнул в последний раз и проснулся:

— Господи, как мне не хватает кофе! Э? — Он изумленно поморгал: — Вы целы?

— Уцелел все же. Послушай, я хотел бы уточнить насчет того отрывка об одеждах в реке: теперь, когда мы нашли друг друга, нам все равно надо ходить голыми? Или пророчество уже исполнено?

— Э?

— Мы можем теперь одеться? — терпеливо повторил Майлз.

— Ну… я не знаю. Наверное, если бы нам суждено было иметь одежду, ее бы нам дали…

Майлз толкнул его в бок, показывая:

— Вот. Как раз тот самый случай.

В нескольких метрах от них стояла Беатрис, всем своим видом выражая нетерпеливую скуку. Под мышкой у нее был какой-то серый сверток.

— Ну вы, психи, вы берете все это барахло или нет? Я ухожу.

— Вы заставили их дать вам одежду? — потрясенно прошептал Сьюгар.

— Нам обоим, а не мне, — и Майлз махнул Беатрис. — Кажется, берем.

Женщина швырнула ему сверток, фыркнула и удалилась.

— Спасибо! — крикнул ей вслед Майлз.

Он развернул подарок. Два серых пижамных комплекта: один маленький, один большой. Майлзу можно всего один раз подвернуть брюки — и они уже будут впору. Конечно, одежда не первой свежести — может, даже с трупов, но… Сьюгар натянул рубашку и штаны и стоял, изумленно щупая серую ткань.

— Они дали нам одежду. Ну и ну! — бормотал он. — Как вы этого добились?

— Они все нам дали, Сьюгар. Пошли, мне надо снова поговорить с Оливером. — Майлз решительно потащил Сьюгара за собой. — Интересно, сколько у нас времени до следующей раздачи? Конечно, рационы выдают дважды в сутки, но я нисколько не удивлюсь, если это происходит через неправильные промежутки времени, дабы усилить путаницу в мозгах. Ведь в конце концов это наши единственные часы…

Тут внимание Майлза привлекло движение: в их сторону бежал какой-то мужчина. Он явно ни от кого не удирал, а просто мчался изо всех сил, пригнув голову к земле. Он бежал, не разбирая дороги, свернул только на границе женской территории. На бегу он плакал.

— Что это? — спросил Майлз, кивнув на приближающуюся фигуру.

Сьюгар пожал плечами:

— Иногда на людей находит. Когда больше невыносимо здесь сидеть. Однажды я видел, как какой-то парень загнал себя до смерти. Кружил, кружил и кружил, пока не упал.

— Сдается мне, — решил Майлз, — что этот бежит прямо к нам.

— А через секунду побежит уже от нас…

— Тогда помоги мне его поймать.

Майлз сделал беглецу подножку. Не успел он упасть, как Сьюгар уселся ему на грудь, а Майлз — на правую руку, таким образом наполовину уменьшив возможное сопротивление. Наверное, парень попал в плен сразу же после призыва, а может, еще и неправильно указал свой возраст, когда вступал в армию — даже сейчас лицо у него было совсем мальчишеское. Он рвался и брыкался, захлебываясь рыданиями вперемешку с руганью, а потом обессилел и затих, тяжело дыша.

Майлз наклонился к нему и хищно усмехнулся:

— Любишь повеселиться, приятель?

— Ага… — Пленник отчаянно скосил глаза вправо и влево, но помощи нигде не было.

— А как насчет твоих друзей? Тоже любят повеселиться?

— Мои друзья — крутые ребята! Еще какие! — заявил юнец, по-видимому, уже решивший, что попал в руки еще больших психов, чем он сам. — Слезай-ка с меня, мутант, а то они тебя на клочки разорвут.

— Я хочу пригласить тебя и твоих друзей на грандиозное развлечение, — продекламировал Майлз. — У нас сегодня будет просто ис-то-ри-ческий вечер. Знаешь, где найти сержанта Оливера из Четырнадцатого отряда коммандос?