Даже сейчас она испытывала гордость за свое детское самолюбие, за то, как она, задернув тяжелый полог огромной резной кровати, при свете фонарика всю ночь напролет читала «Ветер в ивах». С тех пор Доминик больше никогда не смел ее запугивать или издеваться над ней.

Теперь ей было двадцать шесть, она была самостоятельным человеком, добившимся определенного положения, и знала, чего хочет в этой жизни. Уж если она смогла справиться с Домиником, будучи ребенком, то справится и с Тюдором. И пусть только кто-нибудь усомнится в этом! Она даже улыбалась, открывая дверь в эту мрачную, отделанную дубовыми панелями комнату с огромной резной кроватью под тяжелым пологом.

— Надеюсь, вам будет удобно, — произнесла она с легкой издевкой, намереваясь скрыться, прежде чем он успеет сказать хоть слово. Она с удовольствием заперла бы его на ночь. Адам, должно быть, прочитал ее мысли, потому что ей вслед раздался его насмешливый волнующий голос:

— Не сломай шейку, когда помчишься запирать фамильное серебро — оно слишком дорого стоит.

Негодяй! Она не могла успокоиться, возмущенная его наглостью, и решила немного передохнуть, пройдя в кабинет, где Доминик, а иногда и Мартин работали над бумагами, принесенными с работы. С твердо сжатыми губами Селина включила систему охраны дома, убрала папки, оставленные Домиником на столе, в сейф, села за стол и, пододвинув к себе телефон, набрала номер квартиры Доминика в городе.

Но Доминик не отвечал. Пошел в какое-нибудь злачное место с очередной дорогостоящей подружкой? Его всегда тянуло и к количеству, и качеству. Поэтому среди его подружек преобладали шикарные модели с неуемными потребностями. Увлечения, правда, несерьезные. Ванесса следила за этим, но Селину его похождения приводили просто в отчаяние. Неужели он не видит, что этой веренице красоток, толпящейся вокруг него, нужен не он, а то, что они могут из него вытянуть?

Селина позвонила в офис — сработал автоответчик. Она не стала ничего передавать, вышла из комнаты, замерев за собой дверь, и прошла в столовую. Она позвонит ему еще раз чуть позже. Надо сказать, что Тюдор находится здесь, можно сказать, ворвался без спроса. Даже если он и не готов встретиться с ним и вышвырнуть своего сводного брата из дома, то сможет хотя бы посоветовать ей, каким образом действовать в такой ситуации: все же две головы лучше, чем одна.

Огонь в камине угасал. Она поставила перед камином экран, сложила посуду на сервировочный столик и покатила его на пустынную кухню. Мэг, по всей вероятности, удалилась вместе со своим ворчливым настроением к себе, и Селина вспомнила, что завтра ей нужно будет пораньше встать, чтобы предупредить ее не говорить при Адаме о сердечном приступе Мартина. Вряд ли она, конечно, сделает это, думала Селина, загружая моечную машину, прибирая кухню и потягивая одновременно из рюмки остатки вина, но лучше предупредить любую неожиданность.

Однако в бутылке оказалось больше вина, чем нужно, подумала она, слегка захмелев, затем погасила свет и поднялась по лестнице в свою комнату. Сомнения и тревога относительно того, что задумал Адам, не покидали ее и крутились в голове, как сумасшедшие зайцы. Может быть, теплая и продолжительная ванна поможет ей немного расслабиться и скоротать время до того, как попробовать еще раз позвонить Доминику.

Лестница вела прямо к коридору в ту часть дома, где располагалась ее комната. Даже сейчас Селина не могла понять, почему, будучи одиноким и несчастным десятилетним ребенком, она выбрала самую отдаленную комнату в доме. Но и Ванесса, и Мартин проявили понимание и чуткость, за которую она всегда будет им благодарна, и не только не стали с ней спорить, но и пошли дальше, отдав в ее распоряжение все крыло, где она создала свой собственный мирок. Там были ванная, спальня и игровая комната, которую заполняли старые и знакомые вещи из родительского дома.

Теперь комната для игр была переделана в прекрасный и по-современному оборудованный кабинет, где она в основном работала, предпочитая его своему офису и лондонской квартире, а веселенькие оборочки и рюшечки ее детской спальни уступили место более изысканным вещам.

Однако это крыло дома все равно оставалось только ее миром, куда не было доступа посторонним. Здесь она чувствовала себя спокойно. Селина погрузилась в теплую, ароматизированную воду и почувствовала, как покой приникает в ее душу. Она не хотела думать об Адаме Тюдоре. Она не могла прочитать, что было в его коварной голове, поэтому решила не гадать, чего он добивается от Мартина, просто сделать все, чтобы он не узнал, где находится дядя.

Примерно через час она вылезла из остывшей воды и не спеша вытерлась насухо полотенцем. Набросив на себя короткий ярко-желтый шелковый халатик, она завязала поясок и высвободила свою золотисто-каштановую гриву. Надо будет еще раз попытаться связаться с Домиником, а потом — в постель, и забыть про всю эту кутерьму. Завтра, свежая и выспавшаяся, она решит, что ей делать с этим назойливым типом.

Но Адам Тюдор, очевидно, думал иначе, поскольку, открыв дверь в спальню, Селина обнаружила, что он разлегся на ее кровати. Все ее мысли о спокойном сне улетучились, и она вся напряглась от охватившего ее бешенства.

— Что-то ты долго! — Темно-зеленые глаза Адама медленным оценивающим взглядом прошлись по ее фигуре, и она почувствовала себя беззащитной в этом тонком шелковом халатике, слишком откровенно облегающем все ее округлости и выпуклости. К тому же он почти не закрывал ее длинные обнаженные ноги. Видно было, что этот чересчур пристальный осмотр доставляет ему истинное наслаждение.

Пальцы ее босых ног в ярости вцепились в мягкий ворс ковра, красивый рот исказила гримаса, она гневно рявкнула:

— Какого черта! Что вы здесь делаете?

— Жду тебя. Я уже сказал, что ты слишком задержалась. — От его губ, зеленых глаз, откровенно ласкающих взглядом ее бедра, исходила неприкрытая чувственность.

Несмотря на все, что она знала о себе и о нем, Селина почувствовала, как во рту у нее пересохло, а сердце бешено забилось в груди. Усилием воли ей удалось преодолеть желание подойти к нему. Она еще не совсем потеряла голову, однако желание быть рядом с ним, так, чтобы можно было дотронуться до него, казалось, было непреодолимым.

Большой и сильный, Адам Тюдор лежал на ее кровати, всем своим видом как бы насмехаясь над ее девичьей хрупкостью. Он лежал без галстука и пиджака, верхняя пуговица рубашки была расстегнута, и белизна хрустящей ткани оттеняла смуглую кожу, отчего она казалась еще более притягательной… Желание дотронуться, убедиться, что кожа его была действительно такой гладкой и теплой, как казалось, было мучительным, просто непреодолимым…

— Убирайтесь! — отвращение в ее голосе относилось скорее к себе самой, к своей неожиданной чувственности. Очевидно, он это почувствовал — потому что его глаза загорелись насмешливыми искорками, он сбросил с кровати свои сильные длинные ноги, обутые в черные туфли, освобождая ей место.

— He-а. Иди ко мне, лапочка. Та гробница, в которую ты меня поместила, слишком мрачна для того, что у меня на уме.

Ей не было необходимости спрашивать, что у него на уме, его зеленые, полные желания глаза, изгиб мягких губ не оставляли на этот счет ни малейших сомнений. Она не задаст ему вопрос и не доставит ему удовольствие. И чтобы покончить со всем этим, Селина резко спросила:

— Откуда вы узнали, где моя комната? Просто догадались или совали нос в каждую дверь?

Он медленно покачал головой, и жест этот выражал скорее печаль, чем гнев, отчего ей захотелось ударить его, однако в глазах его играли смешинки. Он провел красивой, прекрасной античной формы рукой по подбородку, на котором уже проступила темная щетина, и произнес:

— Я совершенно точно знаю, где ты спишь. Я знаю твои вкусы в музыке и еде. Я знаю, как ты любишь проводить досуг. Ты обожаешь Моцарта, Вивальди и Глюка. У тебя прекрасный аппетит, ты ешь абсолютно все, но предпочитаешь итальянскую кухню, ты любишь ходить пешком. Ты привыкла к этому, когда у тебя была собака. Рыжий сеттер, правда? И вообще, дорогуша, я знаю про тебя почти все… — Улыбка его сейчас походила на хищный оскал, и она почувствовала страх, — а что я не знаю, то собираюсь узнать. С нетерпением ожидаю этой возможности.