Но не говорил ли ей Доминик, что Адаму хотелось бы видеть их в суде, как должников? Сдвинув брови, она задумалась, и Адам шепотом проворчал:

— Не надо так морщиться. У тебя будут морщины.

— А тебе-то что? — сказала она явную глупость. Когда он был рядом, ее мозг отказывался работать, огорченно сознавала она в тот момент, когда кончик его указательного пальца разглаживал морщинки, легкими ласкающими движениями перебираясь по шелковистой дорожке ее бровей. Селина медленно закрыла глаза, потому что его чудесные, волнующие прикосновения томно тяжелили ее веки.

Почувствовав, как он медленно поворачивает голову и плечи, она сделала неудачную попытку открыть глаза, чтобы избавиться от необыкновенного ощущения погружения в теплый мед. Потом почувствовала, как он коснулся ее губ, лишь слегка прижавшись к ним, и вдруг взрыв мучительно-сладостных ощущений заполнил ее огнем, и она чуть не задохнулась.

Воспользовавшись моментом, кончик его языка проник между ее полуоткрытыми губами, дразняще заскользил по влажным тайничкам ее рта, кто-то застонал. Может быть, она? Возможно. Прижимаясь к ней, он удивленно прошептал:

— Ты — просто совершенство. Когда мы поженимся, оставайся, пожалуйста, такой же.

О, волнующий смысл его слов! Ей показалось, что все ее тело охватило пламя, у нее было ощущение, что ее затягивает в яростный водоворот расплавленной лавы. Он не держал ее, только жадные губы связывали их. Стоит ей только сделать одно движение в сторону, и она освободится от него.

Селина сделала его с трудом, сожаление и ощущение головокружения, которые ей пришлось при этом побороть, вызвали у нее смятение, и, чтобы изгнать возбужденный свет из глаз и вернуть им огонь и гнев, она грубовато сказала:

— Перестань говорить о женитьбе. Об этом не может быть и речи, и ты это знаешь. Ты говоришь об этом только для того, чтобы мучить меня. — Она рискнула взглянуть на него и увидела, как дрогнула его черная бровь, а губы растянулись в насмешливой улыбке.

— Не может быть и речи? Почему? — прошептал он. — Ты ведь такая прелесть!

У нее перехватило дыхание, когда он положил руку ей на колено. Ее тепло обезоруживало, легкого прикосновения оказалось достаточно, чтобы предательский жар рванулся вверх по ее бедрам, проникая внутрь. Она подавила рыдание. Ей было противно то ответное желание, которое он в ней вызывал.

Она оттолкнула его руку и выпрямилась, потом, взяв себя в руки, сказала:

— Значит, ты говоришь, что банк, в котором ты работаешь, — она специально принизила его могущественную должность, — предоставил ссуду фирме «Кингз Рэнсом», когда у той возникли трудности. Потребовал от нее дополнительного обеспечения, — это нормально, — и получил его. Говоря на профессиональном языке, ты мог бы, вероятно, востребовать ссуду и разорить нас. Я думаю, Мартин вряд ли сумел прочитать то, что было написано в контракте мелким шрифтом. Хотя от нашего разорения тебе особого проку не было бы. Но это твое дело.

— Конечно.

Селина смотрела прямо перед собой, боясь взглянуть на него, однако скрытое изумление, звучащее в его голосе, заставило ее все же посмотреть в его сторону, и она сердито фыркнула, заметив в глубине его хитрых зеленых глаз пляшущие изумрудные огоньки.

Как же она была глупа, что позволила ему возбудить ее чувства, заставив забыть, какой он негодяй. Тот, кто может шантажировать разорением добропорядочного семейного бизнеса и потерей большого количества рабочих мест, должен иметь извращенный ум.

Кроме того, ведь наверняка она могла бы что-то сделать, чтобы расстроить его планы.

Почувствовав, как к ней возвращается былая уверенность, она осмелела и, повернувшись, посмотрела ему в лицо с легкой снисходительной улыбкой, и голосом, теперь уже приятным и спокойным, осмелилась сказать:

— Я уверена, что существуют ревизионные организации, в которые можно подать на апелляцию. Должен быть какой-то здравомыслящий орган, который контролирует корпоративные сделки и может хорошенько наказать таких, как ты негодяев, пытающихся шантажировать добропорядочных людей.

— Уверен, что ты права. — У него хватило наглости улыбнуться, и ее глупое сердце замерло.

Селина заставила себя сосредоточиться и, воспользовавшись только что обретенной решимостью, сказала:

— Я это знаю. Однако требую показать мне копию подписанного Мартином контракта, чтобы добраться до этого текста, написанного мелким шрифтом. А потом я пойду к… кому-нибудь и изложу свое дело.

— А почему бы не взглянуть на это, как на частную договоренность между нами? — Он поднял руку, чтобы убрать с ее лица упавшую на него прядь золотистых волос. Губы его были совсем рядом, слишком близко, и она завороженно уставилась на них, не в состоянии отвести глаз, в то время как он пробормотал:

— Зачем выносить сор из избы?

— Мне нечего выносить, — запротестовала Селина, борясь с волнением и видя, как его густые черные ресницы опустились, прикрыв глаза, а кончики пальцев не спешили отпускать ее шелковистые волосы.

— Нет, я думаю, что есть, — сказал он быстро. — Ты похожа на маленький паровозик, стоящий на парах, но без машиниста. Неужели тебе не жарко? — Обе его руки лежали на воротнике ее мягкого кожаного пальто.

Не обращая внимания, она стала обвинять:

— Ты что, хочешь сказать, что я ни на что не гожусь?

Селина почувствовала, как он снимает с нее пальто, но его оскорбительное замечание настолько вывело ее из себя, что она робко попыталась сопротивляться. Впрочем, ей было слишком жарко: ведь работало центральное отопление, горел камин, и она была одета в толстый свитер…

— Вовсе нет. — Его голос звучал слишком ласково, чтобы ему можно было доверять. — Наоборот, я считаю тебя очень умной. Просто… невостребованной. С твоими способностями тебе бы следовало руководить вашей фирмой. Мартин сделал очень умно, уйдя в сторону, а Доминику не хватает ума. — Селина слушала его, широко раскрыв глаза. — Значило ли это, что он, в конце концов, не собирается их разорять? Или ему нравилось говорить загадками? — Я не понимаю. — Он снял пиджак и набросил его на спинку стула. Она рассеянно следила за ним. — Если ты нас разоришь, нечем будет руководить. — Она встретила испытующий взгляд его необыкновенных глаз, смутно отмечая, что он снимает галстук, который последовал за пиджаком. — И вообще, это разговор из области теории, — хрипло заключила она и отвела глаза, потому что к этому времени он расстегнул верхние пуговицы рубашки, и в открытом вороте стали видны его загорелая шея и темные закрученные волоски, покрывающие его атлетическую грудь.

— Я вовсе не заинтересован топить «Кингз Рэнсом».

Он сел в угол дивана и вытянул длинные ноги так, что они коснулись ее колен. Ее снова охватил жар и, впившись ногтями в ладони, Селина попыталась побороть унизительное желание протянуть руку и дотронуться до обнаженного треугольника на его груди, просунуть руки под тонкую ткань рубашки, почувствовать его тело, его тепло, силу и упругость мышц.

Ее тело напряглось в отчаянной попытке вновь обрести контроль над собой, что еще недавно всегда удавалось, и она резко дернулась, когда ласковыми прикосновениями тыльной стороны пальцев он провел по ее пылающей щеке.

— Расслабься. — Адам придвинулся совсем близко. Теперь он поглаживал ее нижнюю губу, и Селина издала приглушенный стон, презирая себя за безволие. Он наклонил к ней голову, и его губы оказались там, где до этого были пальцы, а рука свободно скользнула вниз до края ее свитера и тут же оказалась под ним.

От теплого прикосновения его уверенных рук замер весь мир, а потом понесся вперед на волнах все сокрушающей чувственности. Голова Селины кружилась в этом водовороте, и ей приходилось прилагать большие усилия, чтобы понять, о чем он ей говорил.

— Сейчас дела у «Кингз Рэнсом» идут хорошо. Но ссуду все равно надо выплатить. — Его пальцы поползли вверх и задержались вблизи ее груди, и желание, требовательное и сладостное, пронзило ее, перехватив дыхание.