– Ты мне не указ. Кто вы там, Алоис Ксержик, – старший преподаватель?

– Молчу, сиятельная, помню своё место, – Ксержик поцеловал супругу и повёл нас прочь. Мои вещи благополучно покачивались в воздухе за спиной Алоиса. На мой вопрос, где Эдвин, ответил, что Лазавей тоже с нами поужинает, скоро будет: – Адрес я сказал, разберётся. Да и хаживал уже.

Алоис не обманул: Эдвин действительно зашёл, наскоро что-то пожевал и отправился восвояси, обещав быть на связи. Средство общения мне оставили, так что не жаловалась. Да и выходные мои: Лазавей клятвенно обещал проводить их в Ишбаре. Мне казалось, что он побаивается оставаться наедине с Ксержиком и мной, что внушало подозрения о нежелании жениться. Вообще, наши отношения в народе называли сожительством, но я предпочитала более красивое: «возлюбленные».

В тот вечер вопреки первоначальным планам Эдвин задержался, долго говорил с кем-то в Вышграде, а потом сообщил, что ночует в Ишбаре. Алоис почесал затылок и изрек, что на печи мы втроем не поместимся, да и ребенка неплохо бы убрать подальше: «Рановато ей просвещаться». В ответ Лазавей заявил, что яблоневый сад отлично подходит для учебной работы.

– Ну уж нет, – решительно вступила в разговор Маргарита, – сад занят. Марицу давайте мне: пусть изверг привыкает к детишкам, все равно на голодном пайке.

Алоис вздохнул и пробормотал, что пошел смотреть на сад. Подоплёку любви к плодовым растениям понимали только мы с Маргаритой, причем я – в общих чертах. Очевидно, что сад, что могилки одинаково прельщали блудного папашу для уединения с девушкой. Надо бы их с мамой свести: узнает ли она его? Или он её? Останавливало одно – боязнь разругаться с обоими.

В итоге нам постелили в гостиной в компании благопристойных изысканий Ксержика. Непристойные остались в кабинете.

Эдвин скептически осмотрел ложе и предложил устроиться на полу.

– Рановато ещё, – хмыкнул с порога Алоис. – Агния, вроде, не старая грымза, чтобы не прижаться.

Покраснев, потянулась к полке, пригрозив разбить все горшки Маргариты. Ксержик тут же пожелал спокойной ночи и закрыл дверь: любовь мачехи к маргариткам известна.

– Помню вашу первую встречу, – Эдвин с интересом осмотрел гостиную и развалился в кресле-качалке. – Вы друг друга не выносили, а теперь не разлей вода.

– Я у него полгода жила, привыкла, – задёрнула шторы и потянулась. – Ты у кого моей руки просить станешь?

– Прости? – Лазавей резко остановился, едва не упав.

– Ясно, – нахмурилась я. – Перепихнуться и забыть.

– Забудешь, как же! – Эдвин встал и обнял меня. – Но женитьба… Эээ, Агния, куда торопиться?

Промолчала, а то разругаемся. Ничего, всё равно Лазавей никуда не денется, только косится подозрительно. Не выдержав, спросила напрямую, в чём дело. Эдвин тему замял, предпочёл заговорить о чете Ксержик. Его интересовало, как мы общаемся, чему меня супруги учили. Рассказала, припомнив и улепётывание от нежити. Когда дошла до ругани Алоиса и методов зазубривания кодекса мага, Лазавей рассмеялся, поцеловал и заверил, что в этом доме меня любят.

– Все? – хитро подмигнула я.

Эдвин кивнул, прижал к себе и начал щекотать. Смеясь, упала на диван и увлекла его за собой. Оказалось, что барахтаться и просто лежать рядом тоже хорошо.

– Русалка зеленоглазая, ты без меня тут не ныряй, – уже сонной, шепнул на ухо Лазавей.

– Куда? – не раскрывая глаз, пробормотала я.

– В разные омуты, а то порода у вас гулящая.

Улыбнулась, слабо пихнула Эдвина в живот и нечленораздельно пробурчала, что Агния Выжга – девушка порядочная.

Когда проснулась, Лазавей уже уехал. На кухонном столе дожидалась записка с обещанием приехать на выходные и желанным «люблю» вместо подписи.

Маргарита родила чуть раньше срока. При первых признаках она отправила Алоиса во вступительную комиссию, разгребать какие-то заявки. Скривив губки, пожаловалась на грядущую проверку – «а ещё бумаги не готовы». Вот Ксержику и предстояло их подготовить. На самом деле бумажки надлежало подавать в сентябре, но об этом Маргарита благополучно умолчала.

Я и не знала, догадался ли Алоис, потому как спокойно ушёл в Школу. Маргарита лицо держала, изображала, будто срок не пришёл, зато после того, как муж скрылся из виду, матюгнулась и велела найти Шаолену Гвитт. Глядя, как волнуется и боится ректор, попыталась успокоить – та отмахнула и пригрозила тоже занять меня общественно-полезным делом.

Ведьму удалось выловить с превеликим трудом – а как иначе, если попадаться на глаза Алоису не рекомендуется? Но я с задачей справилась и в первый раз полетала на метле. Дело это захватывающее и визгообразующее: кричала я не хуже роженицы, одновременно придерживая подол и цепляясь за ведьму. Госпожа Гвитт только смеялась, потешаясь над новичком в небе. Поговаривали, что так она ведьм-первоклашек проверяла, только летали они поодиночке, на заговорённой метле.

Наконец мы приземлились, только пальцы мои разгибаться не хотели, хорошо, что язык умолк. Шаолена вздохнула и воспользовалась магией – больно, но к роженице же спешим.

Маргарита расхаживала по дому, бубня какую-то книгу по магии. Реакция на меня была странной: ректор обрадовалась, но вовсе не потому, что я привела ведьму:

– О, Агния, романчик мне из мансарды принеси! Он на демоническом.

Госпожа Гвитт заржала аки лошадь и ударила кулаком по притолоке:

– Даже родить нормально не можешь!

– Я начальство, а муж у меня… – Маргарита покосилась на меня и махнула рукой. – Некромант! – закончила она, решив вместить в одно слово бездну смысла.

Госпожа Гвитт поставила чайник и завела с ректором разговор «за жизнь». Ну да, роды – процесс долгий, нечего заранее Маргарите нервы трепать. Мне же пока надлежало приготовить комнату для роженицы – по иронии судьбы, кабинет Алоиса. Видимо, Маргарита так изящно решила нагадить-отомстить супругу. Что ж, если она считает, что детям надлежит появиться на свет среди некромантских ужасов, то так тому и быть.

Наконец началось.

Маргарита отлично знала демонический, лучше Шкварша. А ещё в совершенстве владела устным народным творчеством для взрослых.

Рожала Маргарита долго, так долго, что Алоис успел вернуться. Пришлось грудью встать у кабинета и отвлекать шоколадками. Когда Ксержик рвался узнать, почему жена поминает всю его семью до девятого колена, извлекала из закромов очередную блестяшку и махала перед носом у отца. Кончилось тем, что шоколад мы вместе жевали на кухне, Алоис переводил на златорский ругань Маргариты, а я увеличивала словарный запас.

– Выпить хочешь? – наконец поинтересовался Ксержик. – А то в горле от сладкого пересохло.

– Спиртного? – уточнила я.

– Любого. Давай начнём с чая, потом будем поднимать градус. Глядишь, через пару часиков переплюнем Арин голос. Ты как к песням демонов относишься? Ну да, тут же Марица, а песни неприличные… Или она не поймёт? – Алоис покосился на притихшую внучку, которую пугали вопли Маргариты. Взяла её на руки, покачала и сунула на колени Ксержику – привыкай. Тот ничего, не скинул, занял ребёнка какой-то магической штучкой. Надеюсь, не опасной, а то убью и закопаю – дочь некроманта я или где?

– А то, что я пойму, это нормально?

– Ты-то и должна понять. Да ладно, если ты со Шкваршем того самого, то чем я тебя удивлю? Песенки у них – хвалебные песни… хмм… преимуществу перед другими особями мужского пола.

– Приличных нет? – вздохнула я.

– Есть. Песни о дамах. Попробовали бы они незнакомым демоницам похабно в любви признаваться – всё бы отодрали.

– Спой, а?

– Налей, а? Если хочешь услышать моё завывание, то мно-о-го. И покре-е-епче.

Ладно, будет сделано. Откопала бутыль мутного самогона и плюхнула на стол. Марица, отвернись, сейчас взрослые бухать будут.

Шаоленна Гвитт ожидала увидеть и услышать что угодно, кроме нестройного дуэта на кухне. Марица ползала по полу, а мы исправно фальшивили на недетские темы. Самогона в бутыли поубавилось.