Тесс Герритсен
Грешница
Моей матери, Руби Дж. С. Тон — с любовью
Благодарности
Питеру Марсу и Брюсу Блейку, которые помогли разобраться в тонкостях полицейской службы;
Маргарет Гринвальд, доктору медицины, за то, что позволила заглянуть в мир судебно-медицинской экспертизы;
Джине Сентрелло за ее неугасающий энтузиазм;
Линде Марроу, редактору, о котором мечтает любой писатель;
Селине Уокер, моей чудо-помощнице по ту сторону Атлантики;
Джейн Берки, Доналду Клири и замечательной команде Агентства Джейн Ротрозен;
Мег Рули, моему литературному агенту, защитнице, путеводной звезде. Никто не смог бы лучше.
И моему мужу Джекобу, который даже по прошествии стольких лет остается моим лучшим другом.
Пролог
Андхра-Прадеш
Индия
Водитель отказался везти его дальше.
Вскоре после того как они миновали заброшенный химический завод «Октагона», асфальтовое покрытие сменилось бездорожьем. Шофер начал жаловаться на то, что кусты царапают кузов, а после недавних дождей недолго и застрять в грязи. И что тогда делать? Сидеть на мели в ста пятидесяти километрах от Хайдарабада? Говард Редфилд терпеливо выслушивал стенания, хотя прекрасно сознавал, что все кажущиеся убедительными доводы лишь предлог, скрывающий истинную причину нежелания водителя следовать дальше. Мало кто может с легкостью признаться в том, что боится.
У Редфилда не было выбора. Отсюда ему предстояло идти пешком.
Он наклонился к самому уху водителя и уловил слабый запах пота. В зеркале заднего вида, под которым болтались и гремели бусины, он увидел отражение вперившихся в него темных глаз.
— Вы ведь подождете меня? — спросил Редфилд. — Стойте прямо здесь, на дороге.
— И как долго?
— Может, час. Столько, сколько понадобится.
— Говорю же вам, нечего там смотреть. Там уже давно никого нет.
— Просто подождите здесь, договорились? Подождите. Я заплачу вам в два раза больше, когда мы вернемся в город.
Редфилд схватил свой рюкзак, вышел из кондиционированной прохлады автомобиля и тут же утонул в удушливом влажном мареве. Он не носил рюкзак со студенческой поры, когда путешествовал по Европе без гроша в кармане, а сейчас, в пятьдесят один, вскидывая свою ношу на дряблые плечи, он мало чем напоминал себе прежнего спортивного юношу. Но в этой стране-парилке он и шагу не мог ступить без бутылки с чистой питьевой водой, репеллента, солнцезащитных очков и лекарства от диареи. И еще без фотоаппарата; с ним он тоже не мог расстаться.
Он стоял, обливаясь потом, глядел на небо и думал: «Отлично, солнце уже заходит, и москиты готовы к вечерней охоте. Вот вам и ужин, маленькие кровопийцы».
Он двинулся вперед по дороге. Высокая трава скрывала тропинку, и он ступил в борозду, тут же по щиколотку увязнув в грязи. Судя по всему, здесь уже давно никто не ездил, и матушка Природа быстренько отвоевала территорию. Он остановился, отбиваясь от насекомых. Потом оглянулся и увидел, что машина скрылась из поля зрения; от этого ему стало не по себе. Стоило ли верить водителю, который пообещал ждать его? Парень без особой охоты согласился везти его в такую даль, а на бездорожье и вовсе разнервничался. Как он сказал, у этих мест дурная слава, много чего здесь происходило. Они просто могли исчезнуть, и кто бы стал их искать?
Но Редфилд настоял на своем.
Влажный воздух, казалось, сомкнулся вокруг него. Он слышал, как булькает вода в бутылке за спиной, и хотя жажда уже давала о себе знать, он не останавливался. Светового дня оставалось не больше часа, и нужно было поторапливаться. В траве жужжали насекомые, а сверху, из густых крон деревьев, доносились звуки, которые он счел бы пением птиц, только вот никогда еще не слышал ничего подобного. Все в этой стране было каким-то странным и сюрреалистичным. Редфилд устало тащился по грязной дороге, чувствуя, как по груди струйками стекает пот. С каждым шагом дышать становилось все труднее. Судя по карте, он прошел всего полторы мили, но ему казалось, что он идет уже целую вечность, и к тому же свежие порции репеллента ничуть не пугали москитов. В ушах стояло их непрерывное жужжание, а лицо превратилось в зудящую маску, сотканную из роя насекомых.
Он оступился и рухнул в очередную глубокую яму, коленями в высокую траву. Выплюнул попавшие в рот травинки, с трудом отдышался и, чувствуя, что сил уже нет, подумал: не пора ли поворачивать назад. Сесть в самолет и, поджав хвост, вернуться в Цинциннати. В конце концов, трусость была намного безопаснее. И гораздо комфортнее.
Редфилд подавил вздох, уперся ладонями в землю, чтобы подняться, и замер, уставившись на траву. Что-то сверкнуло среди зеленых стеблей, что-то металлическое. Это была всего лишь дешевая оловянная пуговица, но в тот момент она показалась ему знаком. Талисманом. Он сунул ее в карман, поднялся на ноги и продолжил путь.
Всего через сотню шагов дорога расширилась и вывела на огромную поляну, окруженную высокими деревьями. Вдали показалось одинокое строение — обгоревшее каменное здание с ржавой крышей. От легкого ветерка шуршали ветви деревьев, колыхалась трава.
«Вот оно, это место, — подумал он. — Вот где это случилось».
Собственное дыхание вдруг показалось ему чересчур громким. Сердце гулко стучало, когда он снял с плеч рюкзак, расстегнул его и достал фотокамеру. «Все документируй, — думал он. — „Октагон“ попытается представить тебя вруном. Они сделают все возможное, чтобы дискредитировать тебя, так что нужно быть готовым к обороне. Ты должен доказать, что говоришь правду».
Редфилд двинулся вперед, к груде почерневших веток. Разворошив хворост мыском ботинка, он уловил запах горелого дерева. И попятился, чувствуя, как холодок пробежал по спине.
Это были остатки погребального костра.
Взмокшими руками он снял крышку с объектива и начал фотографировать. Прижав глаз к видоискателю, он щелкал кадр за кадром. Пепелище. Детская сандалия в траве. Лоскут яркой ткани, оторванный от сари. Всюду, насколько хватал глаз, он видел Смерть.
Говард повернулся вправо, и в окошке видоискателя промелькнул зеленый ковер травы. Он уже собрался делать новый снимок, как вдруг палец его застыл на кнопке.
По краю кадра скользнул силуэт.
Выпрямившись, он опустил фотоаппарат и уставился на деревья. Теперь он ничего не видел, кроме сплетения веток.
Что это было — какое-то подобие движения, которое он уловил краем глаза? Во всяком случае, что-то темное мелькнуло среди деревьев. Обезьяна?
Нужно было продолжать съемку. Световой день стремительно угасал.
Он прошел мимо каменного колодца к строению с ржавой крышей, не забывая оглядываться по сторонам. Казалось, у деревьев были глаза, и они наблюдали за ним. Подойдя ближе к дому, он увидел почерневшие от копоти стены. Перед входом высился холмик из золы и хвороста. Еще один погребальный костер.
Он переступил через холмик и заглянул в дверной проем.
Поначалу он ничего не разглядел в этом мрачном интерьере. Наступали сумерки, а внутри было еще темнее — сплошь черные и серые тона. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Со все возрастающим изумлением он заметил, что в глиняном кувшине сверкнула свежая вода. Пахнуло специями. Как это возможно?
За спиной хрустнула ветка.
Он быстро обернулся.
Одинокая фигура стояла на поляне. Вокруг все замерло — и деревья, и птицы. Фигура двинулась навстречу какой-то странной подпрыгивающей походкой и остановилась в нескольких шагах от него.
Камера выпала из рук Редфилда. Он в ужасе отпрянул.
Это была женщина. И у нее не было лица.