- Хотя, возможно, именно отрубание рук и других конечностей могло бы быть в некоторых странах древности наказанием для тех, кто фальсифицировал рукописи. Отрубают же руки за воровство некоторым и в наше время.

Все эти мысли быстро пронеслись в голове Анны, прежде чем она ринулась объяснять недоразумение, уводя директора в другую часть зала. Как выяснилось позже, заказанный из запасников музея Ивана Цветаева бюст Гомера как имеющий слишком большую ценность экспонат в последний момент перед отправкой был заменен Венерой, сделанной из дешевого гипса и никакой ценности, кроме, может быть, эстетической, не представлявшей.

Съемки начались в другом углу зала, у стеклянных витрин, в которых были выставлены старинные издания. Анна облегченно вздохнула. Голова уже немного кружилась, может быть, от волнения или от голода, а может… Этот запах. Анна осторожно понюхала воздух. Запах газа. Здание старое, могла произойти какая-нибудь утечка… Судя по взглядам, которыми обменивались окружающие, не ей одной пришла в голову эта мысль. Запах усиливался и источник его находился не где-то на улице, тем более что окна были закрыты, а на подведомственной ей территории, а именно в подсобке, куда четверть часа назад она отправила молодую сотрудницу Катю отдохнуть и перекусить. С замиранием сердца, красными щеками и пылающим взглядом Анна Марьяновна решительно зашагала в сторону подсобного помещения, прозванного “кабинет задумчивости”, готовая “найти и обезвредить”. Она вошла в комнатку без окна и встала на пороге. В углу испуганно сидела Катя, стараясь прикрыть руками стоящую у нее на коленях тарелку с салатом из зеленой редьки, издававшей тот самый волнующий запах…

Смеркалось. “Грудой дел, суматохой явлений день отошел, постепенно стемнев”, часы показывали около половины девятого вечера. Пора было уже собираться домой.

Все коллеги разошлись, читатели тем более, прощаться было не с кем. Анна Марьяновна начала одеваться, собирать вещи. На глаза ей попалась утренняя газета, вызвав смутное воспоминание о чем-то интересном, которая, однако, выглядела мятой и старой как заспанная простыня и уже не радовала, как не могло радовать ее, наверное, сейчас ни одно из материальных жизненных благ.

Выйдя на улицу, Анна почувствовала запах свежести. Это был первый признак надвигающейся весны. Порадовавшись тому, что теплеет и она сможет надеть новое жемчужно-серое пальто, купленное всего-навсего в позапрошлом году на деньги, присланные сыном на юбилей, и, поморщившись от боли в спине, которая сигнализировала о скорой перемене погоды, она побрела к метро.

Всё-таки весна ощущалась в воздухе и заставляла или, может быть, мягко уговаривала распрямить плечи, глубоко вдохнуть еще холодный воздух и надеяться на что-то неясное, но очень хорошее.

Уже почти дойдя до метро, она внезапно передумала ехать домой. Остановилась, осмотрелась по сторонам. Мысль пойти прогуляться по центру хотя бы до следующей станции внезапно посетила ее голову.

Анна развернулась и пошла по Воздвиженке в сторону Арбата.

Особую атмосферу создавало и заходящее солнце, которое окрашивало в золотистые цвета стены домов, старых и вновь отремонтированных, красивых и вызывающих раздражение, придавая всему атмосферу теплоты и одновременно волнующей возможности чего-то нового и необычного. Идти по почти пустынным улицам навстречу закату было так же приятно, как лететь навстречу большим добрым рукам, которые подхватят и согреют тебя.

Анна свернула от Нового Арбата в Мерзляковский, а потом в Скатертный переулок.

Старые здания окружали ее со всех сторон. Как ни странно, в такое сравнительно ранее время было немноголюдно. По пути она встретила всего парочку прохожих.

Вскоре она задумалась о чем-то и перестала замечать, куда именно идет.

Очнувшись от мыслей, она внезапно осознала, что не помнит, как она тут оказалась и где находится.

Ее немного испугала мысль о том, что такое произошло.

-Ну, привет, маразм, заходи, коль пришел, - грустно сказала она самой себе.

Анна Марьяновна, конечно, не боялась заблудиться, находясь в центре Москвы, города, в котором она прожила всю свою жизнь. Однако ощущение, что она не помнит, куда забрела, было неуютным. Тем более что людей вокруг не было видно, а на улице уже совсем стемнело. Она пошла вдоль домов, в надежде найти указатели. Но, увы, никаких табличек не было.

Вдруг Анна увидела недалеко от себя темный силуэт. Непонятно было, мужчина это или женщина. Человек свернул за угол.

Как назло сильно вступило в поясницу. Этот момент, как известно, всегда приходит не вовремя. Держась одной рукой за спину и охая, Анна, слегка ускорила шаг, чтобы догнать прохожего, завернула за угол и вдруг потеряла опору под ногами.

На секунду мир потемнел перед ней. Боль в спине стала, кажется, нестерпимой. В голове промелькнули обрывки мыслей: “Люк открытый… надо же, какая глупость!.. Кто ж меня теперь отсюда вытащит, корову этакую?..” Потом огромный раскаленный шар вспыхнул перед глазами, и она с чувством облегчения потеряла сознание.

Очнувшись, она, прежде всего, ощутила боль. Тупую боль в спине и острую в правом локте. Потом в сознание ворвались запахи. Они были отвратительными. Пахло канализацией, при этом в воздухе чувствовалось тепло и влажность. Что делало его еще более противным, почти осязаемо гадким. Было тихо, только где-то вдалеке журчала и капала вода. Открывать глаза было страшно, но Анна, подождав несколько секунд, чтобы собраться с духом, сделала это, нырнув в окружающий ее мир, как плохой пловец ныряет в воду. Осязание и обоняние дали ей больше поводов для размышления, чем увиденное сейчас. Тускло освещенным было только небольшое пространство вокруг нее, остальное терялось во мраке неизвестности. Слабый свет исходил от полуоткрытого люка, в который она упала. Нужно было взять себя в руки и думать, что делать.

Увиденное ничем ее не поразило. Было понятно, что она попала в канализационный люк, крышка которого оказалось приоткрытой. Говорить о халатном отношении к делу служб Мосводоканала смысла не имело, и думать об этом тоже. Важнее было то, что упав примерно с трехметровой высоты, она ничего не сломала, кроме, может быть, руки. Лежала она сейчас на чем-то сравнительно мягком и теплом. С отвращением поморщившись, она поняла, что это зимние рабочие спецовки. Не худший вариант.

Лестницы наверх не было. Потянувшись левой, здоровой рукой к сумке, которая, к счастью, осталась у нее, она с трудом нашарила мобильный. Терпеливо, стараясь не суетиться и сохранять спокойствие, она дрожащей рукой набрала, наконец, номер подруги Ирки, который был одним из последних в списке входящих, и ждала с колотящимся сердцем. Сигнала не было. Она набрала, не глядя, еще несколько номеров. Тот же результат.

- Так, спокойствие! - мысленно одернула она себя за начавшуюся подниматься волну паники.

Оставался старый дедовский способ дать о себе знать. Она крикнула вверх: “Помогите! Кто-нибудь! Я упала в люк!”

Молчание было ей ответом.

Ситуация даже начала казаться забавной. Надо же было упасть в люк в центре многомилионного города, где жизнь не затихает ни днем, ни ночью и обычно мечтаешь только о том, чтобы людей и машин на улицах было поменьше, как в ее детстве.

- Ты еще про детство вспомни, клуша,- обругала она себя.

Покричав для разнообразия еще и “Пожар!”, “Насилуют!”, “Милиция!”, она не добилась никакого результата.

Решив терпеливо ждать, когда появится какой-нибудь прохожий, она с некоторым даже изяществом расположилась на ватниках и принялась ждать.

- Может, включить музыку в плеере на мобильном?- подумала она, - все-таки веселее и, может, звуки услышит кто-нибудь наверху. Но звуки песни Карла Готта “Дорогу знаю только я” звучали так жутко в тишине коллектора, что она в испуге тут же выключила песню. Наушников в сумке почему-то не было, видимо, она забыла их дома. Как там Люся? Собачка в этот момент казалась родной и милой. Хорошо, что хоть еды ей было оставлено в миске с запасом. Аня, не зная точно гастрономических предпочтений Люси, решила оставить ей широкий ассортимент блюд. Ну, а квартиру, испачканную склонной к стрессам собакой, легко потом помыть. Всё-таки Люся же не слон.