Несмотря на комплимент, старая леди не удовлетворена – особенно когда замечает, как рассеян ее сын. Он ерзает на стуле, постоянно смотрит на маленькие голландские часы, висящие на стене, которые своим громким тиканьем словно говорят: «Опоздаешь… опоздаешь…» Мать догадывается о причине всего этого, но ничего не говорит. Напротив, замечает о нанимателе лодочника:

– Он очень хорошо с тобой обращается, Джек.

– Конечно. Он со всеми хорошо обращается.

– Но разве он остается в нашей местности не дольше, чем вначале собирался?

– Может быть. Знатные люди, как он, не похожи на нас, бедняков. Они могут приходить и уходить, когда хотят. Я думаю, у него есть причины, чтобы задерживаться.

– Ну, Джек, об этих причинах я и сама кое-что слышала.

– Что же ты слышала, мама?

– А вот что. Ты возишь его вверх и вниз по реке почти пять месяцев и еще не понял. Но зато другие поняли. Он задерживается из-за молодой леди, живущей ниже по течению. Аккуратная девушка, говорят о ней, хотя сама я ее не видела. Это так, сын мой? Говори.

– Ну, мама, раз уж ты так прямо сказала, не буду скрывать, хотя меня просили не распространяться об этом с другими. Ты права, у капитана есть намерения относительно этой леди.

– Говорят также, что она едва не утонула, а капитан ее спас в своей лодке. Джек, а ведь эта лодка может быть только твоей.

– Да, это была моя лодка, мама, ты права. Я давно рассказал бы тебе, но он просил меня не говорить. К тому же я думал, тебе не интересно.

– Что ж, – удовлетворенно отвечает она, – это не мое и не твое дело. Только капитан так добр к тебе, и я хотела побольше узнать о нем. Если ему нравится молодая леди, надеюсь, она отвечает ему взаимностью. Должна после того, что он для нее сделал. Я не слышала ее имени. Как ее зовут?

– Это мисс Винн, мама. Очень богатая наследница. Даже уже не наследница, вернее, перестанет ею быть в следующий четверг. Она тогда станет совершеннолетней. Вечером в ее имении будет большой прием, танцы и всякие развлечения. Я это знаю, потому что капитан там будет; он сказал, что ему понадобится лодка.

– Винн? Уэльское имя. Интересно, не родственница ли она сэра Уоткина.

– Не могу сказать, мама. Мне кажется, есть несколько ветвей семьи Виннов.

– Да, и все хорошего рода. Если она из уэльских Виннов, капитан не ошибется, если возьмет ее в жены.

Сама миссис Уингейт уэльского происхождения, она родом из графства Пемброк, но вышла замуж за человека из Монтгомери, где родился и Джек. Только позже, став вдовой, она переселилась в Херефордшир.

– Так ты думаешь, она ему нравится, Джек?

– Не просто нравится, мама. Могу тебе сказать: он в нее влюблен по уши. И если бы ты сама увидела молодую леди, то не удивилась бы. Она почти такая же красивая, как…

Джек неожиданно замолкает, не собираясь открываться даже матери. До сих пор он так же старательно скрывал свою тайну, как и его патрон.

– Как кто? – спрашивает она, глядя прямо ему в лицо, и в глазах ее не просто любопытство – материнская забота.

– Кто?.. Ну, – начинает он смущенно. – Я собирался назвать имя девушки, которую считают самой красивой среди наших соседей.

– Особенно ты так считаешь, сын мой. Можешь не называть ее имени. Я его знаю.

– О, мама! О чем ты говоришь? – запинается он, не поднимая глаз от полусъеденного бифштекса. – Тебе рассказывали обо мне сплетни?

– Никто мне ничего не рассказывал. Слова мне об этом не говорили. Я давно уже сама вижу, хотя ты пытаешься скрыть от меня. Не хочу тебя винить, потому что она девушка хорошая и аккуратная. Но она намного выше тебя, мой сын; и ты должен думать, как вести себя. Если та молодая леди так же хороша собой, как Мэри Морган…

– Да, мама: самое странное, что они похожи…

Он прерывает мать и говорит возбужденно, потом опять замолкает.

– Что странно? – удивленно спрашивает она.

– Неважно, мама! Как-нибудь в другой раз я тебе все расскажу. Сейчас не могу: на часах уже почти девять.

– Ну и что?

– Я могу опоздать.

– Куда опоздать? Ты ведь не собираешься уходить на ночь? – спрашивает она, видя, что он встал.

– Я должен, мама.

– Но почему?

– Лодочный фалинь перетерся, и я хочу раздобыть новый трос. В магазине на переправе он есть, и я должен попасть туда до того, как его закроют.

Выдумка, но простительная: на самом деле не о фалине думает Джек, а о стройной талии Мэри, и не тросом намерен ее охватить, а своими сильными руками.

– А почему это нельзя сделать утром? – спрашивает неудовлетворенная мать.

– Ну, понимаешь, никогда нельзя знать, вдруг кому-нибудь понадобится лодка. Капитану нет, но он может передумать. И вообще он хотел отправиться в моей лодке на большой праздник в Ллангоррен Корт.

– Ллангоррен Корт?

– Да, это место, где живет молодая леди.

– Но ведь ты сказал, что это в четверг.

– Правда. Но вдруг лодку наймут на завтра, когда же я это сделаю? Еще в лодке небольшая течь, и я должен купить смолы и заделать ее.

Если бы мать Джека только вышла из дома и взглянула на «Мэри» у причала, она могла бы назвать сына лжецом. Вся оснастка цела, ни один трос не растрепался; течи почти нет, на дне лодки не больше двух-трех галлонов воды.

Но добрая женщина не настолько подозрительна; напротив, она верит сыну, зная его правдивость, и поэтому отпускает его, добавив только:

– Не задерживайся, сын! Я знаю, ты скоро вернешься.

– Конечно, мама. Но почему ты так встревожена сегодня? Я ведь и раньше уходил по вечерам.

– Потому что сегодня, Джек, я немного боюсь.

– Чего боишься? Ведь к нам никто не приходил?

– Нет, после твоего ухода утром никого не было.

– Тогда что же тебя испугало, мама?

– Наверно, только сон прошлой ночью. Но сон был очень неприятный. Я тебе не рассказывала. Боялась, что ты огорчишься.

– Расскажи сейчас, мама.

– К нам это не имеет никакого отношения. Касается тех, кто живет по соседству.

– Морганов?

– Да, Морганов.

– Мама, что же тебе снилось о них?

– Я будто стою на холме над их домом посреди ночи, и вокруг меня все темно. И вот, глядя вниз, я вижу, как из их двери выходит…

– Что?

– Кэнвилл корф! (По-уэльски «свеча мертвеца». – Прим. перев.).

– Кэнвилл корф?

– Да, сын мой; я видела это – видела во сне. Она вышла из дверей дома фермера, прошла через двор, по мостику в саду и по лугу направилась прямо к переправе. Я не могла бы увидеть все это с холме, но во сне видела; видела, как свеча прошла к церкви и на кладбище. Это меня разбудило.

– Что за ерунда, мама! Нелепое суеверие! Мне казалось, ты оставила всю эту чепуху в горах Монтгомери или Пемброкшира, откуда все это родом, как ты мне сама говорила.

– Нет, сын мой, это не чепуха и не суеверие. Хотя англичане винят в этом нас, валлийцев. Твой отец верил в кэнвилл корф, я тоже верю, и не без причин. Я тебе никогда не говорила, Джек, но в ночь накануне смерти твоего отца я видела, как она вышла из нашей двери и направилась прямо на кладбище, на котором он сейчас лежит. Верно, как то, что мы здесь стоим с тобой, в доме Ивена Моргана кто-то обречен. У них в семье только трое. Надеюсь, это не та, кого ты хочешь назвать моей дочерью.

– Мама! Ты меня с ума сведешь! Говорю тебе, это все чепуха! Мэри Морган сильна и здорова – как я сам. Если твоя свеча мертвеца говорит правду, это не о ней.Скорее о миссис Морган, которая почти с ума сошла от веры в церковные свечи и подобные штуки. От этот она вполне может спятить, если не умрет. А что касается тебя, дорогая матушка, пусть сон тебя не тревожит. И не чувствуй себя одиноко, потому что я ухожу ненадолго. К десяти точно вернусь.

Говоря это, он лихо надевает на густые кудрявые волосы свою соломенную шляпу, оправляет куртку и с последним подбадривающим взглядом и приветственным словом к матери выходит в ночь.

Оставшись одна, женщина тем не менее чувствует себя одинокой и больше чем обычно испуганной. Вместо того чтобы взяться за иглу или убрать со стола, она подходит к двери и здесь, на крыльце, остается, глядя в темноту – стало уже совершенно темно. И вот она видит, или ей кажется, что по лугу движется огонек. Этот огонек вышел из дома Морганов и направляется к переправе Рага. И у нее на глазах дважды пересекает Уай – следствие извилистого характера реки.