– А почему тогда не к Гадюкам на постой? – с ленцой поинтересовался я, вставая.

– Дорого – икнул Шоппер и сполз на землю, вытянувшись во весь рост – У Гадюк все дорого. Даже койка в приюте и та в два раза дороже чем у Черных Пончиков. Не ходи ты к ним…

– Какие экзы у Гадюк?

– Разные старые… у нас все старое… новья почти нет.

– А тот шлем?

– Артефакт магический!

– Че?

– Так ведь я ж говорил – он шепчет порой! Шепчет важное!

– Кому?

– Гадосу! Говорят, что это голова отрубленной стальной гадюки, что некогда пыталась пожрать этот мир но была обезглавлена Первыми Мятежниками ценой собственной жизни! – неожиданно выдал в голос старик и снова обмяк, уже куда тише пробормотав – Там эту голову вроде и нашли – под грудой иссохших костей у Лобного Места…

– Это точно, старик?

– А мне откуда знать? Так воняли старики в Жопных Коликах… а теперь уже и я старик… вошь бездомная… но все еще живущая… дать тебе совет, Оди?

– Мне?

– Как прожить подольше…

– Удиви меня…

– Чтобы жить прямо долго надо кишки рабочие иметь! Чтобы все переваривали! Понял?

– Ага.

– Но главное – чтобы твоей душе было на все посрать. Вот прямо на все! С кем бы что ни случилось – к сердцу не принимай! У меня не получилось… хотя и стараюсь. Кишками доволен, а головой не очень… слезливый я стал как баба… И почему я не черствый кусок говна? Порой виноватым себя чувствую…

– Потому что помнишь – усмехнулся я, подхватывая одной рукой обе сумки, а другую опуская на висящий на ремне дробовик – Чтобы чувствовать себя виноватым – надо помнить о сделанном. А ты забудь, Шоппер. Просто забудь…

– Легко сказать… вон стонет в баке пинавший меня упырок. Он же меня и сдаст тем, кто его отыщет…

– Ща – кивнул я.

Приподняв крышку, глянул внутрь и улыбнулся едва различимым панически расширенным глазам парализованного ушлепка.

– Ща – успокоил я и его, открывая бритву.

Короткое движение запястьем… и брошенная бритва прошлась по расслабленной параличом шее, прорезав длинную рану, что тут же плеснула темной кровью.

– Ну вот – успокаивающе улыбнулся я заблеявшему упырку – Сдохни уже, чтобы Шоппер жопу в скорби не пружинил.

Откинув крышку, я позволил рою светлячков спикировать в бак и вскоре стон захлебнулся. Глянув на удивленно моргающего старика, я ткнул пальцем в переулок:

– Что за ним?

– Семнадцатая улица. Если по ней налево двинешь, то шагов через двести окажешься на перекрестке имени Свободной Природы.

– Терминал?

– Есть.

– Ясно.

– Удачи тебе, Оди… мне то уже конец…

– Уходи отсюда. И спрячься – бросил я через плечо – Переживи эту ночь. Если переживешь – найди меня завтра.

– З-зачем?

Отмахнувшись, я зашагал по переулку к перекрестку Свободы. Надо поторопиться – до рассвета осталось не так уж долго, а я тут шарахаюсь непонятно в чем и с кучей барахла на руках. Тут… тут все непросто в этом Дублине-5. Временно надо слиться с общей массой булькающего здесь дерьма…

Нельзя было не заметить терминал на перекрестке – над ним высился подсвеченный металлический навес, на него указывало несколько недавно подновленных светящихся стрелок на стенах здания, а еще рядом с ним горестно выл стоящий на коленях лысый жирный гоблин, колотясь башкой об асфальт и крича про то, что сейчас зацелует экран, только не надо отправлять его в коллекторы под улицы…

Я прошел мимо. Терминал буквально тянул меня к себе, но я прошел мимо, держась у темной стены и ориентируясь по достаточно частым указателям на мертвых фонарных столбах. И чем дальше я углублялся в бетонные джунгли, тем вонючей, теплее, громче, светлее и оживленней они становились.

Гоблины… гоблины никогда не меняются…

Или все же меняются?

Странные вопросы всплывают в моей ноющей от усталости и попыток что-то вспомнить голове.

Пока я шагал, нарочно избегая встречаться взглядом со все чаще попадающимися на улице гоблинами, вокруг меня наступал рассвет – искусственный, все еще ночной болезненный неоновый рассвет такой же фальшивый как и весь мирок Формоза. Начавшийся легкий дождь не смог разбавить фальшивость, но позволил натянуть на лишившуюся шлема башку капюшон куртки, чтобы скрыть хранящее следы побоев лицо, не привлекая лишнего внимания к своей навьюченной личности. А скрывать было от кого – преимущественно рядом с углами зданий и на вторых этажах появились вооруженные гоблины в одинаковых черных куртках с рукавами в редкую широкую белую полоску. Высокие воротники, двойной ряд белых пуговиц… все указывало на униформу, равно как и белый квадрат с черным кругом на левой части груди у каждого. Я на территории Пончиков и уже привлек к себе пока еще ленивое и небрежное, но все же внимание. Еще некоторое время меня с моими сумками и рюкзаками будут принимать просто за меняющего берлогу здешнего гоблина, что сгорбился и спешит под дождем. Оружие замотано и спрятано, к тому же, как я уже убедился, тут каждый второй таскал при себе ствол, причем делая это напоказ – чаще всего кобура свисала у пряжки ремня, нависая грозной тенью над явно вечно мокрыми от такой подлянки яйцами. Одна проблема – винтовки и дробовики были только у охранников, а остальные вооружились пистолетами, револьверами и малыми игстрелами, если судить по машинально отмеченным рукоятям. Тут по любому есть хотя бы неофициальные, но четко выполняемые правила вроде «крупный калибр и нарезное по городу не таскать».

Я уже почти прошел мимо странного здания со скошенными стенами, но взгляд зацепился сначала за его вывеску, а затем за плотную группку крепких парней у следующей постройки, что еще не глядели на меня, и пока не отлипли от подпираемой задницами стены. Ночная смена подходит к концу. Лень пялиться на гуляющих в предрассветном сумраке ушлепков, лень изображать давно ушедшую бдительность…

Круто свернув, я ввалился в пустое яркое освещенное и удивительное чистое помещение с намертво въевшимся в кафель пола и стена запахом сильной обеззараживающей химии. Встретить подобное место в мрачном городе с тусклыми неоновыми лампами…

Пройдя вдоль тыльной стены, представляющей собой сплошные запертые стальные дверцы с крохотными экранами, я выбрал четыре из них, расположенных бок о бок и на одной высоте. Распихав по ним рюкзак и сумки, туда же убрал оружие и одна за другой захлопнул дверцы камер хранения. Прижав палец поочередно к каждому из четырех сенсоров, дождался мелодичных гудков и экранных оповещений о том, что стоимость хранения снята с моего внутреннего счета и составила по десять песо за сутки. Почти добежав до последней в ряду свободной камеры, я забросил внутрь еще один дробовик с примотанным к прикладу патронташем на десять патронов. У края положил револьвер, поместив так, чтобы можно было выхватить его одним быстрым движением. Захлопнув дверцу, присел, рукавом стер свои следы у всех из камер, кляня слишком светлый кафель. Закончив с этим, потоптался вообще в другой стороне, постаравшись сбросить с ботинок всю скопившуюся за время путешествия грязь, после чего покинул заведение с лаконичным названием «Сисплатхран № 13».

Поправив два игстрела – картриджи к ним распихал по карманам вместе с наличкой – я повернулся лениво глянул из-под капюшона на возникших рядом парней в черных куртках с трахнутыми белыми квадратами на груди. По нам заколотил усилившийся дождь, я протяжно зевнул, преодолевая усталость.

– Харю покажи – хрипло велел самый крупный из них.

Я промолчал, ожидая продолжения. Но его не последовало. Всего подошло трое, причем левая крайняя фигура оказалась женской. Она и решила проблему, наклонившись, щелкнув фонариком мне в лицо и разочаровано выпрямилась:

– Не он.

– Без обид, бро – вздохнул самый крупный и, плеская по лужам тежелыми ботинками, пошел обратно к подпирающей стену группе.

Второй из них оказался самым придирчивым, внимательно ощупав меня взглядом. Не найдя ничего интересного, поинтересовался: