Все быстро застучали по клавишам. Американец пошутил:

– Признавайся, ты, наверное, из рода махараджей, если у тебя даже горшок серебряный.

Индус серьезно ответил:

– Нет, мы не кшатрии, мы шудры. В древней Индии все население делилось только на четыре группы – брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры.

Брахманы – это ученые и жрецы. Кшатрии – воины и знать, дворяне, по-вашему. Вайшьи – купцы, владельцы земель и скота, но это кто владеет, а не кто работает. А Шудры – работники.

Это потом уже появилось деление на более мелкие группы. Васко да Гама, португальский путешественник, назвал такие группы «каста»[8]. Сейчас таких каст в Индии примерно три тысячи. Но независимо от конкретной касты, все ремесленники, а также крестьяне на чужой земле – шудры. Нас в Индии – большинство. Ну, наверное, у меня все, очередь за Евреем.

Еврей, худенький бледный паренек с длинными вьющимися прядками черных волос от висков – пейсами, грустно улыбнулся и сказал:

– Вы знаете, у меня такой проблемы нет. Я перед отъездом письмо моим родным на диске на моем компьютерном столике оставил. Если что – найдут обязательно.

Китаец его спросил:

– А ты всегда такой предусмотрительный?

– Ты знаешь, – ответил Еврей, – у меня такая хреновая болезнь, гемофилия, кровь не сворачивается. От любого ушиба могу концы отдать. Регулярно из дома в клинику забирают, от очередного внутреннего кровоизлияния откачивают. Каждый раз я понимаю, что могу назад не вернуться.

Чтобы сюда приехать, я сам расписку дал, что если не довезут – моя проблема, ведь я теперь совершеннолетний и смог настоять.

Поэтому я такое письмецо прощальное давно составил, теперь каждый месяц его немного освежаю и все. Так что меня пропускаем, у нас следующий Бразилец.

Бразилец сказал:

– А можно, я после всех, я стесняюсь пока что-то.

Мексиканец, плечистый паренек с иссиня-черными длинными прямыми волосами, чья кровать была следующей, сказал:

– Конечно, малыш, не вопрос. Тогда моя очередь.

Мне обязательно нужно, чтобы мое сообщение дошло до брата. Мы живем в столице, в Мехико. Неподалеку от города есть древнее место, может быть, читали или видели что-нибудь об этом, называется Теотиуакан? Там есть две пирамиды, их принято называть пирамида Луны и пирамида Солнца.

Около года назад мне приснился сон, что, если я посмотрю на мир с пирамиды Солнца, то скоро стану здоровым. У меня ведь ноги выросли обычного размера, нормальные, никто понять не может, почему не могу ходить. Я рассказал о своем сне как-то брату.

Недели за три до моего отъезда, он в выходной с утра пораньше вынес меня на улицу и отвез к пирамиде. Там посадил на себя и полез наверх. Туда и без инвалида на спине забраться нелегко. Я так боялся и за него, и за себя, но мы все-таки забрались. По пути даже обогнали большую группу иностранцев. Их вела красивая такая девушка – гид.

Наверху оказалась площадка большая, брат меня посадил, сам отошел в сторонку отдышаться. Пока иностранцы глазели по сторонам, девушка меня обо всем расспросила. А потом сунула мне визитку свою в кармашек куртки и сказала:

– Покажи брату через месяц. Если сразу вспомнит, о ком речь – пусть позвонит мне. Только дай честное слово, что раньше не отдашь и ничего не скажешь. – Ну, я пообещал, конечно.

Потом, по правде говоря, я и забыл совсем об этом. Мы готовились к моей поездке, суеты было много. А когда брат отвозил меня в аэропорт, я вижу, что он какой-то больно задумчивый. Спросил я его:

– Ты, мол, чего, брат, о чем все думаешь?

Он и говорит:

– Ты знаешь, девушка одна из головы не выходит, каждую ночь снится. Может, помнишь, когда на пирамиду мы лезли, она гидом у иностранцев там была. Не сообразил я запомнить хотя бы, из какой она фирмы. Теперь найди ее – в Мехико пятнадцать миллионов человек живет.

Я тут все вспомнил, давай дни считать. Получилось – вернусь, как раз примерно месяц исполнится, вот обрадую брата. Только я ему хотел условие поставить: он меня еще раз на пирамиду поднимет и там с этой девушкой поцелуется. А я на них буду смотреть и радоваться. Обязательно нужно, чтобы брат прочитал. Визитку он найдет дома в нагрудном кармане моей куртки, в которой я был на пирамиде. Все записали? Тогда очередь Японца.

Японец легко на руках поднял свое маленькое, резко обрывающееся после таза тело, и сел строго вертикально. Потом он с легким поклоном повернул свою гордо поставленную голову направо, налево и серьезно сказал:

– Мое письмо адресовано отцу. Он у меня работает в департаменте здравоохранения. Последние годы у нас самая большая опасность – птичий грипп. Очень боимся, что занесет нам эту заразу какая-нибудь стая птиц.

У нас еще много, несколько сотен тысяч людей с генетическими нарушениями, вроде меня. Помните, о чем речь. Есть опасение, что в организмах таких людей и может произойти опасное слияние вируса гриппа птичьего и вируса гриппа человеческого. И может тогда начаться всемирная эпидемия.

Я на эту тему много думал и кое-что придумал. Только вы не смейтесь. Если сделать много – несколько тысяч штук – маленьких летающих шприцев, то можно вакцинировать практически каждую стаю перелетных птиц. Я назвал эти штуки «шмель». Стая этих шмелей должна впрыскивать небольшими дозами вакцину всем птицам стаи без разбору. В результате можно уверенно обеспечить нужную дозу каждой птице. Китаец сказал:

– У нас полно народу работает над этой проблемой, но такого я еще не слышал. А ты, что, на каждого маленького шмеля ставишь насос, чтобы впрыснуть лекарство?

– Нет, – гордо сказал Японец, прищуривая свои острые умные глаза. – Я использую силу инерции. Поршень шприца массивный. Скорость шмеля такая, что, при попадании в объект, поршень по инерции продолжает двигаться. Ну и впрыскивает ровно столько, сколько нужно. Как только «шмель» ощущает, что поршень остановился – резко дается задний ход. И все по новой, пока не опорожнится весь шприц.

Я с собой привез сюда пару опытных образцов, думал, похвастаюсь на нашей олимпиаде. Хотите – могу хоть сейчас поднять их в воздух и впрыснуть кому чего нужно. Только подставляйте мягкое место.

Все дружно засмеялись. Только Еврей вдруг сказал серьезно:

– Ты парень, не спеши, может быть, и поднимем и чего-нибудь кому-нибудь впрыснем.

Было понятно, что Еврей на что-то намекает, но на что – кто его знает. Японец продолжил:

– Напишите, пожалуйста, что все чертежи и описание у меня есть не только в этом компьютере. Копия есть дома, на «флешке», карте памяти, которая лежит в шкатулке на тумбочке у моей кровати. Имя папки – «шмель».

Малаец, коротко стриженный, смуглый парень, весело сказал:

– У меня, вообще-то, нет ничего особенного, что я могу передать своим родным и близким. Они обо мне все знают. Знают даже, что я для младших братьев книжку умных мыслей собираю, от себя кое-что туда тоже пишу. Знают, где найти копию.

Они только диагноз мой настоящий не знают. Не принято у нас такое сообщать даже близким родственникам. Поэтому мои родные думают, что вот у меня в детстве ступни ног отнялись, и на этом все остановилось. А у меня на самом деле такая дрянь, которая ползет снизу до самого верха. Давно по мне ползет, с самого детства. Уже почти по пояс дошло.

Говорят, я успел сам немного походить своими ногами, но, честное слово, не помню.

Я сам по своим ощущениям вычислил, что это за болезнь, весь Интернет перерыл. Название у болезни длинное, в общем, какой-то склероз. На ногах это не останавливается. Так и должно было потихонечку у меня снизу вверх все отключаться, пока не остались бы одни мозги.

И еще хочу, чтобы мои родные узнали правду о том, как мы здесь встретили эту беду. Напишите, что мы не плачем и не колотимся в истерике, а ведем себя как мужчины. И умирать будем как мужчины. А если сможем бороться – то поборемся.