Они переправляли последнюю группу — до границы поля оставался десяток шагов, — и тут загудели моторы самолета: звук шел с верхнего течения реки, от водопада Виктории, и быстро нарастал. Тунгата стоял над последней растяжкой, рядом с ним — трое школьников.

Их охватило почти непреодолимое искушение бежать сломя голову.

— Не двигайтесь! — отчаянно закричал проводник. — Не сходите с места, присядьте!

Они опустились на колени посреди минного поля. Тонкая стальная проволочка, помеченная желтой полоской, оказалась на расстоянии дюйма от паха Тунгаты — при малейшем движении его ждала мучительная смерть.

Шум моторов стремительно приближался: над верхушками деревьев между минным полем и рекой показался серебристый «бичкрафт-барон» с черными буквами RUAC на фюзеляже. Он летел так низко, что было видно пилота, болтающего с пассажиркой на переднем сиденье.

— Объединенные авиаперевозчики Родезии, — расшифровал проводник надпись. — Возят жирных свиней-капиталистов посмотреть Грохочущий Дым.

Самолет повернул и скрылся Та верхушками пальм слонового ореха, которые росли вдоль берега Замбези. Тунгата медленно выпрямился — пропотевшая насквозь рубашка прилипла к телу.

— Иди вперед, — сказал он ближайшему школьнику. — Только осторожно.

Водопад Виктория — это место, где река Замбези с ревом падает с обрыва в узкое ущелье, вздымая в воздух облако брызг, поэтому африканцы и прозвали его Грохочущий Дым.

Немного выше водопада начинаются броды: на сорок миль, начиная с крохотного пограничного селения Казунгула, тянутся бурные пороги и широкие отмели. В двенадцати местах упряжка волов может перетащить фургон на северный берег реки. Человек тоже может перейти вброд, если не боится крокодилов: некоторые весят не меньше тонны и могут оторвать ногу буйволу, а потом заглотнуть ее целиком.

— На переправах засада, — объяснил Тунгате тощий проводник. — Но родезийцы никогда не охраняют все броды сразу. Я знаю, где они были сегодня утром — правда, они могли уйти на другое место. Посмотрим.

— Иди с ним, — приказал товарищ Тебе, и Тунгата принял это за знак доверия.

В то утро он научился у юного проводника использовать для выживания все органы чувств, не ограничиваясь ушами и глазами.

Вдвоем они осторожно поползли к ближайшей переправе, прислушиваясь к каждому звуку и вглядываясь в густые прибрежные заросли кустов и лиан под пышными кронами обильно напоенного влагой леса. Прикосновение проводника заставило Тунгату насторожиться. Они лежали плечом к плечу на мокрых листьях, неподвижные и одновременно напряженные, как свернувшаяся перед броском гадюка. Через несколько минут Тунгата заметил, что проводник принюхивается.

— Засада, — прошептал он одними губами над самым ухом Тунгаты и потянул его назад.

— Ты почувствовал запах? — спросил парнишка, когда они отошли на безопасное расстояние.

Тунгата покачал головой. Проводник широко улыбнулся:

— Мята. Белые офицеры не догадываются, что запах зубной пасты ощущается и через несколько дней.

Следующий брод оказался неохраняемым. С наступлением темноты все взялись за руки и, образовав живую цепочку, переправились через реку. Отдыхать проводник не разрешил, хотя промокшие до нитки дети дрожали от холода.

— Надо идти дальше. Мы теперь в Замбии, но опасность не миновала, — предупредил он. — Здесь она ничуть не меньше, чем на южном берегу. Канка переходят через реку, когда им вздумается. Если нас заметят, то бросятся в погоню.

Они шли всю ночь и половину следующего дня, несмотря на жалобы и протесты усталых и голодных детей. К обеду тропа внезапно вынырнула из леса, приведя к железной дороге. Рядом с путями было на скорую руку сооружено с полдесятка хижин из брезента и грубо обработанных деревянных шестов. На запасных путях стояли платформы для перевозки скота.

— Это пункт набора добровольцев ЗИПРА, — объяснил проводник. — Здесь вам ничего не грозит.

Утром дети сели в одну из платформ для перевозки скота. Тощий проводник подошел к Тунгате:

— Иди с миром, товарищ. У меня нюх и на тех, кто выживет, и на тех, кто погибнет в лесу. Я думаю, ты доживешь до славной победы. — Он пожал Тунгате руку, попеременно сжав ладонь и большой палец — знак уважения. — Мы еще встретимся, товарищ Тунгата.

Он ошибся. Много месяцев спустя Тунгата узнал, что парнишка попал в засаду на переправе. Раненный в живот, он заполз в нору муравьеда и отстреливался до последнего патрона, потом прижал к груди гранату и выдернул чеку.

В тренировочном лагере в двухстах милях к северу от реки Замбези полторы тысячи новобранцев жили в крытых сухой травой хижинах. Большинство инструкторов были китайцами. Тунгата попал к молодой женщине по имени Ван Лок — низенькой, ширококостной, с сильными крестьянскими руками. На плоском желтом лице узкие глаза горели ярко, как у мамбы. Инструктор носила мешковатую, похожую на пижаму форму.

В самый первый день она приказала новобранцам пробежать сорок километров по жаре с сорокакилограммовым грузом за плечами. Неся точно такой же груз, она легко держалась впереди самых быстрых бегунов, временами возвращаясь и подгоняя отстающих. Тунгата поначалу смотрел на женщину-инструктора с презрительным высокомерием, но к вечеру изменил свое мнение.

Подобные марш-броски совершали каждый день, потом тренировались с тяжелыми деревянными шестами, изучали китайское боевое искусство. «Калашников» они разбирали и собирали до тех пор, пока не научились делать это с закрытыми глазами, укладываясь пятнадцать секунд. Новобранцев учили обращаться с гранатометами «РПГ-7» и гранатами, со штыком и охотничьим ножом; показывали, как установить мину и усилить ее пластиковой взрывчаткой, чтобы уничтожить даже бронированную машину, как заложить мину под шоссе, подкопавшись с обочины. Им объяснили, как устроить засаду на лесной тропе и центральной дороге, как уходить от превосходящих сил противника, задерживая его и постоянно досаждая. И все это новобранцы усваивали и исполняли, сидя на скудном ежедневном рационе: миска кукурузной каши и вонючая вяленая рыбешка, которую ловили в озере Кариба.

Замбия, страна, давшая приют партизанам, дорого заплатила за их поддержку. Железнодорожная линия, ведущая на юг, через мост над водопадом Виктория, была закрыта с 1973 года. Родезийцы уничтожили мосты, соединявшие Замбию с Танзанией и Мапуто, отрезав единственные выходы к морю и внешнему миру. По сравнению с большинством местных жителей партизаны роскошно питались.

Новобранцы стали поджарыми, как гончие, и накачали стальные мускулы. Половину ночи они проводили на политических собраниях, хором выкрикивая бесконечные лозунги, песни и ответы на вопросы комиссара.

— Что такое революция?

— Революция — власть для народа!

— А кто народ?

— Кому принадлежит власть?

После полуночи им позволяли добрести до бараков и уснуть, а в четыре утра снова будили.

Через три недели Тунгату отвели в зловещую, одиноко стоящую хижину за пределами лагеря. Его раздели догола и заставили «бороться». Инструкторы и политические комиссары окружили Тунгату со всех сторон, выкрикивая отборную брань, называя его «шавкой капиталистических расистов», «контрреволюционером» и «реакционным империалистом», вынуждая обнажить душу так же, как он обнажил тело.

Тунгата признался во всем: как он работал на угнетателей-капиталистов, как отказывался признать своих братьев, как сомневался, вынашивал реакционные и контрреволюционные мысли, как мечтал о еде и отдыхе, как предал доверие своих товарищей.

Наконец его оставили в покое. Выбившись из сил, он лежал, сломленный, на полу хижины. Ван Лок по-матерински взяла его за руку и, словно ребенка, отвела в барак.

На следующий день Тунгате позволили спать до полудня. Он проснулся, чувствуя полное спокойствие и прилив сил. На вечернем собрании его пригласили занять место в первом ряду, среди командиров групп.

Через месяц Ван Лок позвала Тунгату в свою хижину на инструкторской половине лагеря.