— Попробуй их остановить, — обреченно вздохнула Элизабет. — Они же умрут от любопытства. Смотрите! — вдруг воскликнула она. — Моисей был прав — вы только посмотрите!

Яркие звезды освещали поток всадников, спускающихся с холма. Ехали по двое в ряд, оставляя широкие промежутки между рядами. Лиц под широкополыми шляпами в темноте не разглядеть, но над каждым всадником торчал, словно обвиняющий перст, ствол ружья, выделяясь на фоне усеянного звездами неба. Глубокий слой пыли на дороге заглушал стук копыт, лишь поскрипывали седла и позвякивали удила да лошади тихонько фыркали, встряхивая головой.

Для такого количества людей тишина стояла поразительная: никто не повышал голос, никто не отдавал команд, не раздавались даже обычные для группы всадников на незнакомой местности предупреждения «Осторожно, яма!».

Достигнув развилки ниже церкви, голова колонны повернула налево, направляясь на юг по старой фургонной дороге.

— Кто это? — спросила Джуба с суеверной дрожью в голосе. — Они похожи на привидения!

— Какие там привидения! — резко возразила Робин. — Это оловянные солдатики Джеймсона, его новый Родезийский конный полк.

— Почему они едут по старой дороге? — Элизабет тоже заговорила шепотом, заразившись настроением Джубы и боясь нарушить неестественную тишину. — И почему в темноте?

— Джеймсон и его хозяин явно задумали какую-то пакость. — Робин вышла к краю дороги, подняла фонарь над головой и громко окликнула: — Куда едете?

— Туда и обратно, посмотреть, далека ли дорога! — ответили ей шепотом.

Раздались тихие смешки, поток всадников не задерживаясь тек мимо церкви.

В центре колонны двигались семь фургонов, запряженных мулами: всех тягловых быков выкосила чума. За фургонами шли восемь двухколесных повозок с накрытыми парусиной пулеметами, затем три легких пушки — остатки вооружения отряда Джеймсона, захватившего Булавайо несколько лет назад. Колонну замыкали всадники, по двое в ряд.

Отряду понадобилось почти двадцать минут, чтобы пройти мимо церкви. Царила полная тишина, лишь легкие облачка пыли в воздухе выдавали поток всадников. Пациенты потихоньку возвращались в больницу, скрываясь в темноте под тюльпанными деревьями, однако Робин молчала, и семейство оставалось на месте.

— Мама, я замерз! — наконец заныл Бобби.

— Хотела бы я знать, какие дьявольские козни они строят, — пробормотала Робин, стряхивая задумчивость, и пошла обратно к дому.

— Фасоль, наверное, уже остыла! — пожаловалась Элизабет и побежала в хижину, служившую кухней.

Джуба вместе с Робин поднялась на веранду и отпустила Роберта. Мальчик торопливо нырнул в теплую комнату, и Джуба собралась пойти вслед за ним, но Робин задержала ее, взяв за руку. Женщины стояли рядом, наслаждаясь глубокой привязанностью, которую испытывали друг к другу, и смотрели на темную долину, где исчезли молчаливые тени всадников.

— Какая красота! — прошептала Робин. — Я всегда считала звезды друзьями — они никогда не меняются, а сегодня они еще и кажутся совсем близкими. — Она подняла руку, будто собираясь собрать их с небес. — Вот Орион, а это — Бык.

— Вон четверо сыновей Манатасси, — сказала Джуба. — Бедные убиенные младенцы.

— Одни и те же звезды светят нам всем! — Робин крепче обняла подругу. — Просто мы называем их по-разному. Для вас эти четыре звезды — сыновья Манатасси, а для нас — Крест. Созвездие Южного Креста.

Джуба вздрогнула, ее затрясло, и Робин мгновенно забеспокоилась.

— Что с тобой, моя Маленькая Голубка?

— Бобби прав, — прошептала Джуба. — Холодно, давай пойдем в дом.

До конца ужина она не вымолвила ни слова. Элизабет пошла укладывать Роберта, и подруги остались наедине.

— Номуса, я должна вернуться в поселок, — сказала Джуба.

— Да ведь ты только что пришла! Что случилось?

— Номуса, сердце говорит мне, что я нужна мужу.

— Ох уж эти мужчины! — горько вздохнула Робин. — Перестрелять бы их всех — если бы женщины правили миром, жить в нем было бы гораздо проще.

— Это знак! — прошептала Танасе, прижимая к себе сына. В свете дымного костерка, горящего посреди хижины, ее глаза казались черными провалами глазниц черепа. — Так всегда бывает с пророчествами Умлимо: они становятся понятны лишь тогда, когда события совершились.

— Как крылья в сумрачный полдень, — кивнул Базо. — И быки, уткнувшиеся мордами в хвосты, а теперь…

— А теперь крест поглотил безрогий скот, и всадники ночью ушли на юг. Это третий, последний знак — тот, которого мы ждали, — тихонько ликовала Танасе. — Духи предков подталкивают нас к действиям: ожидание закончилось.

— Матушка, духи выбрали тебя, чтобы прояснить смысл предсказания. Без тебя мы бы никогда не догадались, как белые называют четыре великие звезды. Теперь у духов есть для тебя новая работа. Ты одна знаешь, сколько белых в миссии Ками и где они.

Джуба посмотрела на мужа. Губы у нее дрожали, в глазах стояли слезы. Ганданг кивнул, разрешая говорить.

— Там Номуса, — прошептала Джуба. — Номуса, которая мне больше чем мать и сестра. Номуса перерезала цепь, державшую меня на невольничьем судне…

— Не думай об этом, — ласково посоветовала Танасе. — Сейчас не время для таких мыслей. Скажи нам, кто еще находится в миссии.

— Там Элизабет, моя грустная нежная Лиззи, и Бобби, которого я ношу на руках.

— Кто еще? — настаивала Танасе.

— Больше никого, — шепотом ответила Джуба.

Базо посмотрел на отца:

— Все, кто в миссии Ками, — твои. Ты знаешь, что делать.

Ганданг кивнул, и Базо повернулся к матери, заговорив успокаивающим тоном:

— Скажи мне, матушка, где Бакела и его женщина? Что ты слышала о них?

— На прошлой неделе он был в большом доме в Кингс-Линн вместе с Балела, Той, которая приносит ясное солнечное небо.

Базо посмотрел на индуну, сидящего позади Ганданга:

— Суку!

Вождь приподнялся на колено:

— Да, 6a6а?

— Бакела твой, и его женщина тоже, — велел Базо. — Когда закончишь, иди в Хартли-Хиллс и возьми шахтеров: там три человека, женщина и четверо молокососов.

— Нкоси Нкулу! — отозвался индуна, принимая приказ, и никто глазом не моргнул, услышав, что Базо назвали королем.

— Матушка, где Хеншо и его женщина, дочь Номусы?

— Три дня назад Номуса получила от нее письмо. Кэти на железной дороге вместе с мальчиком. Она пишет, что очень счастлива и носит ребенка, который должен родиться во время праздника чавала.

— А Хеншо? — терпеливо повторил Базо. — Где Хеншо?

— В письме говорилось, что он тоже там. Наверное, он до сих пор с ней.

— Они мои, — решил Базо. — Они и еще пятеро белых на железной дороге. Потом мы займемся двумя мужчинами и женщиной с тремя щенками на шахте Антилопы.

Базо дал указания всем индунам: каждый получил ферму и шахту с намеченным числом жертв. Телеграфные провода следовало перерезать, туземных полицейских убить, броды на реках охранять, дороги патрулировать, оружие собрать, угнанный скот спрятать.

Потом Базо повернулся к женщинам:

— Танасе, ты уведешь женщин и детей в древнее священное убежище среди холмов Матопо. Людей надо разбить на небольшие группы, хорошо изолированные друг от друга. Муджиба будут нести стражу на вершинах холмов, высматривая белых. Пусть женщины приготовят мази и травы для раненых воинов.

— Нкоси Нкулу! — отвечала Танасе после каждого распоряжения, вслед за индунами называя Базо королем. Она вглядывалась в его лицо, стараясь не выдать своего восторга и гордости за мужа.

Последние приказы были отданы, и все выжидающе замолкли. В хижине повисла напряженная тишина, белки глаз сверкали на лицах, словно вырезанных из черного дерева.

Наконец Базо заговорил:

— По традиции в ночь новолуния чавала сыновья и дочери Машобане, Мзиликази и Лобенгулы отмечают праздник урожая. В этом году мы не сможем собрать кукурузу, потому что саранча собрала наш урожай за нас. В этом году молодые воины не смогут убить черного быка голыми руками, потому что быков убила чума. — Базо медленно обвел взглядом слушателей. — Поэтому в этом году в ночь чавала пусть грянет буря! Пусть глаза нальются кровью! Пусть воины матабеле бросятся на врага!