— Я все знаю, дедушка. Даже песню. Давай споем ее вместе.

Гость тихонько запел пронзительным баритоном:

Это был старинный боевой напев отряда Кротов, и на Гидеона Кумало нахлынули воспоминания. Как все старики, он отчетливо помнил времена детства, хотя и забывал то, что случилось на прошлой неделе. Перед глазами встала пещера в холмах Матопо и освещенное отблесками костра лицо отца — и губы сами повторяли слова песни:

Гидеон пел скрипучим стариковским голосом, не замечая, что слезы катятся из слепых глаз, стекая по щекам.

Допев песню, гость умолк. Гидеон вытер слезы.

— Духи предков зовут тебя, товарищ Тунгата Зебиве, — тихо сказал пришелец.

— Я старик, слепой и немощный. Я не могу ответить на зов.

— Тогда ты должен послать кого-то вместо себя, — заявил товарищ Тебе. — Того, в чьих жилах течет кровь Базо, Топора, и колдуньи Танасе.

Он медленно повернулся к Самсону Кумало, сидевшему во главе стола, и посмотрел ему в глаза. Тот бесстрастно встретил взгляд товарища Тебе.

Самсон злился. Он инстинктивно понял, зачем пришел незваный гость. Мало кто из матабеле мог похвастаться университетским дипломом, к тому же Самсон обладал и другими редкими талантами. Он давно знал, как отчаянно революционеры хотят его заполучить, и ему пришлось приложить всю свою изобретательность, чтобы держаться от них подальше. И вот наконец они добрались до него — и он злился на них и на Констанцию. Это она навела их. За ужином девушка поглядывала на дверь: наверняка именно Констанция сказала им, что он здесь.

Помимо злости, на него обрушились разочарование и усталость: дальнейшее сопротивление бесполезно и опасно не только лично для него. Эти безжалостные люди настолько привыкли к крови, что отличались невообразимой жестокостью. Самсон знал, почему пришелец сначала заговорил с Гидеоном Кумало — это был знак. Если Самсон откажется подчиниться, старику угрожает смертельная опасность.

«Тогда ты должен послать кого-то вместо себя» — древняя формула сделки, означающая «жизнь за жизнь». Если внук откажется, деду не жить, но и на этом революционеры не остановятся: им нужен Самсон, и они его получат — любой ценой.

— Меня зовут Самсон Кумало, — сказал он. — Я христианин и ненавижу войну и жестокость.

— Мы знаем, кто ты, — ответил товарищ Тебе. — И знаем, что в наше время нет места милосердию…

Дверь приоткрылась, и стоявший на улице напарник просунул голову в щель.

— Канка! — торопливо бросил он и снова захлопнул дверь. — Шакалы!

Товарищ Тебе быстро поднялся, достал из-за пояса «Токарев» и выключил свет.

— Автобусная станция в Булавайо, — шепнул он в темноте на ухо Самсону. — Через два дня в восемь утра.

Щелкнул язычок замка, и незваный гость исчез. Минут пять царила тишина.

— Они ушли… — Констанция включила свет и принялась убирать со стола посуду. — Не знаю, что их напугало, но, похоже, тревога была ложной: в поселке тихо, сил безопасности не видно.

Мужчины промолчали. Девушка приготовила им какао.

— В девять часов по телевизору будет фильм «Дети железной дороги».

— Я устал, — ответил Самсон: он все еще злился на нее.

— Я тоже, — чуть слышно шепнул Гидеон.

Самсон помог деду добраться до спальни. В дверях он оглянулся: Констанция смотрела такими умоляющими глазами, что злость пошла на убыль.

Он лежал на узкой железной койке напротив кровати деда и в темноте прислушивался к негромкому шуму, доносящемуся из кухни: Констанция наводила порядок и готовила завтрак. Потом дверь в ее спальню в задней части дома закрылась.

Самсон дождался, пока дед захрапит, и бесшумно встал. Накинув грубое шерстяное одеяло на голое тело, он вышел из комнаты и направился к спальне Констанции. Незапертая дверь легко распахнулась. Девушка поспешно села на кровати.

— Это я, — тихо сказал он.

— А я так боялась, что ты не придешь!

Протянув руку, Самсон коснулся ее обнаженного тела — прохладного и бархатистого на ощупь. Она взяла его за руку и притянула к себе: последние остатки злости в душе Самсона растаяли.

— Прости, — прошептала Констанция.

— Не важно, — ответил он. — В конце концов они бы все равно меня нашли.

— Ты пойдешь?

— Если я не пойду, они заберут деда, но и на этом не остановятся.

— Ты пойдешь не поэтому. Ты пойдешь по той же причине, по какой я пришла к ним: потому что это мой долг.

Она шевельнулась, и обнаженные груди коснулись его груди. Самсон почувствовал, как в девушке разгорается страсть.

— Тебя забирают в лес?

— Нет, — ответила Констанция. — Пока нет. Мне приказали оставаться в миссии: я буду работать здесь.

— Это хорошо. — Он провел губами по ее горлу. В лесу шансы выжить невелики: силы безопасности действуют очень эффективно — один уцелевший на тридцать убитых партизан.

— Товарищ Тебе назвал тебе время и место встречи. Как ты думаешь, тебя пошлют в лес?

— Не знаю. Наверное, сначала отправят на подготовку.

— Может быть, это наша последняя ночь перед долгой разлукой, — прошептала Констанция.

Самсон промолчал, медленно проведя рукой по изгибам ее позвоночника до глубокой впадины между ягодицами.

— Я хочу, чтобы ты дал мне сына. Тогда у меня будет кого любить, пока мы в разлуке.

— Это запрещено законом и традициями.

— Здесь единственный закон — оружие, единственная традиция — та, которую мы решим соблюдать. — Констанция перекатилась, оказавшись под ним, и обхватила его руками и ногами. — Посреди смерти мы должны сохранить жизнь. Любимый, подари мне ребенка, дай мне его сегодня ночью, потому что других ночей у нас может не быть.

Самсон проснулся от ослепительного света, который заливал крошечную комнатку сквозь потрепанную штору на единственном окне. На голой побеленной стене метались резкие тени. Сонная Констанция прижалась к нему, все еще разгоряченная и влажная после его ласк.

На улице искаженный громкоговорителем голос пролаял приказ:

— Это армия Родезии! Всем немедленно выйти из дома. Не вздумайте бежать или прятаться. Невинным ничего не грозит. Немедленно выйти из дома. Поднять руки вверх. Не пытайтесь сбежать или спрятаться.

— Одевайся, — сказал Самсон Констанции, натягивая шорты. — Потом поможешь мне с дедом.

Полусонная девушка, пошатываясь, подошла к шкафу и достала простое розовое платье. Одетая, но босая, она последовала за Самсоном в спальню Гидеона и помогла поднять старика. На улице громкоговорители продолжали реветь металлическими голосами:

— Немедленно выйти излома. Невинным ничего не грозит. Не пытайтесь бежать.

Констанция накинула шерстяное одеяло на плечи Гидеона, и, поддерживая старика с обеих сторон, они провели его через гостиную. Самсон отпер дверь и вышел на крыльцо, подняв руки над головой. В лицо ударил ослепительный луч прожектора, заставляя прикрыть глаза ладонью.

— Выведи деда, — велел Самсон.

Констанция помогла старику выйти на крыльцо, и все трое сгрудились беспомощной кучкой, ослепленные светом и оглушенные ревом громкоговорителей.

— Не бегите. Не пытайтесь спрятаться.

Поселок сотрудников миссии был окружен. Из темноты сияли лучи прожекторов, освещая группки людей, жавшихся друг к другу, — большинство в ночных рубашках или накинутых на плечи одеялах.

Из непроницаемого мрака за кругом прожекторов появились темные силуэты, двигающиеся с настороженной грацией хищников. Худощавый, сильный на вид мужчина в боевом комбинезоне и панаме перепрыгнул через ограждение крыльца и прижался к стене, прикрываясь Самсоном от возможной атаки из окон и двери. Краска ночного камуфляжа на лице и руках не позволяла определить цвет его кожи.