Капрификацией занимались еще садоводы древней Греции, и в наши дни, говорят, именно такой странной «прививке» смирнские фиги обязаны своими исключительными качествами. Во всяком случае, когда стали разводить этот сорт в США, то без бластофагов не могли добиться хороших урожаев. Пришлось ввозить из Европы и крылатых подружек смоковницы. Только тогда дело пошло на лад.

Зоолог Порш подсчитал, что около двух тысяч видов птиц (почти четверть всех обитающих на земле пернатых!) посещают цветы в поисках нектара и опыляют их. Птицы эти принадлежат к 50 различным семействам. Все они обитатели тропиков и субтропиков: в наших широтах птиц-опылителей нет.

Из упомянутых 2 тысяч только 1400 видов птиц приобрели в процессе эволюции особые приспособления, помогающие извлекать нектар из цветов. Колибри и нектарницы приспособились лучше всех.

Нектарницы хотя и очень похожи на колибри, однако не родственны им. Колибри вместе со стрижами и совами зоологи объединяют в один отряд ракшеобразных, а нектарницы принадлежат к отряду воробьиных птиц. Колибри обитают только в Америке, а нектарницы — в Африке, Азии и Австралии.

Растения привлекают птиц главным образом нектаром, хотя некоторые едят и пыльцу или ловят в цветах насекомых. Обычно у птиц-опылителей клюв длинный и тонкий, часто серповидный, а язык трубчатый, на конце раздвоенный и бахромчатый. Бахрома хорошо впитывает нектар, кроме того, трубчатый язык действует как поршень: втягивая его в рот, птица засасывает цветочный сок через плотно сомкнутый клюв.

Птицы — любители нектара — не садятся на цветки, а парят перед ними, словно бражники, и на лету сосут сладкий сироп, либо цепляются за ветки, близкие к цветку и, вытянув шею, всовывают тонкий клюв в цветок.

Более или менее опытный ботаник без труда отличит цветы, опыляемые птицами (орнитофилы), от опыляемых насекомыми. Птицы не садятся на цветки, поэтому у орнитофилов нет «посадочных площадок» — нижней «губы», как у львиного зева и тому подобных «аэродромов», облегчающих насекомым проникновение в цветок. Сами цветки очень крупные, прочные. (Хотя посещающие их птички и очень малы, но это все-таки птицы, не букашки.) Кроме того, цветы-орнитофилы лишены запаха: ведь у птиц слабое обоняние.

Зато окрашены они очень ярко. Преобладающий цвет огненно-красный, особенно в сочетании с другими хорошо оттеняющими его тонами: черным, фиолетовым, зеленым, белым. Черное с желтым, желтое с голубым тоже очень распространенные комбинации.

Нектара в «птичьих» цветах очень много. Австралийское растение дорианте содержит, например, в каждом своем цветке по ликерной рюмке нектара. Сладким соком некоторых цветов даже человек может утолить жажду (разумеется, если она не очень велика). В иных цветках так много нектара, что природе потребовалось устроить в них особые «отражатели», которые не дают выливаться сладкому соку, когда цветок колышет ветер.

Тропические леса великолепием своих цветов обязаны птицам: здесь они главные опылители и справляются с этим делом, как видно, не хуже насекомых.

На равнинах Австралии, в кустарниковых зарослях, известных здесь под названием скреба, попадаются небольшие кустики с очень странными цветами, которые растут, словно по краям чаши, располагаясь по кругу друг за другом. Дно «чаши» усеяно чешуйками и наполнено сладкой жидкостью.

Она пахнет сливками, которые чуть-чуть начали скисать. «Сливки» выливают в «чашу» растущие по ее краям цветы.

Растение это называется дриандрой. Кенгуру приходят и, сунув в «чашу» морду, пьют «сливковый» нектар, притом пачкают (бессознательно, конечно) нос пыльцой. Скачут затем к соцветиям другой дриандры, вылизывают и там сок и оставляют пыльцу на цветах.

Так производят они перекрестное опыление этих кустарников.

Интересно, что соцветия дриандры растут на высоте, наиболее удобной для кенгуру, и размеры их таковы, что это животное вполне может сунуть в них морду.

Значит, не только насекомые и птицы за сладкое вознаграждение опыляют цветы, но и звери.

На родине кенгуру в Австралии сумчатые летяги, или летающие кус-кусы, подобно нашим белкам-летягам, порхают с дерева на дерево на кожистых «парашютах», натянутых между передними и задними лапками.

Летающие кус-кусы едят и насекомых и древесные почки, но главная их пища — нектар, который они высасывают из цветов эвкалиптов. За эти повадки сумчатых летяг называют в Австралии «сахарными белками».

Карликовый летающий кус-кус, или сумчатая мышь, и сумчатая соня — тоже большие любители нектара и посещают цветы эвкалиптов и банксий.

Из нелетающих зверьков лучше всех добывает цветочный мед узкорылый пяткоход, или медовая мышь. Он живет на западе Австралии. Ростом пяткоход с крупную мышь. Зверек ловко лазает по веткам деревьев. У него узкая вытянутая морда: она легко всовывается в раструбы цветов. А если цветок слишком мал даже и для его морды, то пяткоход вылизывает из него нектар длинным и тонким языком с насечкой по краям. Углубления в насечке захватывают сок со дна цветка, словно ковши ленточного экскаватора воду из реки.

Нелетающему животному труднее добраться до цветка, чем крылатому. Поэтому птицы и насекомые как опылители не знают себе равных. Из зверей только летучие мыши и летающие лисицы^[32] могут составить им некоторую конкуренцию.

Все растения, опыляемые летучими мышами, распускаются только ночью (ведь летучие мыши днем спят), запах у цветов затхлый, какой-то кислый, но летучих мышей он привлекает. Как и орнитофилы, это крупные прочные цветки, всегда с широким колокольчатым входом. Растут они, как правило, на концах самых длинных веток либо прямо на стволах, внизу под кроной, чтобы рукокрылые опылители легче могли до них добраться.

Летучими мышами опыляются некоторые виды баобабов, хлопчатника, алоэ, бананов, кигелии, дурио и других тропических растений.

Самый грандиозный межвидовой союз, в котором принимают деятельное участие растения, симбиоз, так сказать, глобального масштаба объединяет всех вообще живых существ на земле. Все животные и все растения — обязательные члены этого союза и все связаны теснейшими узами взаимозависимости в единый «суперорганизм» — биосферу.

В нем, этом «суперорганизме», три главных действующих «органа»: животный мир, мир растений и царство бактерий, которые тоже растения, но исполняют на арене жизни свою особую роль.

Горы мертвых тел лежали бы повсюду, если бы не бактерии^[33]. Они освобождают планету от животных и растений, в которых уже угасла жизнь. Сгнивая (с помощью бактерий), прах трупов возвращается в землю, из которой еще недавно извлекли его в виде почвенных солей корни растений, превратили, добавив еще кое-что, в сахар, клетчатку, белок и жир и отложили в своих листьях, стеблях и семенах. Затем эти готовые уже пищевые концентраты попали в желудок коровы, козы или другого травоядного зверя либо насекомого и птицы. Желудок переварил растительные ткани, кишки их всосали, кровь разнесла по всем клеточкам тела и там из продуктов, заготовленных растениями, выросли новые ткани животного. А когда животное умерло, гнилостные бактерии снова вернули матери земле вещества его тела. Цикл замкнулся.

Этот великий круговорот веществ — основа жизни на земле, ее, так сказать, энергетическая база. Все организмы, живя, питаясь и умирая, приводят в движение гигантский «маховик» круговорота жизни и смерти.

У «колеса» три спицы — три фазы вращения — в каждой из них роль главного двигателя выполняет особая группа живых созданий. На первой фазе продуценты, на второй — консументы, на третьей — редуценты. На первой создается органическое вещество из воздуха и солей земли, на второй — оно преобразуется в новые формы, на третьей — вновь возвращается в землю и воздух, распадаясь на несложные части.