Ей очень, очень не хотелось терять эту работу. Печальной иронией было то, что ей потребовалась вся ее храбрость, чтобы подать заявление на эту должность. Если бы ее парень не оставил ее, если бы были хоть какие-то перспективы… Она поежилась при мысли о том, что ей придется вернуться на эту фабрику в Саттон-Колфилде и снова делать коробки. И все произошло именно тогда, когда она по-настоящему полюбила свою работу и ее уверенность в себе росла с каждым днем. Ей нравилось работать с людьми, слушать людей, помогать им. Будто всю свою жизнь она шла к этому. Еще год на другом курорте, возможно, снова здесь. Год-другой менеджером по курорту, а потом и в головной офис… Переехать в Лондон… Все казалось таким простым! Марио… Почему? Девять утра. Через полчаса выходить. Нет. Этого не может быть. Просто нужно всё объяснить…
Будильник запикал в девять. Она попыталась его проигнорировать. Так приятно поваляться в постели! Потом она вспомнила. Черт бы побрал этого красавчика! Это все его вина. Она добралась до кровати в шесть утра. И чуть не пригласила его к себе. Она застонала. Слишком мало сна для принятия сложных решений и разбирательств. К черту эти менеджерские обязанности! Как вот она сейчас должна о чем-то думать, а? Она встала, прошла в кабинет и взяла со стола монетку в двадцать песет. «Орел — уволена, решка — остается». Она подбросила монетку в воздух.
Лоррейн постучала в дверь Элисон.
— Входи.
Лоррейн вошла. Комната Элисон была уютной и светлой, с балконом, выходящим на пляж. Запах в комнате был очень женским, хотя разбросанная по полу одежда напомнила Лоррейн ее бывшего бойфренда. Ублюдок.
Элисон варила кофе.
— Кофе будешь? У меня только черный.
— Нет, спасибо, Элисон. Я уже выпила чашку в баре.
— Садись. — У Элисон был даже чайник. Она налила кофе в чашку, на которой было написано «Босс».
Лоррейн села. В животе у нее словно бабочки порхали.
— Итак, — начала Элисон, жадно затянувшись своей первой за день сигаретой. Она закашлялась. — Так в чем там дело-то?
— Я понятия не имею, — Лоррейн была готова расплакаться. — Что Марио сказал?
— Неважно, что он сказал. Я уже слышала его версию истории. Мне более интересно, что ты скажешь.
— Я… я не понимаю. Я не знаю, что и сказать. До сих пор не понимаю, что произошло.
— Что ты имеешь в виду, говоря «произошло»? Ты имеешь в виду, что не знаешь, что на тебя нашло? Ты просто начала тискать Марио на виду у всех? Так, что ли?
— Нет, нет. Конечно же нет. Что ты говоришь-то. Я не тискала Марио.
— Ну мне так показалось, во всяком случае. Лоррейн была сбита с толку.
— Что ты думаешь? Я его схватила?! — Теперь все начало вставать на свои места. Она расхохоталась. — Да ты шутишь! Я его пальцем бы не коснулась. Он… он очень неприятный человек.
— Очень симпатичный «неприятный человек». В любом случае это не то, что говорит он, — плоским голосом заметила Элисон.
— Неправда! — Лоррейн возмутилась. — Я вышла из туалета, и он просто меня схватил. Я понятия не имею почему.
— Я тоже, — прошипела Элисон, с отвращением оглядев ее с головы до ног.
— О господи! Да ты думаешь, что я на него запала, так, что ли?
— В общем, так и есть.
— А почему ты веришь ему, а не мне?
— Я бы сказала, что все это и так было ясно.
— Мне лично ничего не ясно.
Тон Элисон стал более покровительственным.
— Слушай, Лоррейн, я понимаю твои чувства. Марио очень красивый и очень умный. И понятно, почему кто-то вроде тебя мог в него влюбиться….
— Не верю своим ушам!
— Но ты ведь не думаешь, что он смог бы увидеть что-то в тебе? Даже если бы и не было строгих правил? Да ладно, Лоррейн, поставь себя на мое место. Марио даже сказал… — Тут Элисон спохватилась.
— Сказал? Сказал тебе что? Скажи мне! Скажи мне, что это сраный говнюк обо мне говорил!
— Ну все, Лоррейн. Я пыталась быть милой… Марио пришел ко мне до того, как это произошло, и рассказал, что ты его домогаешься. И этот «сраный говнюк», как ты его назвала, этот «нехороший человек» пытался тебя защищать. Да, да. Он пытался тебя оправдать.
— О, Элисон! Не могу поверить, что ты говоришь серьезно. Я не знаю, во что играет Марио, но, пожалуйста, послушай, — Лоррейн произнесла, выделяя каждое слово: — Марио — мне — не — нравится. Давай его позовем и спросим, во что он там играет.
— Нет, Лоррейн. Боюсь, это не представляется возможным. Быть менеджером по курорту — трудная работа, и она включает в себя принятие тяжелых решений. Я думала об этом долго. Я взвесила все за и против… — Элисон посмотрела на монетку, лежавшую на столе. — … И боюсь, что в этом случае я верю Марио.
— Господи Боже! — вздохнула Лоррейн. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, потому что рабочая обстановка на несколько следующих недель…
— Я это понимаю, Лоррейн. — Элисон встала и прошла к балкону. — И мне очень жаль, потому что тебе придется улететь обратно.
— Прости, не поняла?
— Извини, Лоррейн, но один из вас будет уволен, и я боюсь, это ты.
— Что?!
— Я уже заказала билет на сегодняшний вечерний рейс. Позже я тебе объясню все подробности. Конечно, ты можешь остаться, но в таком случае мы не ответственны за твое возвращение.
Лоррейн ходила по комнате из угла в угол, держась за голову и не веря происходящему.
— Все вещи, принадлежащие «Молодым и холостым», ты должна будешь сдать мне к четырем часам, иначе я не выдам тебе билет.
Лоррейн заплакала.
— Прости, Лоррейн, но ты действительно не оставила мне альтернативы. Ты знаешь, что правила запрещают сексуальные отношения между гидами. Как ты сама и сказала — будет невозможно работать в команде. Именно потому у нас такие правила.
— Но я не пыталась ничего с ним иметь! — запротестовала, плача, Лоррейн.
— Ну… — Элисон пожала плечами.
— Пожалуйста, — умоляюще попросила Лоррейн, — вызови его сюда, чтобы мы могли поговорить лицом к лицу, пожалуйста. — Лоррейн упала в кресло.
— Прекрати, Лоррейн. Нам обеим от этого лучше не станет. Послушай, у меня куча дел. Ты ведь не хочешь сама платить за билет?
Лоррейн посмотрела на нее красными глазами.
— Как ты можешь так со мной поступать? Мне нечего делать дома. Ты не можешь меня уволить из-за ерунды…
— Это не ерунда, — возразила Элисон, снова посмотрев на монетку. — Я долго ломала над этим голову…
— Пожалуйста, Элисон, дай мне еще один шанс, и….
— О, ради бога, Лоррейн, возьми себя в руки и прекрати вести себя как ребенок. Это всего лишь работа. К сожалению, это работа, на которую ты не подходишь. Так ты собираешься провести весь день здесь или все-таки пойдешь собирать свои вещи?
Лоррейн, всхлипывая, встала и пошла к двери. Элисон взяла со стола монетку.
— Решка.
Утро было прекрасным. Возможно, самое прекрасное утро, которое когда-либо видел Брэд. Он чувствовал себя так, будто его тело всю ночь стояло на подзарядке. Он был полон энергии и проплыл несколько кругов в бассейне. Это он сделал, чтобы не встать перед балконами и не заорать во весь голос: «Я переспал с двумя девушками! » Он вытерся полотенцем, съел круассан и смущал всех тех, кто рано встал, своим слишком радостным «Доброе утро!». Он не мог дождаться конца своей смены, чтобы сбегать в «Бон» или «Дельфин» и рассказать обо всем Грегу и Майки.
Десять часов, а в холле не было никого, кроме психа Рафаэля за стойкой бара. Брэд просматривал книгу записей, когда увидел плачущую Лоррейн.
— Лоррейн?
Она посмотрела на него и начала подвывать. Брэд встал.
— Лоррейн, в чем дело?
— О, Брэд! — Она подбежала к нему и уткнулась лицом ему в грудь.
— Дорогая, давай сядем, и ты расскажешь мне, что случилось.
Лоррейн, все еще всхлипывая, попыталась взять себя в руки. Брэд дотянулся до соседнего столика, взял салфетки и дал их ей. Через пару минут она немного успокоилась и перестала плакать.
— Лучше? — спросил Брэд. Лоррейн кивнула. — Ну так что там произошло?