— Да, не прогадал бы он, если б пришел к Махмуду, — сказал Бурханиддин народу на площади Регистан. — В Газне умели ценить мысль. Недаром Беруни сказал, что только благодаря Масуду, сыну Махмуда, он написал свой огромный «Канон», так как Масуд дал ему возможность посвятить остаток жизни целиком служение науке. А знаете, сколько денег он предложил Беруни за этот труд, посвященный ему?
И дальше Бурханиддин рассказывает неправду, а Али, слушая его, вспоминает рассказ слепого старика по рукописи Шахразури: У дома Беруни остановился слон, навьюченный серебром. Но Беруни не принял даров. «Мудрые знают, — сказал он послам Мае уда, — серебро уходит, науки остаются…»
Все ближе и ближе Рей, все дальше Демавенд. Полдня идут Ибн Сина и Джузджани, а великая снежная гора не отдаляется, словно приросла к спине. Вот показались белые купола Рея, а Демавенд по-прежнему за спиной.
Вошли в Рей, и Демавенд вошел вместе с ними. Рейцы не смотрят на Демавенд. На Демавенд смотрят только приезжие. Рейцы носят Демавенд в себе.
Рей понравился Ибн Сине и Джузджани. Прошли по его улицам. Две главные пересекаются под углом. Насчитали восемь базаров, заметили, что шахристан (место, где власть) — пуст, — жизнь кипит в кварталах ремесленников. Город уступает Нишапуру, но все же это очень величественный город. Через него проходит дорога в Византию и на Кавказ. Вода в Рее нездоровая. Ибн Сияв сразу же отметил это про себя. Приходит она через канал от реки Суран. В реке, согласно поверью, омыли меч, которым убили Хусайна, внука пророка.
Ткани здесь выделывают необыкновенные. На Востоке Говорят: «Ткань, вырабатываемая в городе, — лицо города». Таких тканей Ибн Сина нигде не видел, — Махмуду тут же донесли, что Ибн Сина в Рее, — говорит народу судья. — Он поступил На службу к Сайиде в сыну ее Мадж ад-давле. А они узнали его на основании рекомендательных писем. Сайида правила городом После смерти мужа Фарх ад-давли того, что явился причиной изгнания Кабуса. Сайида была женщина «целомудренная и праведная», происходила из царского рода дейлемитов, из Гиляна, не покорённого арабами. Махмуд придумал, что сделать, чтобы заполучить Ибн Сину, — послал Сайиде письмо: «Нужно, чтобы ты ввела хутбу и чеканила монеты на мое имя, а если не сделаешь это, рассказывает внук Кабуса, то я возьму Рей». Сайида ответила: Пока был жив муж, я опасалась, как бы ты и вправду не напал на Рей. Но когда он умер, эта забота ушла Из моего сердца. Я сказала: «Султан Махмуд — царь разумный. Знает, что не годится идти войной на женщину. Если ты придешь, видит бог, я в бегство не обращусь, разобью тебя и по всему миру разошлю гонцов, что я разбила Махмуда, который ранее разбил сто царей! Если же ты меня разобьешь… скажут: „Махмуд разбил женщину“.»
— Письмо составил, конечно, Ибн Сина, — сказал Махмуд везирю. — Видишь, что получилось?
— Не сокрушайтесь, султан! — сказал Майманди. — Сильный ветер не дует до полудня…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Успокоение, которое Ибн Сина нашел у Сайиды, долго не протянется. Что-то да разрушит его.
Махмуд оставил Сайиду в покое.
— В Рее уважали науку, — продолжает рассказывать Бурханиддин народу. — Здесь помнили еще Рази — непревзойденного врача И философа. Он умер в 932 году, но и и 1015-м, когда Пришел в Рей Ибн Сина, о Нем вспоминали, как о живом. В юности Ибн Сина зло посмеялся над Рази. Помните? Но позже, работая над «Каноном», заново переосмыслил его труды и нашел в себе мужество наперекор раннему своему мнению сказать: «Рази ясно излагал истину, без таинственности и обмана». А мы знаем, в устах Ибн Сины это высокая похвала.
В толпе удивились: Бурханиддин то, оказывается, честно судит! Значит, все, что он рассказывал раньше, — правда! То, что Бурханиддин умный, знали все, но то, что он — честный… Эта черта его характера открывалась народу сегодня.
— Славу Рея, кроме Рази, — продолжает Бурханиддин, — составлял еще и везирь Фахр ад-давли ас-Сахиб, вышедший из сельских учителей. Это он ответил саманиду Нуху: «Я бы пошел к тебе везирем, да далеко книги везти…» Библиотеку ас-Сахиба, это средоточие зла, слава аллаху, разрушили газии, борцы за веру. Ас-Сахиб плакал и говорил: «Книги! Мои книги! Все можно возместить, кроме книг». Если вспомнить, что любимым его философом был Фараби, значит, плакал он о безбожных книгах!
Царством Рей правил Мадж ад-давля, который «не в отца пошел, на царство не годился. Так, только титул у него и был. Сидел дома, да уединялся с рабыня ми», — рассказывает внук Кабуса. И все же, хоть шаткий, но установился мост над рекой жизни Ибн Сины. Распаковали они с Джузджани хурджин с рукописями, и принялся Ибн Сина за «Канон». Близилось завершение первой книги. Но всякий раз, когда входил в город караван, он отрывался от книг, и сердце у него замирало.
— Ждал брата? — спросили из толпы.
— Да. Может, усталый, измученный, обгоревший в Каракумах, шел он по улицам Рея, а рядом шел Масуми? Но нет, никто не останавливался у ворот. Караваны проходили мимо, ничем не нарушив своего мерного ритма. Видно, письма не доходили.
Действительно, было так, как рассказывает Бурханиддин. Отсутствие брата и любимого ученика делали одиночество Ибн Сины невыносимым. Ночами сидел и смотрел на звезды. Слышал молодой женский смех, плач ребенка, и сердце падало с звездной высоты.
Раз в год, в седьмой день седьмой луны (седьмого июля), бедный Пастух с двумя детьми, сидящими в корзинах (одна за спиной, другая — на груди) переступил с земли на Млечный путь и шел к самой яркой звезде — Ткачихе, своей жене. Когда-то брат убил у Пастуха корову, и корова сказала ему во сне: «Будет девушка купаться на берегу, спрячь ее одежду. Это служанка Феи Млечного пути, Ткачиха. Так она станет твоей женой». Но Фея позавидовала влюбленным, разлучила их. Пастух вымолил у Феи разрешение хоть раз в год видеться с женой.
Вот такая легенда вспомнилась Хусайну…
Была ли у Ибн Сины семья? Народная память говорит: «Нет».
Была ли любовь такая,
Звезды двоятся, растекаются по небу и падают, теплые, на грудь…
Каждый понимает любовь Ибн Сины в свете своей души. И все же часто приходится слышать: «А! Столько у него было женщин!» И открывают в доказательство Джузджани, «Шейх был очень крепким, и из его страстей самая сильная была любовная страсть, И он так часто предавался ей, что в конце концов это оказало влияния на его здоровье».
Иметь семью Ибн Сина не мог. Был честен — знал: его жизнь всегда будет сидеть на котомке при двери. Но, конечно, как земной человек, он испытал все: и любовь, когда сам любишь, а тебя не любят, и когда ты любим, но сам не любишь — все, кроме идеального совпадения, которое, если уж и дается, то с величайшей трагедией впридачу. В конце жизни Ибн Сина напишет, вспоминая О Бухаре:
или такие стихи!
«Из мрака ночи…» Для Ибн Сины в Рее солнце погружалось во мрак, а на другом конце планеты, в Японии, в это же время рождалось утро.
