Вдумайтесь в эту конструкцию! Человек сознательно лжет «из идеологических соображений», причем своей ложью прикрывает не благо, а губительные для страны изменения, но в элитарном кружке, который обсуждает вопрос «Чем больно наше экспертное сообщество?», это называют не преступным должностным подлогом, а «грамотный эксперт». В этом-то и есть ответ на вопрос о болезни — ни В. Третьяков, ни собравшиеся эксперты «реформаторов» не видят во лжи Гайдара ничего зазорного или патологического, они ее считают законным атрибутом «грамотного эксперта». Кстати, В. Третьяков как будто не видит абсурдности своего критерия: «успех через полгода» это ложь, а «успех через 10 лет» был бы правдой. Ведь десять лет уже прошли! Неужели не видно, что в настоящую катастрофу мы только-только втягиваемся? Десять лет реформы мы протянули на ресурсах старой советской системы, но теперь-то они подходят к концу, а новые капиталовложения еще даже не начинали делать. В чем же видит В. Третьяков «грамотность» Гайдара, назови он дату «успеха» 2000 г.?
Чудовищный документ, показывающий степень аутизма влиятельных экспертов, — стенографическая запись интервью 4 января 1994 г., взятого сотрудником Института социологии РАН Лапиной Г.П. у Филиппова Петра Сергеевича (он тогда — член Президентского Совета, руководитель Аналитического центра Администрации Президента РФ по социально-экономической политике, вице-президент Всероссийской ассоциации приватизируемых и частных предприятий).
Вопрос : Об исторической ситуации в России.
Ответ : Что было? Я имею в виду, что для простого человека означала командно-административная система? Это были взаимоотношения по тезису: «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак». Экономика работала не на результат, а на рапорт, на отчет, на исполнение плана. Экономика напоминала человека, больного тяжелой формой склероза. Все экономические сосуды были «забиты» ресурсами. Но даже среди бюрократии теплилась надежда, что, может быть, можно перейти от этих государственно-распределительных отношений к отношениям, основанным на частной собственности, на собственности гражданина не только на свою дачу и машину, но и на что-то большее.
В : А зачем это бюрократии?
О : Директор государственного предприятия — всего лишь наемный работник и в любой момент может получить приказ об увольнении. И поэтому переход к отношениям частной собственности, когда никто не может лишить человека акций его предприятия или участка земли, на котором расположено его ранчо, казался привлекательным. И он действительно более привлекателен… Так вот, я не видел среди этих людей (директоров предприятий) больших революционеров, т.е. людей, которые были бы готовы жизнь положить ради изменения собственности в обществе. Это делали другие люди — разночинцы (я их так называю): инженеры, юристы, прочая интеллигенция…
В : А Вы почему?
О : А я? Это идейные соображения… Я понял, что дальше так жить нельзя, нужно что-то менять и сел писать книгу с традиционно русским названием «Что делать?», в которой попытался совместить несовместимое. Я все еще находился в плену социалистических идей: социализм, что называется, въелся в плоть и кровь. Но, с другой стороны, хотелось рынка! И в результате у меня получался некий социалистический рынок с человеческим лицом. Примером для меня была Югославия… Я ушел работать механиком в автопарк — «во внутреннюю эмиграцию» — и продолжал писать свою книжку, организовывал семинары, а также зарабатывал деньги для будущей революции. В 1975 г. мы создали кооператив, точнее товарищество по совместной обработке земли «Последняя надежда»: мы там выращивали рассаду и тюльпаны. Деньги нам были нужны для типографии и прочих нужд…
В : А лозунг вашей революции?
О : Изменить этот мир! Переустроить страну.
В : Проект революции был оценен по достоинству?
О : Да, можно так выразиться. Но возвратимся к началу. В 1985 — начале 1986 гг. стало ясно, что происходят какие-то серьезные сдвиги в нашей стране. Поэтому я вышел из своей «внутренней эмиграции» и поехал по России устанавливать явки. Таким образом я перезнакомился с очень многими людьми… Когда, например, я убедился в том, что никто не собирается писать закон о приватизации, я написал его сам… и с великими трудностями протащил этот закон через Верховный Совет: так у нас началась приватизация. Провел я закон о частной собственности…
В : Ну, и действуют эти законы?
О : Закон о приватизации, слава Богу, действует! Это все видят, хотя бы по телевизору… Егор Гайдар — хороший человек, но он сел на ту лавку, которую мы для него сколотили из законов, принятых за полгода до того, как он стал исполняющим обязанности премьер-министра. Ну, и к кому отнести, например, меня? Я — разночинец, инженер-радиотехник, который увлекся экономикой. Вот такие, как я, делали эту реформу…
В : Они (разночинцы), стало быть, и есть ведущее ядро?
О : Да. Ну, смотрите, Собчак — кто? Кандидат юридических наук, пришел и стал заниматься политической деятельностью. Полторанин (как бы Вы к нему ни относились) — кто? Обычный журналист, пришел и, в сущности, занялся разрушением коммунистической системы. Ведь его основная функция — не журналистская, а политическая, верно ведь?
В : Петр Сергеевич, а Ваша основная задача все-таки в чем состояла? В том лишь, чтобы разрушить советскую систему или что-то конкретное вместо нее построить?
О : Ну, что значит разрушить? Я перечислил, что сделал, — разве это не строительство?
В : Отчасти, да. Вы как бы закладываете законодательный фундамент, который пока еще…
О : Работает, уже работает. А как же! Вот Вы — акционер? Нет? Удивительно, теперь все акционеры, все меняют: кто ваучеры, кто деньги, кто что… Люди на основании этого законодательного фундамента создавали, создают и будут создавать предприятия, повышать свой жизненный уровень, а также своих сограждан. Еще в 1991 г. я создал первую частную газету в Санкт-Петербурге — «Невский курьер». Все остальные газеты были тогда еще государственными, а у нас была частная, и нам с ее помощью удалось резко повлиять на развитие общественного мнения в городе (а позже и в Москве), создать предпосылки для большего развития демократии. Чтобы открыть газету, мы объединились в акционерное общество, которое существует до сих пор (там работают мои коллеги), выпускает книги, календари, брошюры и прочее… Другое дело, что конкуренции недостаточно, и наш товарный рынок не ломится, как в Гетеборге или других странах…
В : Если он и ломится временами, то только от импортных товаров…
О : Ну, а что тут удивительного, если страна 80% своих производственных мощностей тратила на изготовление танков и станков… Другое дело, конечно, что деньги стали проблемой. Правда, наш народ — очень своеобразный народ: ему хочется, чтобы и деньги были, и товар. Такого не бывает!
В : По тому, что Вы говорите и как действуете, очевидно, что Вы представляете собой личность «западного склада» — индивидуальность, стремящуюся к самостоятельности, не склонную целиком подчиняться коллективным действиям. Вы, что называется, «сами по себе». Вы же не будете отрицать этот очевидный факт?
О : Я, конечно, никогда не буду представителем «стада баранов»!… Но народ таков, каков он есть. Ничего страшного — переживем и одиночество… Но вот пацаны, слава Богу, растут и готовы стекла у машин мыть, но получать за это деньги! Другие — те, кто поумнее, — готовы корпеть над языком, наукой, но тоже — получать, жить достойно! Я не понимаю, как это — не хотеть иметь своей яхты, не хотеть путешествовать по миру, летать на самолетах, ездить на автомашинах? Женщина, которая не умеет водить автомашину, для меня уже не женщина!
В : Разве Вам не очевидно, что очень большая часть населения не за вас, она (эта часть) ищет какого-то другого пути, неважно, как его называют «национальный», «российский», «третий»?
