Танг, Элен и Чодак тоже как-то растерялись. Майлз пришел к ним на помощь: губы его скривились в усмешке, но в следующую секунду лицо приняло самое официальное выражение. Его сподвижники принимали приветствия команды «Принца Зерга» с таким же непроницаемым видом.

– Командор Наточини, старший помощник «Принца Зерга», – представился один из офицеров. – Лейтенант Егоров проводит вас, адмирал Нейсмит, и командора Ботари-Джезек к адмиралу Форкосигану. Что касается вас, командующий Танг, я лично покажу вам корабль и сочту за честь ответить на все ваши вопросы, если, конечно, они не коснутся засекреченных объектов.

– Разумеется. – Широкое лицо Танга просто сияло от удовольствия. Собственно говоря, еще немного – и он взлетел бы, как воздушный шарик.

– После нашей экскурсии мы присоединимся к адмиралу Форкосигану и к вам за обедом в кают-компании, – обратился Наточини к Майлзу. – В последний раз, двенадцать дней тому назад, мы принимали там президента Пола и сопровождающих его лиц.

Удостоверившись, что наемники полностью осознали, какую честь им оказывают, барраярский офицер повел лопающихся от гордости Танга и Чодака по коридору. Майлз слышал, как Танг пробормотал про себя:

– Обед с адмиралом Форкосиганом! Ну и ну…

Лейтенант Егоров увлек Майлза и Элен в противоположном направлении.

– Вы барраярка, мадам? – спросил он.

– Мой отец восемнадцать лет был оруженосцем графа Петера, – объяснила Элен. – Он погиб, служа графу.

– Понимаю, – с уважением произнес лейтенант. – Значит, вы знакомы с семьей Форкосиганов. – «И это объясняет твое присутствие здесь», прочитал Майлз его мысли.

– Конечно.

Тут лейтенант с некоторым сомнением уставился на «адмирала Нейсмита».

– А вы, насколько я понимаю, бетанец, сэр?

– По происхождению, – ответил Майлз с ярко выраженным бетанским акцентом.

– Хочу заметить, что мы, барраярцы, смотрим на некоторые вещи более формально, что ли, чем уроженцы Беты, – предупредил лейтенант. – Понимаете, граф Форкосиган привык, чтобы ему оказывали уважение. – С тайным наслаждением Майлз следил, как лейтенант пытается отыскать наиболее вежливую форму для поучения развязному бетанцу: «Зовите графа „сэр“, не шмыгайте носом и вообще без всякого там бетанского панибратства…» – Он может показаться вам несколько высокомерным, – корректно заключил лейтенант.

– Настоящий индюк, а?

Лейтенант нахмурился:

– Лорд Форкосиган великий человек.

– О, гарантирую, если за обедом мы вольем в него две-три рюмки, он растает, и из него просто посыплются неприличные анекдоты!

Вежливая улыбка Егорова стала натянутой. Элен, сдерживая смех, наклонилась к Майлзу и громко прошептала:

– Адмирал, ведите себя прилично!

– Да-да, конечно, – с сожалением пообещал Майлз.

Лейтенант поверх его головы с признательностью взглянул на Элен.

Идя по кораблю, Майлз наслаждался окружающей его чистотой и порядком. Не говоря уж о том, что «Принц Зерг» блистал новизной, он был задуман так, что мог использоваться и как военный, и как дипломатический корабль – без ущерба для своей боевой мощи. На таком корабле мог наносить свои официальные визиты сам император. Майлз заметил в боковом коридоре юного младшего лейтенанта. Там были сняты панели, и молоденький офицер руководил командой техников, что-то ремонтирующих в спешном порядке – хотя нет, там все еще длился монтаж. Кто-то уже упоминал, что «Принц Зерг» покинул орбиту с монтажниками на борту. Майлз оглянулся. «Если бы не воля Божия и не генерал Метцов, я мог бы быть на месте этого мальчика в офицерской форме. Стоило мне тихонько просидеть шесть месяцев на острове Кайрил…» Как ни странно, но Майлз почувствовал, что завидует этому лейтенантику.

Между тем делегация подошла к офицерским помещениям. Лейтенант Егоров провел их через приемную в спартански обставленную адмиральскую каюту – раза в два более просторную, чем любая из тех, что видел Майлз на барраярских кораблях. Когда перед ними открылась дверь, адмирал Форкосиган сидел за своим рабочим столом.

Майлз шагнул в каюту и почувствовал, что у него подгибаются колени. Он быстро и грубовато произнес:

– Вы, имперские улитки, совсем размякнете, если будете жить среди такой роскоши.

– А-а! – Адмирал Форкосиган выбрался из кресла и, торопливо огибая стол, со всего маху ударился об угол. Он крепко обнял Майлза. Майлз, уткнувшись лицом в прохладную ткань отцовского рукава, отчаянно заморгал, но к тому времени, когда граф Форкосиган отстранил его на расстояние вытянутых рук, чтобы получше рассмотреть, справился со своими чувствами. – С тобой все в порядке, мой мальчик?

– Прекрасно. А как прошел твой переход?

– Изумительно, – в свою очередь ответил граф Форкосиган. – Но имей в виду: были моменты, когда некоторые мои советники требовали, чтобы тебя расстреляли. Иногда я был на их стороне.

Лейтенант Егоров, прерванный на середине заготовленной им фразы (Майлз не слышал его, да и отец, вероятно, тоже), все еще стоял, открыв рот, и выглядел смешным до неприличия. Лейтенант Джоул, с трудом скрывая улыбку, поднялся из-за стола и, сжалившись, вежливо выпроводил Егорова за дверь.

– Благодарю вас, лейтенант. Адмирал весьма благодарен вам за службу, но сейчас вы свободны…

Тут Джоул оглянулся через плечо, задумчиво нахмурил бровь и вышел вслед за Егоровым. Перед тем как дверь за ними закрылась, Майлз краем глаза увидел, как лейтенант уселся в прихожей в непринужденной позе человека, собирающегося просидеть так целую вечность. Джоул бывал неправдоподобно вежлив.

– Элен! – С видимым усилием граф Форкосиган оторвался от Майлза и крепко сжал ее руки в ладонях. – У тебя все в порядке?

– Да, сэр.

– Не могу выразить… как это радует меня. Корделия шлет тебе самые горячие пожелания. И я должен был передать тебе, если увижу… э-э… Скажу дословно (это одна из ее бетанских шуточек): «Если хочешь очутиться дома, он там, куда тебя приведут».

– Я почти слышу ее голос, – растроганно улыбнулась Элен. – Поблагодарите ее. Скажите… я запомню ее слова.

– Прекрасно. – Граф Форкосиган отпустил ее руки. – Но садитесь, садитесь. – Он поспешно показал им на кресла, которые самолично придвинул к столу. «Боже, как он устало выглядит, – подумал Майлз с горечью. – Грегор, тебе за многое придется ответить». К счастью, Грегор и сам понимал это.

– Что нового насчет прекращения огня? – спросил Майлз.

– Пока что договоренность соблюдается. Цетагандийский флот ушел, остались только те корабли, где повреждены стержни Неклина или системы управления. И те, на которых ранены пилоты. Мы разрешили им отремонтироваться здесь. Правда, два-три из них повреждены непоправимо. Так что, думаю, недель через шесть уже можно возобновлять коммерческие перевозки.

Майлз покачал головой:

– Значит, Пятидневная война окончилась, а я так и не видел вблизи ни одного цетагандийца. Весь этот сыр-бор и вся кровь – только для того, чтобы восстановить довоенное статус-кво!

– Не совсем так. Несколько представителей цетагандийского верховного командования отозвано в столицу, чтобы объяснить императору свою «самовольную авантюру». Думаю, для них это интервью плохо кончится.

Майлз фыркнул.

– «Самовольная авантюра»! Кто ж этому поверит? Зачем им вообще это нужно?

– Здесь есть одна тонкость. Побежденному врагу надо предоставлять любую возможность сохранить лицо. Важно, чтобы он не сохранил ничего, кроме лица.

– Я так понимаю, что вы переиграли Пол. Но я ждал, что за нами прибудет лично Саймон Иллиан.

– Он так и хотел, но мы не могли покинуть Барраяр одновременно. Тогда в одночасье рухнуло бы шаткое прикрытие факта отсутствия Грегора.

– Кстати, как вам это удалось?

– Нашли молодого офицера, как две капли воды похожего на Грегора. Сказали ему, что готовится заговор против императора и он должен служить приманкой. К его чести, он согласился не задумываясь. Он и его охрана, которой сказали то же самое, провели несколько недель в замке Форкосиганов, наслаждаясь тишиной и изысканными яствами, что для многих окончилось несварением желудка. Когда же нам принялись докучать из столицы всерьез, мы отправили двойника Грегора отдыхать на природе. Кое-кто догадывается в чем дело, но теперь, когда Грегор нашелся, мы можем дать любые нужные нам объяснения. Нужные ему объяснения. – Граф Форкосиган на мгновение как-то странно нахмурился – странно, но совсем не угрюмо.