Но почему до сих пор жив я? Почему, изъяв из оборота шифрограммы, они не изъяли из жизни меня? Неувязочка. Или я задействован заговорщиками в каких-то планах? Тогда мне ничего не остается, как играть с ними в паре до тех пор, пока можно будет разобраться в происходящем.

Какую же мне линию поведения избрать, чтобы не ошибиться, чтобы и делу помочь, и жизнь по возможности не потерять раньше положенного срока?

Еще час мы говорили с Куратором о том, о чем говорить мне было совершенно безынтересно. До текущей ли тут работы, когда под ногами земля ходуном заходила? Кроме информации о том, что он знает то, что знаю я, другой не добавилось. Но и это было более чем довольно! Я и с этим не знал, как справиться.

Выходил я из Конторы, а точнее, из обычной, снятой по случаю трехкомнатной квартиры, расположенной в недавно сданном (чтобы соседи меньше знали друг друга) доме, с чувством полной растерянности. Мало мне заговора против Президента, еще добавился и заговор внутри Конторы! Не много ли на одну мою, не самую, как показали последние события, разумную голову?

Сев в переполненный трамвай на случай возможного — теперь более чем когда-либо возможного — покушения, я стал напряженно размышлять на тему, как жить дальше. Получалось — никак. Вряд ли заговорщики позволят мне зажиться на этом свете. Здесь, в трамвае, они скорее всего меня не тронут. Им явное убийство ни к чему. Им, чтобы не всполошить всех и вся, нужен несчастный случай, а в трамвае, да еще спонтанно, его изобразить сложно. То есть пока я нахожусь среди народа и пока путь мой непредсказуем, я могу надеяться на жизнь. Как минимум — до вечера. Это уже кое-что.

Могу ли я снестись с Конторой? Это вряд ли. До нее они меня не допустят. Возможно, я опоздал. Возможно, надо было благим матом орать об измене в помещении, где протекала наша светская беседа. Хотя опять-таки где гарантии, что нас в этот момент не прослушивали или что по ту сторону микрофонов не сидел их человек? То, что они конспирировались, еще ни о чем не говорит. Кроме того, Контору, в которой я имею честь служить, еще надо умудриться найти. Я в ней хоть и работаю много лет, знаю всего лишь нескольких человек, главный из которых — Куратор, и всего несколько постоянно сменяемых помещений. Проще всего, как ни странно, мне связаться с Конторой из региона по отработанным каналам связи. Но туда меня опять-таки не выпустят. Круг замкнулся.

И что мне остается? Пожалуй, только ждать. Если я заговорщикам не нужен — они меня уберут, а если нужен — в ближайшее время выйдут на контакт. Думаю, последнее, иначе убили бы еще дома. Нет, зачем-то я им нужен. Осталось только узнать зачем. А пока суть да дело — попытаюсь бросить письмо по известному мне конторскому адресу. Чем черт не шутит — может, оно и дойдет до адресата! Если, конечно, за мной не следят. А если следят, в чем я ни мгновения не сомневаюсь, — то ни написать, ни опустить письмо в почтовый ящик мне, конечно, не дадут. Вернее, дадут, но тут же вынут и тщательнейшим образом изучат. Единственная возможность дать о себе знать — оторваться от «хвоста» слежки, которого я, кстати, еще даже и не вижу. Проще всего это сделать в транспортных толкучках.

Я вышел на первой же остановке, нырнул в метро и сразу же в толпе пассажиров заметил… Куратора. Грубо действуют ребята. Или наоборот — очень разумно, если это не слежка, а демонстрация силы.

Ладно, поиграем в открытую! Терять мне нечего. Ввинчиваясь в толпу, я пошел на сближение. Куратор заметил мои действия и, еле заметно поведя глазами, пошел к платформе.

Похоже, мне предлагают двигаться следом. Может, попытаться оторваться? Спровоцировать панику, нырнуть в толкотню пассажиропотока, поменяться на ходу с кем-нибудь одеждой… Может, удастся? Нет, вряд ли. Сквозь такую толпу мне не прорваться. Увязну в людях, как муха в патоке. Кроме того, я не вижу преследователей, что многократно усложняет мою задачу. Я не знаю, куда бежать. По идее, вокруг меня должно быть не меньше дюжины «топтунов». Куда от них сбежишь — только разве на тот свет?! Попробуем потянуть время. Глядишь, случай и представится. Я шел за Куратором, внимательно наблюдая окружение. Я искал шпиков. Этот? Не похоже. Этот? Тоже не очень подходит. Этот? А вот этот, пожалуй, да. Рядом еще один. И еще. Да их тут, как я и ожидал, что семечек в подсолнухе.

Но почему они концентрируются возле Куратора, а не подле меня? Почему такая расстановка сил? Что он задумал?

Далеко в тоннеле загрохотал поезд, потянуло ветерком. Куратор двинулся к платформе. Значит, едем на этом поезде? Хорошо. Я не спорю. Хотя лично я предпочел бы ехать совсем в другую сторону. В противоположную.

Поезд с грохотом выскочил из темноты, и почти одновременно с его появлением, чуть в стороне и сзади от меня, истошно закричала женщина. Встревоженные люди разом оглянулись на крик. И опять почти одновременно, но с запозданием на полторы-две секунды закричали пассажиры, стоящие на платформе.

— Упал! Человек упал!

Завизжали, заскрипели тормоза. Качнулись к платформе люди, старающиеся разглядеть, что произошло. Они пытались разглядеть того, кого уже не было. Попавшие в тоннель метро люди не выживают. От эскалаторов заверещали милицейские свистки.

— Граждане, сдвиньтесь, освободите платформу. Не мешайте работать. Свидетели происшествия, останьтесь.

— Мужчина. Стоял вот здесь. Я видела, — торопливо говорила какая-то женщина. — Стоял, а потом… Какой ужас!

Я не видел самого происшествия, но я увидел гораздо больше, чем женщина-свидетель. Я увидел последствия происшествия. Несколько молодых людей с дежурно сочувствующими выражениями на лицах не спеша, но и излишне не задерживаясь, отошли от платформы и, разойдясь в разные стороны, растворились в толпе людей, двигающихся к эскалаторам. И еще я услышал крик. Не тот что сопровождал гибель человека, а тот, что предварял ее. Одного его мне было довольно, чтобы правильно оценить происходящее.

Несчастного случая не было. Было классическое, сработанное под несчастный случай убийство. Человек не упал на рельсы — его столкнули туда за мгновение до прохождения поезда. Все было расписано как по нотам. При подходе состава к жертве, оттирая ее от толпы, приблизилось несколько убийц. Обязательно несколько, чтобы исключить случайность, чтобы прикрыть от посторонних взоров тело, которое через мгновение полетит под колеса. Тех, кто еще что-то мог заметить, отвлек раздавшийся за секунду до убийства пронзительный женский крик. Свидетели развернулись в сторону, где ничего не происходило. Туда, где свершалось убийство, не смотрел никто. Жертву обступили и аккуратно подтолкнули под мчащийся поезд. Сопротивление было исключено. Погибшему было даже не за что ухватиться, чтобы остановить свое смертельное падение. Погибшим был Куратор!

Я перестал что-либо понимать. Куратор убит, а я отпущен на все четыре стороны, хотя все должно было быть совершенно иначе. Все должно было быть наоборот! Перепроверяясь, меняя транспорт, сворачивая в проходные дворы, то есть делая все то, что следовало делать, чтобы оторваться от возможной слежки, я думал только об одном — почему вместо меня умер другой? Почему не я? Смерть Куратора разрушила все мои логические построения. Если я был запланирован в жертвы, почему погиб охотник?

Или он был не охотник? А? Если он изначально, кроме как в моем загнанном воображении, не был охотником?! НЕ БЫЛ!

Тогда все меняется самым коренным образом. Все с ног на голову! Тогда получается, что предал не он, а… Контора. Контора! Чтоб мне лопнуть на этом самом месте! Разве такое возможно?

А почему нет? Потому что не должно? А если предположить еще худшее — что Контора никого не предавала, но лишь выполняет высокий заказ? То есть что она задействована в заговоре. Но какой же высоты тогда заговор?!

Остынем. Будем считать, что не вся Контора задействована в заговоре или задействована, сама о том не подозревая. Вполне возможно. Сверху спущен приказ, начальство взяло под козырек, сбросило директивы вниз. Машина закрутилась…