– Доволен ли мой гость? – спросила Алинэ, когда начали разносить засахаренные фрукты и пряники с медом.

– Э… да. – Рендалл не сразу понял, что обращаются к нему.

– Хорошо. – Рыжая жрица плотоядно облизнулась. – Мне интересно узнать, для чего вы совершили столь дальний путь?

Олен хотел было соврать, но голова, одурманенная впечатлениями последних дней, обильной едой и выпивкой, не послушалась. Прежде чем он успел что-то сообразить, язык сам сложил звуки в слова:

– Мне нужен обитающий в Руани маг.

– И зачем? – Алинэ улыбнулась презрительно. – Он слаб. Все, что может он, можем и мы, но кое-что, что можем мы, он никак не может… – Тут уроженцу Заячьего Скока достался многообещающий взгляд. – Ты понимаешь?

– Э, хм… ну… – только и смог сказать он.

Алинэ встала, тряхнула рыжими волосами, и гомон стих точно по волшебству. Умолкли все, даже певшие жрецы, и стало слышно, как шипят, укорачиваясь, фитили в свечах.

Только тут Олен понял, что за окнами темно, и что он ужасно хочет спать.

– Наши гости устали, – объявила главная жрица. – Проводим же их на покой, а сами продолжим веселье.

Юрьян попытался было возражать, но его никто не стал слушать. Скальда и Рендалла подхватили под руки и практически вынесли из пиршественного зала. Их протащили по лестнице, мелькнули перед глазами открытые двери, и человек с сиаи оказались вдвоем.

Комната, куда их привели, была не особенно велика и делилась ширмой на две части. В каждой стояло огромное ложе, заваленное одеялами и подушками, на стенах висели цветастые ковры. Такие же лежали на полу, в углах виднелись лари для одежды, горели свечи.

– Ох какая женщина… – проговорил Юрьян, потягиваясь. – Роскошная, прелестная. Ой-ёй, клянусь девятью основными размерами, я завтра соблазню ее… Ох, и здорово же это будет…

– Ты о ком? – Олен прошел на свою половину комнаты, принялся стаскивать сапоги.

– Об этой… как ее зовут?.. Она сидела рядом со мной, такая пышечка с выразительными глазками.

Скальд нашел новый объект для воздыханий, а о старом благополучно забыл.

– Честно говоря, я не обратил внимания, кого ты там охмурял.

– Охмурял?! – судя по звукам, Шустрый начал раздеваться. – Да я, если хочешь знать, влюблен в нее без памяти!

– Так ты что, постоянно влюблен? – усмехнулся Рендалл.

– Конечно. Настоящий скальд должен быть влюблен каждый день, чтобы стихи выходили живыми, искренними.

– А если рядом не окажется подходящей женщины?

– В этом почти невероятном случае, – Юрьян на мгновение задумался, – я вспоминаю о той любви, что владела мной раньше. Ведь все девушки, которых я любил, остаются в сердце, и надо только немножко перенестись в прошлое…

Раздался громкий зевок, скрипнули доски, и скальд захрапел, оборвав разговор.

– Ну и дела, – покачал головой Олен. – Уж кого-кого, а этого типа даже любовь не лишит сна.

Он разделся, задул свечу и лег. Меч положил рядом, под руку, чтобы в случае чего схватить его мгновенно. Через окно в комнату протиснулся рассеянный лунный свет, длинной лужей растекся по полу.

Затем набежали облака, свет померк, Рендалл уже начал проваливаться в сон, как уловил шорох. Дремота исчезла, он подобрался и положил ладонь на шероховатый эфес. Шорох прозвучал вновь, у стены, сбоку от ложа. Олен напряг мускулы, готовясь перекатиться в сторону…

– Что, доблестный герой, – прозвучавший голос заставил его вздрогнуть, – будет рубить слабую женщину?

Вспыхнула свеча, вырвала из мрака круглое лицо, бездонные черные глаза, рыжие волосы.

– Алинэ? – Он сел, одеяло съехало. – Откуда ты здесь? Зачем?

– В этом доме есть проходы, ведомые только мне. – Жрица села на край ложа. – А зачем… Нам еще предстоит ответить на этот вопрос…

Голос ее звучал не совсем так, как раньше, куда ниже, со странными переливами, точно журчание воды. В волосах блестели серебряные пряди, в глазах пылали бирюзовые огоньки.

– Э… ну да. – Олен несколько растерялся, бросил взгляд в сторону ширмы, за которой так же храпел Юрьян.

– Не беспокойся, он не проснется. – Алинэ поставила свечу на ларь. – Пока я не захочу. А ты, может быть, выпустишь меч? Или ты до сих пор думаешь, что это ловушка? Капкан для тебя?

Рендалл покраснел, торопливо убрал ладонь с рукояти меча. Она придвинулась ближе, и он уловил непонятно откуда взявшийся в комнате аромат речной свежести и красных лилий.

– Так и будешь молчать? – Жрица улыбнулась, показав острые белые зубы. – Хотя, может быть, лучше и в самом деле ничего не говорить?

Она подняла руку к плечу, вынула заколку, и темно-зеленая мантия с шорохом сползла на пол. Пламя свечи бликами приласкало матово-белую кожу плеч, качнулись тяжелые полушария грудей.

– Ну? – голос Алинэ прозвучал требовательно. – Или тебе что-то нужно объяснять?

Олен закрыл глаза, попытался успокоить бешено заколотившееся сердце. Ощутил, как прохладные и чуть влажные ладони коснулись руки, почувствовал дыхание на щеке.

– Нет, – сказал он. – Я не могу.

– Почему? – Как ни странно, но гнева не было в голосе жрицы, только безмерное удивление.

– Нет. – Под закрытыми веками встало, возникло лицо Саттии – изящное, чуть насмешливое, такое красивое. Как наяву услышал ее голос. – У меня… есть девушка, и я не могу… изменить ей.

Говорить было так же тяжело, как ворочать мельничные жернова.

Да, пусть они никогда больше не увидятся, пусть он сгинет в Вейхорне или падет в войне с Харуготом…

– Да? – Алинэ отодвинулась. – Что ж, дело твое.

– Я не хотел тебя обидеть, – торопливо сказал Олен. – Но пойми, изменяя своей любви, изменяешь в первую очередь себе… Жалко, что Юрьян сейчас спит, он бы точно отыскал нужные слова.

– Ничего, я тебя поняла.

Прошуршала ткань, и он рискнул открыть глаза.

Жрица сидела на краю ложа и с любопытством его рассматривала. Мантия вновь скрывала ее фигуру, глаза пылали, волосы казались пламенным нимбом, окружавшим лицо.

– Ты очень странный, – задумчиво проговорила она. – Девять из десяти мужчин любого народа Вейхорна упали бы мне в объятия не задумываясь, и познали бы изысканное наслаждение… Оставшийся десятый – дурак, извращенец или бессильный, но ты не из них.

Рендалл отвел взгляд, мрачно подумал, что, если она начнет спрашивать, кто он такой и откуда, придется врать. А он так и не научился делать это, да и не особенно пытался.

– Ты отличаешься ото всех… что-то в тебе есть… – Жрица задумалась, закусила розовую губку. – И вот что чудно – ты говоришь на нашем языке так, словно знаешь его с самого детства.

В комнате было тепло, но в спину Олену потянуло морозом. Как он мог упустить такое? Если наречие сиаи он начал понимать на второй день, то язык барги, пусть даже похожий, но другой, постиг мгновенно, без каких либо усилий. И воспринял это очень спокойно, даже не обратил внимания. Хотя тогда ему просто не дали сосредоточиться как следует…

Но что же такое с ним происходит? Откуда взялась эта способность? Или кто-то наделил ею последнего отпрыска династии безарионских императоров? Но кто и чем за нее придется расплачиваться?

– Ладно, спокойной ночи. – Алинэ встала плавным, текучим движением, свеча мигнула и погасла. – Спокойной ночи. И прошу тебя об одном – не считай, что ты находишься среди врагов…

Скрипнули половицы, и что-то зашуршало, словно качнулся ковер, за которым укрыта потайная дверь.

– О нет… – Олен вздрогнул, ощутил, что весь покрыт холодным потом. – Если не среди врагов, то среди кого?

Лег и уснул мгновенно, едва затылок коснулся подушки.

Проснулся с головой тяжелой, словно таристерский шлем из свинца. Привычным движением проверил, на месте ли Сердце Пламени, затем нащупал рядом ледяной меч и только потом открыл глаза.

– Съешь меня крабы, неужели утро? – донесся до отвращения бодрый голос Юрьяна. – И что нас ждет сегодня?

– Надеюсь, что не очередной пир. Они, честно говоря, надоели.

– Эх, не годишься ты в скальды, – заявил Шустрый. – У нас вся жизнь на пирах, в честь какого бонда или князя, по поводу свадьбы или смерти, удачного похода или праздника начала зимы. Мы нужны, только когда приходится веселиться или плакать, на обычные трапезы нас не зовут…