Важно отметить, что в описываемых играх животные перемещаются куда-то не потому, что они там что-то ищут, что им там хорошо, а здесь плохо, как это происходит в неигровых ситуациях. Иными словами, игровая локомоция служит не для передвижения к определенным биологически значимым целям и их достижения или для ухода от опасности. Как во всех играх, так и в рассматриваемых здесь не следует искать какую-то особую самоцель, а необходимо помнить о том, что имеем дело с развивающейся деятельностью.
Таким образом, при выполнении неманипуляционных игр молодое животное упражняет свои двигательные и ориентационные способности, познает и осваивает способности своих органов чувств и вообще все возможности своего тела. Следовательно, как развивающаяся деятельность игра проявляется здесь самым наглядным образом. При этом важно подчеркнуть, что в индивидуальных неманипуляционных играх отрабатываются и совершенствуются врожденные двигательные координации, которые в большой степени сформировались еще в доигровом периоде онтогенеза.
А происходит это так. У уже знакомой нам Дашеньки прорезались глазки и тогда ей подсказал «голос природы»: «Ну, Дашенька, раз у тебя есть глазки, смотри в оба и попробуй ходить!» И Дашенька стала пробовать.
«Сначала она высунула вперед правую переднюю ножку… А теперь как же?
«Теперь левую заднюю», — подсказывал ей голос природы. Ура, и это вышло!
«А теперь давай вторую заднюю, — посоветовал голос природы, — да заднюю, говорят тебе, заднюю, а не переднюю! Ах ты, глупая Дашенька, ты же одну ножку сзади оставила! Постой, дальше идти нельзя, пока ты ее не подтянешь. Да говорю тебе, подтяни ты правую заднюю под себя!.. Да нет, это хвостик, на хвостике далеко не уйдешь! Запомни, Дашенька: о хвостике можешь не беспокоиться, он сам собой пойдет за ножками… Ну что, все лапки собрала? Отлично! А теперь сначала, выдвигай правую переднюю, так, голову немного повыше, чтобы оставить место для ножек… так, хорошо; теперь левую заднюю, а теперь правую заднюю (только не так далеко в сторону, Дашенька); двигай ее под себя, чтобы животик не волочился по земле… вот так. А теперь шагай левой передней…»
Если всерьез, то это — доигровой период, период налаживания элементарных двигательных координации. Но прошло время, и наступила пора игры, период ювенильный, и Дашенька, уже вполне усвоившая первичные уроки «голоса природы», всласть увлеклась локомоторными забавами:
«Бег и прыжки — первое и главное дело для Дашеньки.
Теперь уже это, милые, не шаткие, мучительно трудные первые шаги, нет! Это уже настоящий спорт, как то: рысь, галоп, спринт, спурт на десять ярдов, бег на длинные дистанции; прыжки в длину, прыжки в высоту, полет, ползание по-пластунски; различные броски, как, например, бросок на нос, бросок на голову, падение на спину, сальто-мортале на бегу с одним или несколькими переворотами; бег по сильно пересеченной местности, бег с препятствиями (например, с половой тряпкой во рту); разные виды валянья и катанья — через голову, на боку и т, д.; гонка, преследование, повороты и перевороты, — словом, все виды собачьей легкой атлетики…
…Координация движений у этого щенка еще далека от совершенства. Дашенька не знает меры. Она хочет сделать шаг и вместо этого летит, как камень из пращи; хочет прыгнуть и рассекает воздух, как пушечный снаряд».
Вот такое яркое, веселое и притом очень точное описание локомоционных игр щенков оставил нам Чапек. Да, именно так развивается сперва на начальном, а затем на игровом этапе онтогенеза все локомоторное богатство собаки.
Вопрос о биологическом значении игр, в том числе локомоторных, очень непрост. Развитие поведения животных — сложный процесс, и игра только совершенствует, отрабатывает и обогащает поведение развивающегося животного, позволяет ему сформировать жизненно необходимые навыки. Ведь основа поведения генетически фиксирована. Поэтому поведение развивается на инстинктивных началах, по врожденным закономерностям («голос природы»). Накопление индивидуального опыта, научение существенно модифицируют это врожденное поведение, приспосабливают его к конкретным условиям жизни особи, биологически эффективно ориентируют его, словом, делают поведение высоко адаптивным для выживания особи (и продолжения рода) в самых различных жизненных ситуациях. Но никакое научение не способно «переучить» организм животного в целом, заставить вести себя вопреки его генетически «закодированным» функциям, заставить функционировать органы животного (в частности, его эффекторы) иначе, чем это обусловлено их наследственно закрепленным строением, т. е. перестроить его инстинктивные движения.
Что касается локомоторных компонентов поведения, то они наряду с приемом пищи самые важные функции для поддержания жизни организма. Поэтому их выполнение должно быть гарантировано при любых обстоятельствах, в каких бы, пускай, самых неблагоприятных ситуациях не оказалось животное — даже, если, скажем, ему в ходе развития нельзя было играть. Конечно, в естественных условиях не может возникнуть такая ситуация, чтобы детеныш не мог побегать, поиграть или покувыркаться. Поэтому в норме игровое упражнение всегда участвует в формировании локомоторных способностей.
А вот в искусственных, лабораторных условиях такую ситуацию можно создать, что и было сделано в Сухумском питомнике обезьян в эксперименте, поставленном на двух детенышах макак-резусов. Детенышей отлучили от их матерей приблизительно в трехмесячном возрасте и на год и семь месяцев поместили в специальные экспериментальные клетки. Одной обезьянке пришлось жить в узкой, но высокой клетке, где она не могла бегать, но зато могла лазать и высоко подпрыгивать. Вторая же, наоборот, жила в низкой и широкой клетке, в которой она могла свободно бегать, но не лазать, ибо тут же упиралась головой в потолок, как только поднималась на ноги. В результате каждый детеныш «специализировался» в доступной ему сфере локомоции — один научился делать удивительные, обычно не свойственные обезьянам прыжки, вплоть до сальто-мортале, другой изобрел необычные варианты перемещения по горизонтали: носился по клетке на согнутых ногах, вытянув вперед сцепленные руки, ездил по всей клетке на боку, отталкиваясь ногами от стенки, ходил на трех конечностях, держа одну ногу во рту.
Как мы видим, все эти локомоционные игры служили выработке — пускай экстравагантных — навыков, соответствующих специфическим индивидуальным условиям жизни этих животных, развивающихся в столь экстремальных условиях. Когда, однако, эти макаки были выпущены в просторную клетку, обнаружились их искусственно подавленные нормальные локомоционные способности: обезьяна, жившая в «башне», правда, робко и неуверенно, но стала ходить по клетке, а вторая и вовсе сразу принялась прыгать и скакать, проявив при этом удивительную ловкость и уверенность, и совершенно не боялась пространства — в первый же день она залезла на сетчатую стенку клетки и овладела висящей в клетке трапецией.
Приведенный эксперимент (как и подобные ему) подтверждает сформулированный выше вывод о значении индивидуальных локомоционных игр. Не все зависит от них в развитии локомоционной активности: инстинктивные, врожденные элементы ее созревают и без игрового научения, однако не так хорошо, не так разносторонне, а подчас и ущербно, с изъянами. В большей или меньшей степени это относится, конечно, ко всем категориям игр.
