- И все же, они все равно спасали собственные жизни.

Я хмыкаю. Никто не удивлен тем, что мы играли, опасаясь исключительно за себя. А правду, вероятно, никто так и не узнает.

- Все считают вас трусливыми эгоистами, - тихо произносит Микки.

Снова боится меня задеть. Кто еще из нас двоих трус.

- Главное, что моя семья меня таковой не считает, - спокойно отвечаю я.

- А что о тебе думают семьи погибших?

А он умеет задавать вопросы, от которых у меня внутренности завязываются в тугие узлы.

- Что я убила их родных, - констатирую я очевидный факт.

12 глава

Спустя год и месяц после игры.

Мы с Бель помогаем Максу в приготовлении ужина. Из нас троих я самая бесполезная на кухне. Поэтому, мне доверяют лишь нарезку овощей и приготовление соуса.

Прежде чем приступить, я задаю без преувеличения миллион вопросов: нарезать кубиками или кольцами, можно ли смешать овощи или они должны быть в разных тарелках, сколько ложек сметаны и кетчупа нужно для соуса, измерять столовой или чайной ложкой, добавлять ли хоть куда-то соль?

Сосед терпеливо отвечает на каждый мой вопрос, но в конце добавляет, что мне стоит поучиться импровизации.

- Все, что я умею готовить - моя собственная рецептура. Я никогда не пользовался чужими советами. Мне нравится познавать все на своем опыте, - с гордостью заявляет Макс.

Бель начинает смеяться. Очевидно, она вспомнила один из его плачевных опытов.

Нарезать овощи не так уж и сложно. Но стоит мне отвлечься на соседей, укладывающих на противень приготовленное ими тесто, как нож уже соскальзывает с томатов и рассекает кожу на пальце.

Я сижу и рассматриваю кровь, медленно стекающую из зияющей раны. И хоть крови совсем немного, особенно, в сравнении с ее количеством на игре, я все равно с замиранием сердца смотрю, как ее капли бесшумно опускаются на поверхность стола.

- Так тихо, - еле слышно шепчу я, - ни единого звука.

Макс поворачивается и замечает кровь, стекающую из моего пальца по всей руке.

- Блин!

Думаю, он довольно быстро оказывается рядом, но для меня он делает эти два шага целую вечность. Прежде я не замечала, как замедляется для меня время, когда я наблюдаю за кровью. Есть ощущение, будто это не по-настоящему. Но когда Макс начинает касаться пальца, появляется острая боль.

- Похоже, я и правда порезалась, - морщась, произношу я.

Бель капает на порез перекисью водорода, а Макс стягивает края раны пластырем, сверху заматывая палец бинтом.

- А я так и не научилась во время учебы бинтовать раны, - говорю я, стараясь разрядить накалившуюся обстановку.

- Мы сами закончим с готовкой, - сосед говорит уверенно, но его голос предательски дрожит.

- Я не хотела вас напугать.

Бель садится на корточки передо мной и берет меня за руки, стараясь не касаться раненого пальца.

- Все в порядке, дорогая, - ласково произносит она.

- Нет, не в порядке, Бель. Она не в порядке! - кричит сосед.

Макс отворачивается, и я не могу понять: он сдерживает слезы или себя, чтобы не ударить меня скалкой, которой несколько минут назад Бель раскатывала тесто. Мне почему-то кажется, что я его ужасно раздражаю. Он, должно быть, никогда прежде не встречал столь проблемных людей.

Я чувствую, что должна объясниться. Сказать хоть что-то. Просто, чтобы их успокоить. Но, когда я открываю рот, язык словно отмирает. Проходит несколько минут, прежде чем, набрав в легкие воздуха, мне удается заговорить.

- Первое время было тяжело. Я имею в виду с ножами. Да и вообще с любыми острыми предметами. Помню, как зашла к маме в комнату. Она сидела за туалетным столиком и подравнивала челку. Когда я увидела блестящие края ножниц в ее руке, так близко с глазами, я начала буквально задыхаться и терять сознание. В просторной комнате с высокими потолками мне вдруг стало тесно. Я ощущала себя в вакууме, все сильнее сжимающемся с каждой секундой. Каждая попытка вдохнуть сопровождалась конвульсией. От нехватки воздуха в голове появился шум. Но даже сквозь него я слышала, как надо мной плачет мама. Сквозь пелену в глазах я видела ее испуганные глаза и мокрые от слез щеки. Боже… - я прикрываю ладонью рот - Они так глубоко впали, что называть их щеками даже неправильно.

Каждый раз, когда начинаю говорить о маме, слезы непроизвольно вытекают из глаз. Вот и сейчас...

Бель протягивает мне салфетку, и я наскоро вытираю лицо.

- Был один психиатр, который помог мне справиться с этой фобией. Но это не значит, что я справилась со всем. У меня все еще есть проблемы. Думаю, всегда будут. Но я в состоянии держать в руках нож. Честно.

Макс понимающе улыбается, а Бель возвращает мне нож, кивая в сторону овощей. Они возвращаются к готовке, не обронив даже слова. Я не понимаю, как им удается так быстро абстрагироваться, и почему они не обсыпают меня вопросами. Но мне определенно нравится их поведение.

Оказывается, делиться частицей своей внутренней трагедии не так уж и сложно. Главное, найти для этого подходящих людей. Таких, как мои соседи.

13 глава

На игре.

Шансы одержать победу, играя за маньяка, так же малы, как шансы, что у Софии случится прямо сейчас инфаркт миокарда. Я так сильно дрожу, что удивляюсь, почему он до сих пор не произошел у меня самой. Насколько сильно мне нужно испугаться, чтобы сердце не выдержало?

Я теряю счет времени. А затем у меня начинает развиваться клаустрофобия, хотя прежде со мной такого не случалось. Мне хочется сорвать с себя одежду, чтобы получить желаемый глоток воздуха. В горле начинает першить, но я боюсь, что, если начну кашлять, содержимое желудка вырвется наружу.

Я расстегиваю две верхние пуговицы рубашки. Обхватываю руками шею и начинаю массировать затылок, по которому струится пот. Я верчусь как юла в поисках какой-то тайной спасательной кнопки. Как же тошно становится мне в этот момент от самой себя. Как можно всю жизнь потешаться над наивностью других, но оказаться в итоге куда более простодушной.

Я смотрю на свои разбитые колени. Игра еще не началась, а у меня уже есть раны, из которых сочится кровь. И чем дольше я смотрю на них, тем яснее понимаю, что скоро умру. По-настоящему. Так, как умирают люди из новостей и газет. Как умирают дальние родственники и знакомые друзей. Я так часто слышала о чьей-то смерти, даже не задумываясь, а каково это - умирать.

Может быть, за мной придет смерть с косой. У нее не будет лица, но я и без этого пойму, что на нем искривленная едкая ухмылка. Она не издаст ни звука, но я все равно услышу ее мерзкое хихиканье. Когда смерть протянет ко мне свои невидимые руки, я почувствую, как она вырывает своими длинными когтями мою душу из тела. Но больше всего я боюсь исчезнуть. Я не знаю, как это, когда меня нет.

В углу лежит небольшой ящик. Теперь, когда я знаю, какая у меня роль, нет сомнений, что там так называемый инвентарь.

Не имеет значения, каким ножом зарезать человека: охотничьим, боевым, перочинным, для разделки мяса или похожим на тот, которым по утрам мама намазывает на тосты джем - он все равно умрет. Именно поэтому я даже не заглядываю в эту коробку.

А как сейчас чувствуют себя остальные? Может быть, кто-то уже смирился со своей скорой смертью. Если верить Софии, то у кого-то все же есть шанс выжить. Когда она говорила об этом, я видела появляющийся в других азарт. Надежда и страх смешались, став топливом для игры.

Когда кабинки открываются, было бы логичным выглянуть наружу, но вместо этого я, словно маленький пугливый зверек, забиваюсь в угол. Хочется заворачиваться калачиком до тех пор, пока не исчезну.

София стоит в центре комнаты, приложив руки к бокам. Она рассматривает нас, будто мы ее домашний зверинец. Я бы хотела назвать ее человеком, но у меня такое ощущение, что это всего лишь оболочка, под которой запрограммированная машина. Никак не могу поверить в то, что есть люди, которые обращаются с себе подобными, как с игрушками для удовлетворения своих садистских фантазий. Как она вообще могла до такого додуматься?