Мне не понравилась и реакция Вульфа. Когда я вошел в кабинет и объявил о том, что никаких посетителей нам ожидать не приходится, ни теперь, ни в ближайшем будущем, он хмыкнул, откинулся на спинку кресла и потребовал полного отчета.

Пока я рассказывал ему о визите к Саре Джеффи и Эндрю Фомозу, он сидел совершенно неподвижно, закрыв глаза и сложив руки на вершине своего объемистого живота. Это было в порядке вещей. Но когда я закончил, он не стал ни о чем расспрашивать, лишь пробормотал:

– Не лучше ли тебе отпечатать все это?

– Вы хотите сказать – напечатать на машинке со всеми подробностями?

– Да.

– Но ведь это же займет целый день, а может быть, и больше.

– Пожалуй что так, – ответил он спокойно.

Но тут как раз подоспело время обеда, и ждать от патрона каких-либо дальнейших действий не имело смысла.

Поэтому я временно оставил вопрос открытым.

Спустя некоторое время после того, как мы насладились превосходными блюдами, прекрасно приготовленными Фрицем, – причем Вульф все время развлекал меня обсуждением всевозможных кандидатур на пост президента, – я попытался вернуться к занимавшему меня вопросу. Когда Вульф удобно устроился за письменным столом с журналом в руках, я сказал:

– Я мог бы вплотную приступить к нашему плану, если бы вы согласились уделить мне немного времени.

Патрон холодно посмотрел на меня:

– Но я же просил тебя отпечатать отчет.

– Да, я слышал. Но это же совсем не просто, как вы прекрасно сами знаете. Если вы хотите, чтобы я просиживал свою задницу за столом, пока вы будете думать, чем бы заняться, скажите мне об этом сразу. Какой смысл переводить кучу бумаги, изнашивать пишущую машинку и тратить драгоценное время?

Он опустил журнал:

– Арчи, может быть, ты помнишь, как я однажды вернул задаток в сорок тысяч долларов, который заплатил клиент по фамилии Циммерман, и сделал это только потому, что он решил учить меня, как вести дело, вместо того чтобы предоставить мне полную свободу действий. – Он поднял журнал, потом снова опустил его. – Отпечатай, пожалуйста, отчет. – И опять взялся за журнал.

Все это, конечно, было правдой и звучало в его исполнении абсолютно искренне, но не принесло мне удовлетворения. Я считал, что он просто не хотел работать. Тем более заниматься этим делом. Его просто вынудили обстоятельства. Он дал мне возможность с чего-то начать, а я вернулся с пустыми руками, так что теперь и разговора быть не могло о том, чтобы он приступил к расследованию. Меня так и подмывало достать из ящика пистолет и метким выстрелом вышибить у него из рук этот чертов журнал. Цель располагалась так, что выстрел не принес бы ему ни малейшего вреда. К великому моему сожалению, такой поступок был бы слишком безрассуден.

Я повернулся, придвинул к себе пишущую машинку, достал бумагу, вставил ее в каретку и застучал пальцами по клавишам.

Тремя с половиной часами позже, а именно в шесть, произошли кое-какие события. За это время я отпечатал девять страниц, четверо журналистов позвонили по телефону, двое явились собственной персоной, но приняты не были.

В четыре часа Вульф поднялся в оранжерею.

Тут снова раздался телефонный звонок, но теперь уже не от журналистов.

Я никогда не договариваюсь по телефону с незнакомыми лицами о встрече с Вульфом. Но на этот раз, выяснив причину звонка, решил сделать исключение. Я попросил моего собеседника прийти без десяти шесть. Он явился точно в назначенное время, и я немедленно проводил его в гостинную, закрыв дверь в кабинет.

Когда Вульф точно по расписанию спустился вниз и прошествовал к своему креслу, я подумал, что ему предоставляется прекрасная возможность показать, как он берется за это дело. Но нет. Он сел и потребовал пива, а когда Фриц принес его, открыл бутылку, налил стакан, выбрал из приготовленной стопки книгу, откинулся на спинку кресла и с облегчением вздохнул.

Было видно, что он с комфортом собирается провести время до тех пор, как Фриц не объявит, что ужин готов.

– Извините меня, сэр, – как можно мягче сказал я. – Но в гостиной вас дожидается один господин.

Он повернул ко мне хмурое лицо и уставился колючими глазами:

– Кто?

– Дело обстоит следующим образом. Как вы объяснили вчера вечером, вам необходима зацепка для начала расследования. С утра я пытался раздобыть ее для вас и потерпел неудачу. Я был очень расстроен этим обстоятельством и, видя ваше огорчение, решил любыми путями исправить положение. И мне это удалось. Человек, который сидит в гостиной, – юрист, некто Альберт М. Ирби, его контора на Сорок первой улице. Я позвонил Паркеру, который сказал мне, что он никогда не слышал об этом Ирби. Однако, согласно официальным сведениям, Ирби – член коллегии нью-йоркских адвокатов. Он утверждает, что представляет интересы Эрика Хафа, бывшего мужа Присциллы Идз, и хотел бы с вами побеседовать.

– Где, черт возьми, ты его откопал?!

Это уже был просто взрыв негодования.

– Я, собственно, его и не откапывал. Он пришел сам. Позвонил в нашу дверь и попросил назначить ему встречу с вами.

– Чего он хочет?

– Поговорить с вами. Поскольку вы не любите, когда клиент вмешивается в ваши расследования, я не стал проводить с ним никакой предварительной беседы.

Вульф посмотрел на меня крайне подозрительно. Очевидно, он был уверен в том, что я менее чем за два часа раскопал где-то этого Альберта М. Ирби, установил его связь с делом Присциллы Идз и обманным путем принудил явиться сюда.

Я не стал возражать против подобных подозрений, но все же подумал, что следует строго придерживаться фактов.

– Нет, сэр, вы напрасно так думаете, – твердо сказал я.

Он проворчал:

– И ты не знаешь, чего он все-таки хочет?

– Нет, сэр.

Он отшвырнул книгу в сторону:

– Приведи его.

Усадить этого юриста в красное кресло доставило мне искреннее удовольствие. Но что касается его внешности, то тут уж у меня не было никаких оснований для восхищения. Я никогда не видел столь ослепительной лысины.

Его голая, вся покрытая веснушками голова сразу же приковывала к себе внимание. Она была пропитана еще и крошечными капельками пота. Он не вытирал их носовым платком, они не испарялись и оставались все время на своих местах. Правда, надо признать, что в них не было ничего отталкивающего, хотя после длительного созерцания у вас все же возникало какое-то беспокойное чувство.

Усевшись поудобнее в кресло, М. Ирби положил свой довольно объемистый портфель на маленький столик у подлокотника.

– Перейдем сразу к сути, – сказал он голосом, которому следовало бы прибавить побольше металла. – Я хочу отдать себя в ваши руки. Я не специалист такого высокого класса, как вы, мистер Вульф, и не собираюсь этого скрывать. Я просто расскажу вам, как обстоит дело, а дальше вы уже будете решать сами.

Если он рассчитывал добиться успеха, то начало было выбрано крайне неудачно. Вульф поджал губы:

– Начинайте.

– Благодарю вас. – Посетитель подался вперед. – Я очень благодарен вам, что вы вообще согласились принять меня. Но я и не удивлен этим, поскольку знаю, какое огромные значение вы придаете законности, а это именно то, чего я хочу, – добиться законных прав моего клиента. Его имя Эрик Хаф. Представлять его интересы меня попросил один венесуэльский адвокат из Каракаса, с которым мне прежде приходилось иметь дело. Его имя Жан Бланко. Это…

– По буквам, пожалуйста, – сказал я, склонившись над блокнотом.

Он повторил и, повернувшись к Вульфу, продолжал:

– Мы встретились девять дней назад, точнее, шестнадцатого числа этого месяца. Хаф уже связывался, по совету Бланко, с мистером Перри Холмером, но они все же решили, что им необходимо иметь здесь, в Нью-Йорке, своего представителя. Бланко прислал мне письмо с изложением всех обстоятельств дела и копии различных документов. – Он постучал по портфелю пальцем. – Они у меня здесь. Если вы…

– Позже, – мрачно сказал Вульф. – Прежде всего изложите ваши соображения.