— А позднее он что-нибудь говорил об этом?
— Я рискнул завести разговор на эту тему две недели назад, когда он заходил ко мне по поводу обновления договора на аренду дома. Ответ его меня удивил. Он был более чем странным.
— Что же он сказал?
Беннингден взмахнул зонтиком, как указкой, словно желая этим жестом подтвердить свою мысль.
— Насколько я помню, он сказал буквально следующее: «Ничего не получилось, Бенни. Я был уличён в браконьерстве, и меня лишили лицензии». Я спросил, что все это значит. Он рассмеялся в ответ — очень горько, я бы сказал, и добавил, что брак с женщиной, которая тебя понимает, равносилен эмоциональному самоубийству. Эффектная фраза, но не означающая абсолютно ничего.
— И это все?
— Я слегка надавил на него, — смущённо признался Беннингден, — и он сказал, что в лице женщины, которая его ещё любит, он приобрёл врага. А потом добавил что-то о том, что это все из области искусства высокой оперы, в то время как ему по душе мюзиклы. И вообще мне показалось, что он был очень огорчён и даже встревожен. Тема была исчерпана, и больше мы к ней не возвращались. Помню, уходя и пожимая мне руку, он сказал: «До свидания, Бенни. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство. Я бы охотно дал вам обещание исправиться, но, как говорится, горбатого могила исправит».
Беннингден на секунду задержался и взглянул на Найджела.
— И все это он произнёс весёлым беззаботным тоном. А вот сейчас, после его смерти, эти слова приобрели какой-то зловещий смысл. Хотя, я уверен, не имеют к трагедии ни малейшего отношения.
— Скоре всего нет, — рассеянно согласился Найджел. — А вот и ворота, Бенни. Если я буду нужен, дайте знать.
— Да, да, конечно. В полицейском участке я встретился с инспектором Аллейном. Найджел, это очень опытный и способный человек. Я почувствовал уверенность, что смерть вашего кузена не останется неотмщенной.
— Мне кажется, здесь высокие страсти не замешаны, — сказал Найджел. — Единственная моя надежда, что убийцей Чарльза был все-таки не один из его ближайших друзей. Ну вот, хотя ч бы этот русский дворецкий, этот старик. Почему полиция ничего не предпринимает, чтобы его задержать?
— А я уверен, что они как раз в этом направлении работают очень интенсивно, — возразил Беннингден. — До свидания, дорогой друг. Я, разумеется, буду в курсе расследования. А пока до свидания.
Найджел медленно поплёлся к дому. Перспектива провести остаток дня в помещении его не привлекала. Жизнь в доме, казалось, застыла, окаменела. Каждый замкнулся в себе, каждый подозревал каждого — Найджел чувствовал это, — и все это разрушало, отравляло и без Того мрачную атмосферу Франтока. Найджел замедлил ход и, внезапно что-то решив, свернул на боковую дорожку, ведущую в парк. Ему удалось пройти не больше нескольких десятков метров, как изгиб дорожки вывел к зеленой скамейке, на которой, странно съёжившись, сидела Розамунда Грант.
С момента трагедии Найджел видел её всего пару раз. Сразу, как только был закончен официальный осмотр комнат, она заперлась в своей комнате и постоянно находилась там.
Розамунда подняла голову, их взгляды встретились. Найджел чувствовал, что поворачивать назад уже поздно. С ощущением крайней неловкости он подошёл к ней и вежливо справился о здоровье.
— Мне лучше, благодарю вас, — ответила она своим глубоким голосом. — Можете быть спокойны, когда начнётся опрос свидетелей по делу об убийстве вашего кузена, я вовремя присоединюсь к нашей весёлой компании.
— Ну зачем вы так? Не надо. Она резко передёрнула плечами.
— В последнее время мне пришлось много беседовать с Анджелой. Вернее, говорила она, а я только слушала. Своеобразная личность эта наша Анджела.
Найджел не отвечал. Она в упор посмотрела на него.
— О чем вы думаете? Гадаете, не я ли убила его?
— У нас тут все гадают друг о друге, весь день напролёт и большую часть ночи, — резко ответил Найджел.
— Что касается меня, то я не гадаю.
— Значит, вы счастливее остальных.
— Я гадаю о другом. Чем занимается этот Аллейн, какую пирамиду выстраивает он из всей этой мешанины фактов и фактиков, к каким чудовищным выводам приходит? Я слышала, сотрудники Ярда никогда не ошибаются в своих заключениях. Вы верите в это?
— Все мои знания в этом вопросе основаны только на детективной литературе.
— Как, впрочем, и мои. — Розамунда тихо засмеялась и снова передёрнула плечами. — А вот теперь эти люди из Ярда предстали перед нами, что называется, во плоти. Чего стоит этот Аллейн, его изысканные манеры, его голос и все остальное. Аристократ, да и только. Он угрожал мне с таким haute noblesse[6], что я чувствовала себя почти польщённой. О Боже, бедный, бедный Чарльз!
Найджел молчал, и она продолжила:
— Неделю назад, — да что там неделю — всего три дня… Боже мой, всего три дня! — я почти серьёзно мечтала, чтобы он умер. Представляете… какой ужас!
— О чем это вы? — нарушил молчание Найджел и тут же поправил себя: — Нет, нет, не надо рассказывать, если не уверены, что хотите этого.
— Я расскажу вам, все расскажу. Ведь вы же не детектив, которого я боюсь.
— А почему бы вам не пойти к нему и не объясниться?
— Что? Это означало бы предать себя!
— Я вас что-то не понимаю. Почему вы не хотите рассказать Аллейну, что вы делали там, наверху? Ничего не может быть опаснее вашего молчания.
— Предположим, я скажу, что была в комнате Чарльза.
— Что?… И зачем?
— Сюда кто-то идёт, — быстро произнесла она.
Действительно, за деревьями послышались лёгкие шаги. Розамунда встала как раз в тот момент, когда из-за поворота появилась Марджори Уайлд. Она была в чёрном пальто, с непокрытой головой. Увидев их, Марджори резко остановилась.
— О, привет, — сказала она. — Я не знала, что вы здесь. Тебе уже лучше, Розамунда?
— Да, спасибо, — ответила Розамунда, глядя на неё.
Воцарилось тягостное молчание. Неожиданно Марджори попросила у Найджела сигарету.
— А мы тут так мило болтали, и все насчёт убийства, — сказала Розамунда. — Присоединяйся к нам. Как по-твоему, кто это сделал?
Глаза Марджори расширились, полураскрытые губы обнажили ряд стиснутых зубов. Голос её, обычно довольно пронзительный, приобрёл наконец нормальное звучание.
— Я не понимаю тебя! Как ты можешь так говорить?! И вообще…
— Ты прекрасно играешь роль глубоко потрясённой женщины, — сказала Розамунда. — Возможно, ты что-то и чувствуешь, но не так много, как пытаешься нас убедить.
— Я вижу, тебе это нравится! — выкрикнула миссис Уайлд. — Я вижу, тебе нравится говорить, и говорить, и говорить, то есть умничать. Это умничанье, оно возвышает тебя над всеми нами. А я от всего этого устала.
— Мы все устали друг от друга, — в отчаянии воскликнул Найджел. — Но ради всего святого, давайте говорить. Не надо молчать. Молчание ужасно.
— Я больше не задумываюсь над тем, кто это сделал, — быстро проговорила Марджори Уайлд. — Это очевидно. Это сделал Василий. Его взбесило, что у Чарльза кинжал. Он вообще не любил Чарльза. Никогда. Он убежал. Почему его до сих пор не поймали?
— Я пошла, — резко произнесла Розамунда. — В четыре тридцать явится доктор Янг со своей микстурой.
Она быстро зашагала прочь, будто спасалась бегством..
— Вы, когда шли сюда, Артура не встречали? — спросила Марджори.
— Я думал, он в доме, — ответил Найджел.
— Все-таки все мужчины очень странные, — эта фраза, по-видимому, была у неё коронной, — Артуру абсолютно наплевать на то, что со мной, как я себя чувствую. На целый день он бросает меня одну, а сам запирается с Хюбертом, чтобы взахлёб читать русскую историю. А толку-то что?
— Ну толк, разумеется, есть, — сказал Найджел. — Для них, конечно.
— Да что вы… А, вот и он!..
По дорожке, куря сигару, к ним медленно двигался её супруг. Она поспешила ему навстречу.
— Бедный Артур, — пробормотал Найджел.
6
Haute noblesse (фр.) — высокое благородство