— Но тебе было всего десять! — изумленно воскликнул Кэл.

Руби улыбнулась, вспоминая, как любила смотреть на родителей за работой. Странно, но это воспоминание до сих пор возрождало то давнее чувство защищенности, хотя теперь Руби знала, что оно зиждилось на лжи.

— Ну, я в основном создавала видимость деятельности, всю работу делал Ник. Мне все очень нравилось, ему — нет. Даже до того, как...

Она замолчала. Ей вдруг расхотелось делиться этим с кем-то.

— Вот откуда у тебя любовь к кексам, — заметил Кэл, и его голос помог ей взять себя в руки.

— Да, моя семья поколениями имела отношение к готовке.

— Но Ник не унаследовал эту страсть? — уточнил Кэл.

— Ник ненавидел все, что связано с ресторанной деятельностью, — кивнула Руби. — Шум, суету... Но дело было не только в этом. У него не складывались отношения с мамой.

Почему она только сейчас смогла признать это?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Кэл.

— Она очень любила жизнь, любила все, что делает, вкладывала в любое занятие всю себя, полностью отдавалась ему. — Руби перевела дыхание, готовясь приступить к самому сложному. — Но с Ником она неизменно была холодна. Она никогда не целовала его, не обнимала с тем удовольствием, с каким целовала и обнимала меня. Папа чувствовал это и пытался возместить отсутствие любви: он всегда хвалил Ника, поддерживал его во всем, пытался вытащить из раковины, в которую он иногда загонял себя. Но все изменилось в ночь, когда умерла мама.

Руби прижала руку к груди, чувствуя, как возвращается то мерзкое, липкое ощущение.

— Нам всем было больно, — тихо продолжила она. — Она была частью нашей жизни. Мы все страдали, глядя, как она умирает от рака, но в ту ночь все стало еще хуже. Ник сказал что-то, я не помню что, но отец словно с цепи сорвался. Он начал кричать по-итальянски, что не хочет видеть Ника, не желает его слушать. Ник стал белый как полотно, а я заплакала, обняла отца и умоляла его прекратить. Он замолчал, а потом заплакал, прижимая меня к себе так сильно, что на следующий день у меня на руках появились синяки. Но Ника он так и не обнял. Он даже не взглянул на него.

Руби яростно вытерла щеки. Когда же она перестанет так реагировать на воспоминания об этом?

— Когда ты узнала, что Ник — внебрачный ребенок? — спросил Кэл.

— В день похорон я подслушала разговор отца и Ника. Мама призналась отцу перед смертью.

Чувство, что ее предали, вернулось с новой силой. Ее мучило не столько то, что мать была неверна отцу, сколько то, что она своим признанием разрушила их жизнь.

— Отец сказал, что ему все равно, что он по-прежнему считает Ника своим сыном, но Ник ему не поверил. Он замкнулся в себе и не реагировал на мои попытки достучаться до него. А я очень старалась. Я думала, что, если буду любить его достаточно сильно, все снова станет хорошо.

— Это вполне понятно, — уверенно сказал Кэл. — Моя сестра делала то же самое, когда наши родители ссорились. Она думала, что, если она будет идеальной дочерью, все наладится.

— Именно так, — кивнула Руби. — Наша семья разваливалась, а я ничего не могла сделать.

— Что стало с Ником?

— Он очень изменился, — вздохнула Руби. — Связался с плохой компанией, перестал ходить в школу. Со мной он не разговаривал, зато постоянно ссорился с отцом. Мне кажется, он все время пытался проверить, действительно ли отец любит его, как сказал. И вот однажды они поругались так сильно, что Ник ушел из дома. Отец сделал все, чтобы найти его, но не смог.

— Значит, ты больше никогда его не видела?

— Три года назад у отца случился инфаркт. Я знала, что он умирает, и он знал это, поэтому попросил меня отыскать Ника. Он хотел увидеть его перед смертью. И я наняла сыщика. Выяснилось, что брат живет в Сан-Франциско, пишет сценарии для голливудских фильмов.

Странно, но Руби все равно гордилась братом.

— Три недели я пыталась пробиться к нему через его агентов, а когда он наконец ответил мне, сказал, что ему все равно. — Руби сморгнула слезы. — Я позвонила ему еще раз, когда отец уже умирал, но он ответил, что не хочет его видеть. Мало того, он называл отца «твой отец». Я сорвалась, начала кричать, умолять, но он повесил трубку. Когда отец умер, я послала Нику приглашение на похороны, но он не приехал.

Руби посмотрела на Кэла: тот хмурился и неотрывно смотрел на дорогу.

— Вот, — криво улыбнулась она. — Теперь ты все знаешь. Поэтому я и набросилась на тебя из-за твоей сестры: услышала, как ты с ней разговариваешь, и вспомнила эту историю.

Руби опасалась, что зря все рассказала Кэлу, но в то же время была рада, что все объяснила. Кэл ни при чем; она выместила на нем все свое огорчение и боль, которую ей причинил Ник.

— Ты, наверное, думаешь, что я не в себе, — принужденно рассмеялась Руби. — Обычно я не изливаю на других потоки чувств, особенно если знаю человека всего день.

— Все в порядке. Учитывая все обстоятельства, твоя реакция объяснима. Ты страстная натура, — улыбнулся он, окинув ее взглядом, — и у меня есть причины радоваться этому.

Руби повернулась к нему и положила голову на спинку сиденья.

— Знаешь, ты отлично умеешь слушать.

И не только. Своими сухими замечаниями и короткими вопросами он помог ей увидеть случившееся в новом свете, понять, что она сделала все, что от нее зависело, но исправить все просто было не в ее силах.

Кэл поднял бровь.

— Это входит в мои служебные обязанности.

Руби усмехнулась: он выглядел немного смущенным. Подумать только, ее отважный воин краснеет, когда ему делают комплименты!

Руби зевнула и потянулась, чувствуя, как тяжелеют веки. Последние сутки выдались весьма динамичными, а выплеск эмоций и нелегкий разговор измотали ее.

— Откинь спинку и поспи, — предложил Кэл, включая радио и находя неторопливую мелодию. — Нам еще долго ехать.

Не верится, что они встретились только вчера, успела подумать Руби, прежде чем ровный гул мотора убаюкал ее.

Увидев впереди машину, Кэл вцепился в руль и выжал газ. Ему надо было встряхнуться, чтобы хоть как-то справиться с желанием жестоко убить Ника Делисантро. Конечно, Кэл не был идеальным братом, но он никогда не обращался с Мэдди так, как этот ублюдок обошелся с Руби. Слыша, как прерывается ее голос, когда она говорила о разговоре с братом, Кэл понимал, чего это стоило его гордой, преданной Руби — видеть, как отец умирает, и не уметь выполнить его последнее желание. Эгоизм этого парня шокировал Кэла, и...

— Какого?.. — вдруг прошептал Кэл.

Его Руби? Откуда взялась эта мысль?!

Он бросил быстрый взгляд на женщину, свернувшуюся клубочком на пассажирском сиденье, медленно вдохнул и выдохнул, расслабился, сбросил скорость. Она не была «его Руби». Он едва знал ее. Да, секс с ней был, пожалуй, самым лучшим в его жизни, и он собирался повторить его, но завтра вечером, когда они вернутся в Лондон, все закончится.

Руби Делисантро никогда не будет «его». Кэл не заводил постоянных отношений. Ему не нравилось так сильно привязывать себя к другому человеку, не нравилось ощущение зависимости и отсутствие личного пространства. Свернув с шоссе, он заставил себя расслабиться полностью и решил, что чувство единения с Руби, охватившее его во время и сразу после разговора, почудилось ему. Он целые сутки толком не спал, а впереди его ждали выходные с семьей сестры. Неудивительно, что он слегка опустил щиты.

Впредь Кэл будет осторожнее, а если снова захочет узнать что-нибудь о Руби и ее прошлом, просто откусит себе язык.

Глава 11

Когда Кэл свернул на дорожку, обсаженную живой изгородью, и Руби увидела Трюэн-Мэнор, она не удержалась от восторженного восклицания. Благодаря многочисленным башенкам, выступам и окнам-бойницам особняк был похож на помесь замка Золушки и бредовых фантазий архитектора из викторианской эпохи. Руби заметила особняк, еще когда они ехали по побережью, и он показался ей холодным и неприступным, но, увидев его вблизи и рассмотрев цветы на подоконниках, мягкий отсвет солнца на известняке и маленький мопед у крыльца, вдохнув свежий запах моря и скошенной травы, она почувствовала, что это милое и уютное пристанище.