В сумке запищал мобильник.

— Здравствуй, милая, — раздался в трубке голос старушки. Я ее сразу узнала. Это Евдокия Николаевна, я оказывала ей помощь летом в «Социальной помощи». Бабушка страдала манией преследования, боялась выходить на улицу, уверенная, что там ее поджидает маньяк-насильник.

— Здравствуйте, Евдокия Николаевна, рада вас слышать. Как ваши дела?

— Спасибо тебе, милая. Я уже месяц сама хожу в магазин, купила карточку в бассейн, плавать буду.

— Очень хорошо, — похвалила я. — Тревожное чувство продолжает возникать?

— Нет, милая, почти нет.

И это сдвиг. Старушка безвылазно сидела дома пять лет, и даже самостоятельные походы в магазин, а уж тем более бассейн — большой сдвиг!

— Дочка, я ведь замуж собралась. Приходи завтра ко мне домой, посидим, чайку попьем, я тебя с кавалером своим познакомлю.

— Обязательно приду, Евдокия Николаевна.

— Георгий нездешний, он к сыну погостить приехал, а сам живет заграницей, в Риге. У него там дом и баня пристроена. Уезжаю я, дочка. Ты же знаешь, нет у меня ни детей, ни близких, одна я была на целом свете. Поэтому квартиру свою я на тебя переписала.

— Как переписала? — удивилась я.

— Завещание оформила. Вот завтра придешь ко мне, я тебе копию отдам. Я уезжаю второго сентября, уже билеты куплены. А ты, моя милая с наследством останешься.

— Евдокия Николаевна, спасибо конечно, но не стоило…

— Стоило. Ты мне как дочь стала, — в трубке послышался всхлип. — Буду ждать тебя завтра.

Раздались гудки.

Я недоуменно сдвинула брови, пытаясь понять, настораживает меня эта новость или радует. У каждого человека есть свой кусочек счастья, был он и у меня. Но теперь, когда у меня его отняли — эта квартира, свалившаяся на голову именно в тот момент, когда мне негде жить, когда я чудом избежала смерти, я сочла хорошим знаком, ключом, открывающим дверь в новую жизнь.

Неожиданно я поняла, что кроме Стаса в моей судьбе может быть отведено место и для моих собственных желаний и радостей и от этих мыслей совершенно запуталась и уже не знала, кто я — часть Стаса или гурман, смакующий жизнь, жадно поглощающий все, что она может предложить.

— Тебя подвезти? — спросила Алька, ухарски подернув бровями.

— Нет, спасибо. Мне нужно пройтись.

Я побежала в комнату, схватила джинсы… А ведь собиралась марафет наводить, а вместо этого наспех натягиваю джинсы, достаю из тумбочки голубую блузку-жатку, лишь потому, что она и без глажки выглядит вполне прилично.

— Все вы спешите жить! — нравоучительно сказала Аля, заглядывая в мою комнату. — Зачем? Рано или поздно все мы окажемся в одном месте. На кладбище.

С перепуга я выронила блузку, а соседка лучезарно улыбнулась, упиваясь произведенным эффектом.

— И не нужно так на меня смотреть. Смерть — логичный исход жизни. Единственно возможный, замечу. Как сказал один умный чувак: «Только в предчувствии смерти лист обретает способность летать!» — Даже Аля сейчас выглядела более нормальной, чем я.

* * *

Не успела я выйти из дома, как снова заверещал мобильник. Звонила женщина, представилась Викторией Радневской, и фамилия мне показалась знакомой. Потом Виктория пояснила, что она двоюродная тетя Александра Радневкого, с которым я работала в «Социальной помощи». Парень несколько лет употреблявший наркотики, имел склонность к суициду. Опытные работники центра говорили, что случай очень тяжелый. Но я справилась.

Виктория назначила мне встречу в своем «гнездышке», через двадцать пять минут.

«Гнездышком» оказался просторный двухэтажный коттедж из необожженного кирпича. Он возвышалось над усыпанным зеленью плоским дизайнерским ландшафтом двора, грозно мерцая длинными вытянутыми окнами, но смотрелся не так величественно, как соседний особняк, выдержанный в средневековом стиле.

Виктория Радневская, высокая худощавая брюнетка, приняла меня как важного гостя. Вначале она рассказала об успехах племянника, который открыл турфирму, мы вместе порадовались за него, и плавно разговор перешел к главной теме встречи.

Виктория, вдохновленная результатами моих трудов, решила открыть центр психологической помощи, и хотела бы видеть там меня, в качестве работника. Я попыталась возразить, впереди еще год обучения, у меня незаконченное образование, на что получила категоричный ответ: «Возражения не принимаются». Пока я буду работать как студент-практикант на полставки, после вручения диплома возглавлю целый отдел! А когда она назвала предполагаемую заработную плату, я лишилась дара речи.

— Вы сможете приступить к работе на следующей неделе?

Я чуть было не выкрикнула: «Да! Черт! Конечно!». Но вместо этого профессиональным тоном спросила, когда смогу получить аванс.

Распрощались мы уже вечером, когда во дворе вспыхнули огни, освещая теплый вечер яркими пятнами нежно-голубого света.

Вот тогда, стоя на крыльце дома Радневской, я заметила во дворе соседнего дома Алевтину, стоящую у открытой дверцы «Мазды», небрежно положив локоть на нее. Она с кем-то разговаривала. Но во дворе определенно никого не было. Может по сотовому? Аля обошла машину, вытащила из багажника две огромные битком набитые сумки. Не смотря на то, что обе ее руки были заняты, она умудрилась достать из замка зажигания ключ и ногой захлопнула дверь.

Проследив за моим взглядом, Виктория тихо сказала:

— Эта девица — сущее наказание! От одного ее вида хочется сбежать в монастырь.

— Так… вы знакомы?

— Конечно, знакомы. Она ж моя соседка.

— Это дом ее родителей?

— Нет. Это ее дом. Отец по заграницам разъезжает, а мама ее умерла несколько лет назад. Аля очень переживала потерю, поговаривают, что даже лечение проходила в дорогой клинике.

Зачем тогда она снимает комнату в квартире Моранны, если может жить здесь?

— Вы знали ее мать?

— Да, мы были подругами, — Виктория тихо вздохнула, обхватив угловатые плечи руками. — Это была замечательная женщина, ее знали все в округе. У нее открылись экстрасенсорные способности, после непродолжительной комы.

— У Али? — практически шепотом спросила я, вспомнив, как Аля пыталась предупредить меня об аварии.

— Нет, ну что ты, Аля совсем не похожа на мать. Две противоположности. Регина была общительна, обаятельна, мила… а Аля живет одна, никогда не приводит ни друзей, ни знакомых.

— Но вас не радует соседство с ней?

— Да. Жутко смотреть, когда она разговаривает сама с собой, — призналась Виктория, нервно теребя длинную сережку. — Мне кажется, Алю рано выписали. Она кричит по ночам во дворе, бегает, зажав уши. И это далеко не все номера, которые выкидывает эта девчонка.

* * *

В интернет-кафе я оказалась единственным посетителем. Первым делом попыталась найти объявление с номером Моранны. Даже если послезавтра перееду, можно сказать, в собственную квартиру, то деньги вернуть нужно. Но объявления не было. Странно.

Затем я проверила почту. Два входящих письма. Дрожащей рукой клацнула клавишей мыши, и на мониторе всплыло письмо из редакции! Второе письмо — договор на публикацию романа, а так же условия совместного сотрудничества. Еще в нем была указана сумма, которую я получу за реализацию первого тиража!

Так же проворно, как совсем недавно неожиданная радость меня окатило беспокойство. Пророчества странным образом воплощаются в реальность. В мою жизнь врывается успех. Не втекает медленно и плавно, а именно врывается, как ураган, как шторм.

Задумчиво покусывая губу, я ввела в поисковой строке слово «Навь».

Большой Энциклопедический Словарь открыл мне умопомрачительную информацию. Навь — в восточнославянской мифологии дух смерти, а также мертвец или область нечисти. То, чего в реальном мире не может быть, существует в потустороннем мире «без форм». Это лешие, русалки, черти, одним словом, это мир НАВаждений.

А вот староверы трактовали понятие Нави несколько иначе. Мир непознанный и непонятный. Там ложится первый отпечаток предстоящих поступков, там хранится «колея, оставляемая колесницами жизни».