Затем он обернулся к лорду Лэнгли и сказал:

— Я понимаю, что произвожу на вас не самое лучшее впечатление. Мне искренне жаль. Я относился к вам с симпатией, лорд Лэнгли. Поверьте, что я бы никогда не пошел на подобные действия, не будучи уверенным, что мой человек не виноват в произошедшем. Люди мистера Фортескью ведут себя в последнее время так, будто дано указание любой ценой выжить нас из Порт-Ройяла.

Лорд Лэнгли промолчал.

— Насильно мил не будешь, и, если от нас хотят избавиться, мы пойдем навстречу этому желанию.

В кабинет ввели капитана Реомюра, он потирал запястья рук, натертые веревкой и ругался по-французски.

— Это, надеюсь, все? — спросил губернатор, уже несколько приободрившийся от того, что его оставят в живых.

— Нет, — сказал капитан Блад, — вы сейчас сядете за стол и напишете приказ коменданту форта майору Оксману, чтобы он пропустил мои корабли в море.

Прочитав написанное и присыпав песочком, бывший губернатор сказал:

— Мои люди все на борту, и, хотя мне нужно было бы еще дней десять, я сегодня избавлю Ямайку от нашего присутствия. В ответ на эту любезность с моей стороны я рассчитываю на ваше благоразумное поведение.

Губернатор молчал, косясь на дуло пистолета в руках Уэсли.

— Ну же!

— Я вам обещаю.

— Что вы мне обещаете? Беспрепятственный выход из Карлайлской бухты?

— Да.

— И правильно делаете, потому что, если случится хотя бы один пушечный выстрел с берега по моим судам, я прикажу вернуться, и тогда мне даже трудно представить, сколько крови прольется на Ямайке.

В дверях капитан Блад обернулся и поклонился, обмахнув ботфорты краем своего легендарного плаща.

Разумеется, слух о пиратской армаде дошел и до Санта-Каталаны. Дон Мануэль сразу понял, против кого собирается выступить эта сила. Стало быть, старому Бладу стало известно, где находится его дочь. Ну что ж, тем лучше, — решил молодой человек, — не надо будет всю жизнь ждать мести, встреча в открытом бою все поставит на свои места.

Но рассчитывал дон Мануэль не только на свою отвагу, он немедленно направил письмо в метрополию с требованием подкреплений, а сам занялся ремонтом крепостных стен. Набрал две роты ополченцев из местных лавочников, и по выходным дням четверо капралов обучали их армейской премудрости. Были отремонтированы все мушкеты, которые удалось отыскать в арсеналах. Для хранения денег и ценностей были устроены новые тайники на тот случай, если город все же падет. Впрочем, дон Мануэль был уверен, что этого никогда не произойдет.

Элен почувствовала, что в атмосфере дворца что-то изменилось, хотя внешне все оставалось по-прежнему. Она обратилась с вопросами к Аранте, но та только пожимала плечами, ей было известно, что брат дни и ночи проводит на укреплениях и в арсеналах. Он с первого дня вступления в должность показал себя человеком серьезным, для которого в деле обороны вверенной ему крепости нет пустяков. Так что здесь ничего подозрительного вроде бы и не было. Оставалось лишь гадать. И еще: Сабина стала также назойлива, как и в первые дни. Может быть, дон Мануэль ждет побега? Но как тут бежать и куда? Элен лишь вздыхала, глядя через забранное металлической сеткой окно в апельсиновую рощу.

С каждым днем девушки становились ближе друг другу. Дон Мануэль об этом знал, это его раздражало, но поделать он тут ничего не мог — не запирать же и сестру! Аранта начала проявлять характер, и, чтобы не ссориться с ней, он предпочел смотреть на дружбу двух девушек сквозь пальцы и на вопрос сестры, почему он держит Элен здесь взаперти, отвечал:

— Я ее люблю и хочу на ней жениться.

Аранте трудно было возражать, тем более что в мечтах ей все время рисовалась идиллическая картина: Элен скоро изменит свое отношение к Мануэлю, и они обвенчаются в соборе напротив дворца. Дон Франсиско и сэр Блад благословляют их брак. И начинается замечательная жизнь в атмосфере всеобщей любви и тихого счастья.

Дон Франсиско изредка выходил к столу и при этом неизменно учтиво беседовал с заморской гостьей. Девушка ему явно нравилась, в ней за яркой красотой чувствовался сильный характер и добрая душа. К тому же он видел, что она привязалась к Аранте, которая так и не сумела подружиться ни с кем из местных молодых аристократок из-за своей детской простоты.

Мануэлю он заявил, что его поведение в отношении Элен за гранью любых моральных норм и испанских представлений о благородстве, и добавил, что в своем доме он не позволит совершиться насилию, по крайней мере до тех пор, пока он жив.

— Я люблю ее и хочу на ней жениться, — ответил тот.

Так или иначе Элен оказалась в ситуации, из которой не было выхода. Или Элен добровольно выходит замуж за дона Мануэля, или, если что-либо случится с доном Франсиско, это произойдет без ее согласия.

Лавиния около месяца провела на Тринидаде, и, несмотря на то что остров находился в стороне от магистральных морских путей, до нее тоже дошло известие о том, что сэр Блад вернулся к прежнему ремеслу. В первую минуту это ее не на шутку встревожило, понятно, что он первым делом сведет счеты с нею. И это было бы верно. Если бы капитан Блад точно знал, что Энтони находится на «Агасфере», он не задумываясь бросился бы на поиски этого корабля. Но дело в том, что он не был в этом уверен, и, когда ему пришлось выбирать между «Агасфером» и Санта-Каталаной, он выбрал последнюю.

Однажды вечером из Асперна — так назывался ближайший городишко — прибыл судебный пристав, некто мистер Майкельсон, пожилой человек с бритыми щеками и хитрыми глазками. Он просил позволения поговорить с мисс Биверсток.

Поколебавшись, Троглио доложил о нем. Этот джентльмен рассказал поразительные вещи. Оказывается, стараниями нового губернатора Ямайки мистера Фортескью (услышав его фамилию, Лавиния сначала рассмеялась) против мисс Лавинии Биверсток заведено уголовное дело, причем ей вменяется в вину чуть ли не государственная измена. Налет на Бриджфорд объявляется организованным ею путем сговора с испанским авантюристом доном Диего де Амонтильядо.

— Это бред! — заявила Лавиния.

Мистер Майкельсон согласился с этой оценкой, но сказал, что расследование идет полным ходом. А дело, затеянное государственным чиновником, не удастся замять.

— Тем более что губернатор, кажется, лично заинтересован в его исходе, — добавил судейский.

— Я хорошо знакома с губернатором Ямайки, я имею в виду сэра Блада. Он бы никогда не опустился до столь идиотских домыслов.

— Да, я тоже слышал, что сэр Блад порядочный человек.

— Хотя и мой злейший враг. А это ничтожество... — Она даже не нашла слов, чтобы определить свое отношение к личности мистера Фортескью.

Майкельсон дипломатично промолчал.

— Мне все понятно, — сказала Лавиния. — Он всегда ненавидел отца и меня. Он пролез в губернаторы, чтобы заграбастать мои богатства.

Майкельсон кивнул, показывая, что он тоже так считает.

— Но напрасно этот негодяй думает, что ему так просто удастся расправиться с Биверстоками, даже его более мудрый предшественник понимал сложность этой задачи.

— Правильно, миледи, даже в случае установления вашей вины отчуждение имущества примет формы многолетнего процесса. Да и то конфискованное пойдет в казну, а не в карман мистера Фортескью.

— Тем более что преступления нет. Чтобы я сговорилась с испанцами?! — Она в сердцах ударила веером по краю стола.

— Но тем не менее, — вкрадчиво продолжал мистер Майкельсон, — в канцелярии нашего прокурора есть бумаги, которые касаются вас.

— И?

— И завтра он захочет встретиться с вами.

— Я не поеду.

— Правильно, потому что там может быть ордер на ваш арест.

Лавиния поиграла дребезжащим сломанным веером и отбросила его.

— Разумнее всего нам немедленно отплыть, — осторожно вставил Троглио.

— Н-да, — кивнула Лавиния, — но у меня есть дела в городе.

Гость с берега расплылся в улыбке: