Можно назвать множество примеров перевода на русский язык западной нравоучительной и духовной литературы, но случай с «Илиотропионом» исключителен тем, что это произведение в своём русском переложении настолько органично вошло в круг популярного православного назидательного чтения, что уже неразрывно связывается с именем своего переводчика. Нечто подобное можно сказать лишь об известной книге «Невидимая брань», за которой прочно закрепилась атрибуция преподобному Никодиму Святогорцу († 1808). Русский перевод этого труда был осуществлён святителем Феофаном Затворником с издания преподобного Никодима, который сам перевёл на греческий язык книгу Лоренцо Скуполи, несколько переработав её и дополнив ссылками на греческих отцов.

Рассматривая книгу «Илиотропион», невозможно обойти вниманием безусловно незаурядную личность её русского переводчика. Святитель Иоанн (Максимович) – известный иерарх в непростое для Русской Церкви петровское время, переводчик, писатель и поэт. Родился он в середине XVII в. в дворянской семье^[2]. После окончания Киево-Могилянской коллегии был оставлен там преподавателем латинского языка. Вскоре в Киево-Печерской лавре он принимает монашеский постриг и рукоположение сперва в диаконский, а потом в священнический сан. В лавре молодой иеромонах Иоанн несёт послушания проповедника и эконома.

Святитель Феодосий, архиепископ Черниговский, вероятно желая видеть отца Иоанна своим преемником, в 1695 году вызвал его в Чернигов и назначил архимандритом Черниговского Елецкого Успенского монастыря. В 1696 году, после смерти святителя Феодосия, архимандрит Иоанн поставляется на Черниговскую кафедру. Время пребывания архимандрита Иоанна на Черниговской кафедре оказывается расцветом его творческой и просветительской деятельности. В частности, он основал духовное учебное заведение – Черниговский коллегиум – которое, по его замыслу, должно было стать подготовительным училищем для Киево-Могилянской академии^[3]. В это же время святитель Иоанн создаёт немало литературных трудов.

В последние годы своей жизни святитель Иоанн назначается митрополитом Тобольским и всея Сибири. На новой кафедре он не оставляет просветительскую деятельность, но берёт на себя также и миссионерские труды. Заботясь о распространении христианства, он посылает миссии к остякам, вогуличам и другим народам. В 1714 году святитель Иоанн отправил в г. Пекин первую духовную миссию во главе с архимандритом Иларионом^[4] (Лежайским). Святитель Иоанн отошёл ко Господу 10 июня 1715 года и двести лет спустя, в 1916 году, был причислен к лику святых.

Практически все литературные труды святителя Иоанна приходятся на время его пребывания на Черниговской кафедре. Его поэтические сочинения дидактико-нравоучительного характера переиздавались и пользовались большой популярностью. Наиболее известны и значимы его стихотворные произведения – «Алфавит святых» (1705), «Богородице Дево» (1707), «Осьм евангельских блаженств» (1709). Его стараниями переводились и издавались произведения многих западноевропейских богословов и проповедников. В 1708 году издаётся книга «Феатрон, или Позор нравоучительный, царём, князем, владыкам и всем спасительный», перевод сочинения папского каноника XVII в. Амвросия Марлиана, выполненный с некоторыми изменениями текста оригинала.

В 1709 году выходит в свет «Царский путь креста» – перевод с латинского книги Бенедикта Хефтена «Regia via crucis» (1635). Кроме католических авторов святитель Иоанн перевёл и произведение немецкого лютеранского богослова Иоанна Гергарда († 1637) «Meditationes sacrae».

Эта книга, имевшая в русском переводе заглавие «Богомыслие в пользу правоверных», переиздавалась трижды, но позднее в ней усматривается «многая люторская противность», в 1720 году книга была запрещена.

Самой же известной и читаемой книгой, связанной с именем святителя Иоанна (Максимовича), несомненно, оказывается «Илиотропион». Поскольку первоисточником послужил труд католического монаха, то естественно, что книга изобилует цитатами и ссылками на западных богословов и церковных авторитетов. Конечно, больше всего автор обращается к блаженному Августину^[5], который, кажется, ни в одном из своих значимых произведений не обошёл тему взаимоотношений воли Божией и воли человека. Взаимоотношения Бога и свободной человеческой личности подробно излагаются и анализируются в его духовной автобиографии – «Исповеди». Исследованию путей Промысла Божия в истории посвящено обширное сочинение в тринадцати книгах «О граде Божием».

Кроме того, тема воли Божией и человеческой свободы развивается Августином и в богословской полемике с британским монахом Пелагием и его последователями.

В крайних своих формах пелагианство утверждало полную свободу человеческой воли и способность человека собственными силами достичь совершенства, принижая, а порой и совсем отвергая значение благодати и Промысла Божия в деле спасения. В полемике с пелагианством блаженный Августин отстаивал несомненное значение в деле спасения Божественного действия – благодати. Подчёркивая то, что в грехопадении исказилось всё человеческое естество, в том числе и его воля, блаженный Августин утверждал, что сам человек свободным решением своей воли может лишь стремиться к чему-либо, но осуществить эти благие стремления он способен только с помощью благодати. Утверждая исключительное значение воли Божией в деле домостроительства спасения, блаженный Августин говорит о том, что Господь Сам предопределяет к спасению тех или иных людей. В западном богословии учение Августина о предопределении послужило основанием многовековых споров о соотношении свободы и благодати. Наиболее взвешенные суждения по этой проблеме звучали у преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, учившего о соработничестве благодати Божией и свободной воли человека в деле спасения.

Однако богословскую позицию блаженного Августина в вопросе о значении свободной воли и благодати Божией не следует утрировать. Её достаточно ясно формулирует иеромонах Серафим (Роуз). Отметив, что «фундаментальной ошибкой Августина была его переоценка роли благодати в христианской жизни и недооценка роли свободной воли», он пишет: «Никогда, конечно, Августин не отрицал свободной воли. В самом деле, отвечая на вопросы, он всегда защищал её и порицал тех, кто “превозносит благодать до такой степени, что отрицает свободу человеческой воли и, что более серьёзно, утверждает, будто в день Суда Бог «не воздаст каждому человеку по его делам» (Письмо 214).

В некоторых из его писаний защита свободной воли не менее сильна, чем у святого Кассиана. Достоверный факт, что Августин сам был отцом монашества на Западе, основавшим собственные монашеские общины – как мужские, так и женские, и написал основополагающие монашеские “Правила”, ясно показывает, что в действительности он понимал значение аскетической борьбы, которая немыслима без свободной воли. Поэтому в целом, и особенно когда нужно дать практический совет христианским подвижникам, блаженный Августин преподаёт истинное православное учение о благодати и свободной воле – насколько это возможно в пределах, ограниченных его богословской точкой зрения»^[6].

Что же касается «Илиотропиона», то здесь предпринимается попытка избежать полемических крайностей позиции блаженного Августина. В книге приводятся многочисленные цитаты из творений святителя Иоанна Златоуста и преподобного Иоанна Кассиана. Кроме древних отцов неразделённой Церкви, автор активно использует труды известного французского мистика, «красноречивого Бернарда» Клервоского (XII в.), которого он называет вторым западным учителем после Августина, итальянской подвижницы Екатерины Сиенской (XIV в.)^[7], провозглашённой в XX в. «учителем Католической Церкви», Фомы Аквинского (XIII в.), Фомы Кемпийского (XV в.) и многих других западных богословов.

Такой выбор богословских авторитетов для православного святителя, которому в конечном итоге и атрибутируется русское издание «Илиотропиона», оказывается не случайным. В малоросских духовных школах, а с XVIII в. уже и во всех российских, влияние западного богословия было весьма велико. Образование велось на латинском языке, в качестве учебников использовались богословские труды западных авторов. С одной стороны, это объясняется тем, что в то время общие государственные тенденции все сферы жизни страны ориентировали на Запад и европейские образцы. С другой стороны, необходимо признать, что русская духовная школа нуждалась в определённом развитии и обновлении, а православная система духовного образования и просвещения на христианском Востоке была уничтожена с падением Византийской империи.