— Это все ваши дети? — задала я вопрос.

— Это мои братья, — грустно улыбнулась девушка. — Мамка с папкой погибли в холода, одни мы остались, — девушка торопливо смаргивала непрошенные слезы. Малыш, которого она держала на руках, потянулся к моей голове и ухватил выбившийся локон. Мои кудри без должного ухода непросто к порядку призвать, вот и торчат чаще всего в разные стороны.

— Как вас зовут, ариса? — я сделала шаг ближе к девушке, чтобы ребенку удобнее было, а мне не так больно.

— Лидяса. Так чем я могу вам помочь? — она поудобнее перехватила малыша, которого держала на руках, удерживая его одной рукой. Заметила, чем ребенок занимается, а он как раз собрался засунуть мой локон в рот, мягко отняла и чмокнула в макушку.

— Ариса Лидяса, дело очень деликатное, — подбирала я слова, спешно придумывая, что сказать. По части выдумок я не сильна, мне всегда непросто кого-то обманывать, сразу же краснею и мямлить начинаю. — Мне уже давно снится один и тот же сон и нет мне на утро покоя, — отводя глаза поведала я. — В этом сне Матерь-создательница попрекает меня, что живу я сыто и никому не помогаю, — на ходу сочиняла я. — И велит мне накормить голодного, а то не выйти мне удачно замуж! — выпалила я, наверняка жутко покраснев. — Поэтому, вот, — я достала из-за спины корзину и подала девушке. — Возьмите, пожалуйста, а то не видать мне жениха хорошего!

Одновременно с тем я сунула монеты в ладошку опешившего мальчишки, выглянувшего из-за юбки Лидясы. Мальчик жадными глазами смотрел на корзину. Он схватил серебро по инерции, да так и стоял с этими монетами, держа их перед собой.

— Что вы, ариса? — испугалась девушка. — Я сейчас за такое не расплачусь. Не надо.

— Это дар, подарок, — тут же затараторила я. — Не нужно монет. Просто, когда будете угощаться, вспомните Илрису, так меня зовут и попросите Матерь-создательницу о моем счастье, — смущенно улыбнулась.

— Спасибо, — прошептала Лидяса, смущенная не меньше меня. — Дик, бери корзинку. А что это у тебя? — Мальчик разжал кулачок, и девушка увидела монетки. — Откуда? — выдохнула девушка. — Где ты взял? — испуганно ахнула она.

— Ариса дала, — шмыгнул мальчик, указывая на меня.

— Ариса Лидяса, вы ведь уже согласились мне помочь, — нахмурилась я, отступая на пару шагов, чтобы девушке сложнее было всучить серебро мне обратно. — Прошу вас, не отказывайтесь.

— Вас точно сама Матерь-создательница послала, — прошептала девушка едва слышно. — Ариса, я шью хорошо, — торопливо заговорила она. — Вы спросите Лидясу-мастерицу, вам каждый укажет, где наш дом. Приходите всегда, в любой день, я для вас сразу все сделаю! Все, что хотите! Сейчас нам и правда очень тяжело. Деньги закончились, мальчики болели сильно, все серебро на лекарей ушло, я уж думала, голодать скоро будем. Вы приходите! Прошу вас, приходите!

— Хорошо, ариса. Уверена, это не последняя наша встреча. А сейчас мне пора, — я оглянулась на оставленный прилавок и Дизару, едва управляющуюся с напирающей толпой. — Не болейте. Счастья вам! — с облегчением попрощалась я.

— И вам, ариса!

Как ни в чем не бывало я вернулась к Дизаре с Никосом. Никто из них не стал ни о чем спрашивать, покупатели обрадованно загомонили, что теперь вдвое быстрее очередь двигаться стала. Распродав все подчистую, мы с Дизарой прошлись по рядам, купили ткань мне на платье и готовые кожаные туфельки на тонюсенькой подошве. Никос ждал у телеги. Запрягал он ее не своей дьярой, а одолженной у Димиса. Дьяра Никоса уже слишком стара, чтобы груженую телегу тащить, это я еще вчера поняла. Доживает век скотинка в холе и неге. Никос, когда про свою кормилицу рассказывал, разве что слезу не утирал.

— Двадцать три годка почитай она у нас, — качал головой мужчина. — Сынок наш родился, и в тот же год дьяру мы купили с Дизарой. Ее родители помогли, да мои. Вместе скинулись и Олешку-то купили. Долгие годы служила она нам верой и правдой, да вот сдавать стала. В этом годе так и вовсе… Эх! — махнул рукой Никос, не продолжая. Да и так все понятно. Тяжело расставаться с теми, кто так долго был рядом.

— Что за девка, к какой ты подходила? — на обратном пути все же спросила Дизара, передавая мне пирожок, что брали с собой на тормозок.

— Жалко мне ее стало, — призналась я, с благодарностью принимая угощение. Аппетит разыгрался не на шутку. — Мальчики такими голодными глазами на наш прилавок смотрели, что я не выдержала.

— Добрая ты, Илриса, — поджала губы Дизара. — А доброта она знаешь, и помочь может, и сгубить. Всем не поможешь! Только себя растратишь и все.

— Вот если бы вы, тетушка Дизара, мне не помогли в свое время, что со мной стало бы? — я внимательно посмотрела на женщину. — Может, и той девушке только маленькой помощи и не хватает. Она мастерица, шьет хорошо. Только осталась вот с тремя братьями, родители погибли. Тяжко ей очень. Я ей чуть-чуть помогла, поддержала, чтобы она не сломалась. Иногда этого достаточно, чтобы не упасть, чтобы кто-то подставил плечо в трудный момент. Не взял на себя твою ношу, а просто поддержал.

Глава 12.

— Арис Фирел, говорят, в деревне дом пустует, а можно его посмотреть? — рано утром я нашла старосту и без экивоков задала интересующий вопрос. Про пустующий дом от Никоса слышала, когда мы снова на охоту вместе ходили.

Прошлые две недели мы только и делали, что собирали урожай и продавали его в Житеце, да разок за слязнами в лес выбрались. Самых близких соседей тоже затронуло в тот день, их урожай, в основном на границе с нашим участком, также вызрел раньше времени. Так как именно Никос с Дизарой возили на рынок в город продавать ранний урожай, селяне быстро сложили два и два и пришли к обоснованным выводам. В деревне долго в тайне ничего не удержишь, люди быстро сообразили, что к чему. К нам стали по вечерам приходить многочисленные соседи, близкие и не очень. Все под разными, благовидными на первый взгляд, предлогами. С любопытными Никос сам разбирался, что уж он им говорил — не знаю, но домой никого, кроме Фирела не пускал. Я поначалу даже старалась в одиночку со двора не выходить, только в сопровождении Никоса или Дизары, так что меня пока никто не трогал особо.

Староста, как парламентер от всех деревенских жителей, в один из вечеров за чашкой травяного сбора расспросил более подробно кто я такая, откуда прибыла и как надолго. Откуда дар такой редкий, где родители и все в том же духе. Выкручивались все вместе. В основном Никос напускал туману и не давал точных ответов. Прибыла надолго. Из Лисовиков. Родители благородные. Жених имеется. Только Фирел точно не купился на наш рассказ. Он, конечно, сделал вид, что поверил, будто у деревенского ариса сестра из благородных, но такая версия не выдерживала никакой критики. Однако староста не стал уличать нас во лжи, не стал докапываться до правды, просто выслушал, покивал с умным видом и принял рассказ в том виде, в каком мы его преподали.

— Девке-то одной жизни не дадут, — заявил он в последний свой визит, обращаясь к Никосу, но глядя при этом на меня. — Там хоть ариса, хоть лиария, все одно.

— Спасибо за беспокойство, арис, — спокойно выдержала его взгляд. — Только я не одна.

— Один я давно живу, может…

— Фирел, — перебил его Никос, — поздно уже. Пора тебе, пора. Нам вставать завтра рано.

Староста, к моему удивлению, оказался гораздо моложе возраста, на который выглядит. Со слов Никоса он еще и четвертого десятка не разменял. Лет пять назад молодая жена мужчины скончалась, давая жизнь их сыну. Мальчик, к сожалению, тоже не выжил, прожив дольше мамы лишь на несколько недель, с тех пор Фирел и живет один. Старосте прибавляла лет густая, рано поседевшая борода и чуть сутулая походка, из-за чего впечатление он производит обманчивое. При первой встрече я бы дала мужчине лет шестьдесят пять, а после, узнав немного, чуть меньше. Но все же говор, рассудительность какая-то слишком уж нарочитая и прочие мелочи не позволяли идентифицировать его как молодого мужчину, заставляя считать едва ли не стариком. Мне никак не удавалось принимать Фирела как равного, скорее он виделся сопоставимым по возрасту с дядькой Никосом или моим отцом, которого я никогда не знала. Никосу, кстати, тоже не так много лет, но эта вот мода на бороды делает местных мужчин гораздо старше визуально. Но, опять же, не так много — это около пятидесяти, как мне кажется.